Страница 9 из 18
Вот оно! Александр Ильич Воинов, член-корреспондент, адрес, телефон. Космические науки… Точнее, точнее! Здесь Питер запутался. Александр Воинов ощущался как специалист по межзвездным полетам, а Питер ничего не знал о звездах. Светят, мигают, что еще? Он попробовал представить себе межзвездную пустоту, увидеть ее, как он видел траектории рулеточного шарика и лихорадочный пульс биржевых индексов. Он закрыл глаза, привычно прикрыл их рукой и увидел. Как будто одно это имя, «Александр Воинов», уже означало очень много — Питер Брейген видел ледяную бесцветную пустоту, пронизанную невообразимо крошечными частицами — прямые, как дороги среди вельдта, траектории. Неслышимые катастрофы, беззвучные столкновения. Время, подобное фиолетовой волне, двинулось вспять, из его мерцающих глубин выпорхнул пучок частиц и ударил прямо в глаза. Это было страшно.
…Брейген подозвал Фрону и показал ей справочник. Воинова надо было заполучить во что бы то ни стало. Заполучить, найти среди миллионов людей, выудить… Для постороннего наблюдателя они представили бы забавное зрелище — мужчина и женщина, сидящие, закрыв глаза, над раскрытой книгой. Питеру мешала видеть пугающая картина пустой вселенной, от которой он никак не мог отделаться. Первой сработала Фрона.
— Я думаю, он красивый парень. Определенно красивый. Хорошо одевается… Танцевать не умеет.
Питер сердито фыркнул.
— Что ты сердишься, милый? Я всего лишь женщина. Сегодня же я смогу с ним познакомиться, да-да! Может быть, не надо с ним знакомиться?
Он опять фыркнул. Личное знакомство было нежелательно. Тем они и отличаются от банальных шпионов, что им не надо искать знакомства, выспрашивать, подслушивать, вскрывать сейфы. Но было уже ясно — видение требует хоть какого-то контакта, хоть самого эфемерного, а затем уже начинает действовать.
— Где ты познакомишься с Воиновым?
— В картинной галерее, рядом с бассейном. Он придет на выставку молодых французов через час-полтора.
— Хорошо, — сказал Питер. — Придется знакомиться.
…Фрона вернулась возбужденная, раскрасневшаяся от мороза.
— Там! Он внизу! Он очень много знает о межзвездных полетах, но я ничего не понимаю. Ты спустишься к нему?
— Он охотно поехал тебя провожать?
— Конечно. Он ищет какую-то формулу, Пит. Ломает голову над… ну, не знаю, над чем. Над «фотонным пучком». Бессмыслица. За светской болтовней он отдыхает…
— Пошли!
Фрона переоделась и вышла вместе с Питером в просторный холл. Молодой человек смущенно улыбался, пожимая руку новому знакомому.
Вот он — физик, специалист по космическим двигателям. Он подробно расспрашивал девушку и ее спутника о жизни в далекой Претории и вообще об Африке, о которой у него были, как он сам сознался, примитивные представления из школьных учебников географии. Потом Фрона рассказала, что ей, самой красивой девушке Претории, предложили принять участие в телевизионной передаче, где бы она встретилась с московскими девушками. Студия не предлагала никакой программы, просто поговорить «за жизнь», задавать вопросы друг другу и отвечать на них.
— Что бы вы хотели от меня услышать? — спросила Фрона.
— Прежде всего я хотел бы вас увидеть на экране телевизора. А услышать? Ну, это ваше дело. Но, конечно, только правду.
— Вряд ли будет интересно слушать женскую болтовню.
— Напрасно вы так думаете. Я несколько раз встречался с иностранцами, и у меня всегда складывалось впечатление, что женщины за рубежом, как правило, откровеннее и честнее мужчин.
— А вы мастер говорить комплименты, — расхохотался Питер. — Я думаю, что нам не имеет смысла стоять здесь, в холле, пойдемте лучше в ресторан.
Усаживаясь за столик, Питер подводил свои первые итоги. Его забавляло то, что он заранее знал, как Воинов посмотрит на Фрону, как он придвинет к ней стул и как с увлечением будет говорить о выставке, на которой они познакомились с мисс Мэссон.
— Что вы ни говорите, а в современной живописи что-то есть. Может быть, эти художники только ищут, но путь, по которому развивается их искусство, мне нравится. Абстракционизм?
Воинов задумался, глядя мимо Брейгена.
— У нас, ученых, иногда бывает своя абстракция… У нас в университете был чудаковатый профессор математики, который всегда просил студента «нарисовать формулу»… Раньше я думал, что это всего лишь словесная фигура, а позднее я сам начал воспринимать математические формулы как чудесные картины… Например, совсем недавно я познакомился с формулой одного ученого… Формула, объясняющая необходимость этих космических бездн, или, как он их назвал, векторных стоков… И вот что странно…
Воинов опять задумался.
Фрона смотрела с ужасом на то, как в его мыслях возникает математический рисунок, который она не понимала, но уже знала заранее: как картину, как гениальный набросок мастера. Это был решающий момент. Они начали видеть — они уже знали, что подобные рисунки лежат в рабочем столе Воинова. Сейчас каждое движение ученого говорило им так много, что они не успевали запомнить все. Теперь непосредственный контакт становился вредным — приходилось поддерживать разговор.
— Вы говорите, западный ученый?
— Да.
— Его фамилия Абрахамс?
— Да.
Только сейчас Воинов понял, что его спрашивают о том, что известно немногим специалистам. Он поднял на Питера удивленные глаза и спросил:
— А вы знаете этого человека?
— А как же! Это мой хороший приятель, кстати, тоже из Претории. Сейчас он во Франции. Говорят, что космолет «Лютеция» был спасен Абрахамсом…
Да, Воинов знал эту трагическую историю, одну из немногих историй, когда для спасения людей пришлось обратиться к абстрактным понятиям, абстрактным рассуждениям, почти философским догадкам. Сколько их еще будет, этих неожиданных космических открытий, которые не раз заставят ученых изменить свои представления о пространстве и времени! Космическая бездна слишком огромна, чтобы быть вместилищем простых загадок.
— О доктор, вы фантазер и романтик!
Фрона подарила одну из тех обворожительных улыбок, которые принесли ей славу первой красавицы.
— В моей науке нельзя не быть фантазером и романтиком, А мистер Брейген неплохо осведомлен о космических делах.
— Пресса, дорогой доктор, я люблю читать газеты и кое-что извлекаю. Вот последний номер «Либерасьон». — Питер вытащил из кармана газету и протянул ее Воинову.
Действительно, на второй полосе жирным шрифтом сообщалось о том, что совместный эксперимент — полет французского и советского космических кораблей — проходит успешно. Экипажи изучают «тонкую структуру» пространства. Воинов просмотрел газету без особого любопытства, свернул ее и положил на стол. В этот момент Питер увидел с необыкновенной ясностью, что Абрахамс падает, сраженный двумя пулями. Наконец-то!
— Что вы думаете об этом полете, док? Ваш корабль дойдет до Венеры?
Он мямлил что-то еще, и Фрона перебила его капризным восклицанием:
— Стоит ли об этом говорить? Право, я хотела бы послушать что-нибудь о вашем искусстве, музыке… А то все наука, наука!
Фрона была хорошей партнершей. Она останется с Воиновым в ресторане, а Питер поднимется в свой номер и сможет видеть без помех…
Брейген бодро раскланялся с русским и взлетел на лифте, как на крыльях. Он уже видел рисунки и формулы, записанные острым, четким почерком. Скорее к блокноту! Скорее, скорее!.. Вот что значит удача, смекалка, смелость… Питер лихорадочно исписывал страницу за страницей, у него уже сводило пальцы. А в ресторане Воинов улыбался и смотрел на Фрону. «Пусть смотрит. Работа требует жертв, — подумал Питер Брейген. — Пока что мы избавились от коллеги Абрахамса».