Страница 60 из 73
Льюк закусил губу и уронил голову на грудь, как бы признав свое поражение:
— Кто может скрыть что-нибудь от тебя! Но ты обещал мне: если я покажу дорогу к сокровищам племени, ты отпустишь на свободу меня и двух моих друзей.
Вилу приобнял Льюка за плечи, с удовольствием созерцая пустынный берег:
— Ну конечно! Я держу свое слово. Вы трое получите свободу. А теперь возьми правильный курс!
Воитель неловко повернул штурвал:
— Это севернее. Встречные течения не причинят нам вреда, если ты прикажешь поднять все паруса и идти на веслах на половинной скорости.
Рангувар подождала, пока мимо продефилирует Живодер, и повернула голову. Показался Вург. Его то и дело обдавало брызгами.
— Льюк еще не подал знака. Но на вашем месте я бы был наготове сегодня ночью. К ночи мы как раз подойдем к высоким скалам. Там будет глубоко.
34
Хорек Заплата вернулся с вахты и плюхнулся на груду парусины и старых веревок. Он промок до костей и был рад снова оказаться в большом дымном кубрике:
— Ну и ночка! Холодно, как у жабы под мышкой. Ветер ледяной, как сердце нашего капитана. Осталось чего-нибудь пожрать?
Блохастый указал ему на пустую сковородку на столе:
— Смотри сам, приятель. Если что-нибудь найдешь, оставь половину мне. И какого дьявола мы здесь делаем? Почему мы не где-нибудь на юге, на теплом солнышке? Почему не рвем с деревьев спелые фрукты и не разоряем птичьи гнезда? А здесь мы что будем делать? Подыхать от голода и холода?
Аккла подобрался поближе к горячей печке:
— Ты что, Блохастый, уши отморозил? Не слыхал, что мы приплыли сюда за сокровищами?
— Сокровища?
Заплата тоже уселся у печки.
Аккла сунул в огонь кончик веревки и теперь наблюдал, как он ярко горит, как языки пламени лижут тонкие волокна:
— Ну да, сокровища! Знаете Льюка Воителя? Так вот, он сейчас ведет наш корабль туда, где спрятаны драгоценности его племени. Вилу договорился с ним, пообещал отпустить на свободу его самого и двух его друзей, когда капитан наложит лапу на сокровища.
Блохастый понимающе ухмыльнулся, обнажив свои почерневшие зубы:
— Ах, отпустить на свободу? Помнишь, Виллаг, как он отпустил на свободу тех четверых ежей?
Крыса злорадно усмехнулся:
— Еще бы не помнить! Они скрывали, где спрятан урожай зерна. И Вилу пообещал отпустить их, как только он положит себе в рот первое зернышко! Они и показали ему тайник! Хо-хо-хо!
Одного из разбойников еще не было на корабле в те времена, поэтому он спросил:
— И что? Отпустил их Вилу Даскар?
Аккла поискал глазами еще веревки, чтобы сунуть в печку:
— О, конечно, отпустил! Он велел засунуть их в мешки из-под зерна, мешки зашить, привязать к каждому по тяжелому камню, и — за борт. На прощание он сказал им: «Вы покидаете мой корабль живыми и свободными, отправляйтесь куда хотите!»
Разбойники захохотали, дружески хлопая друг дружку по спинам.
— Наш капитан ни разу в жизни не соврал. Хо-хо-хо!
— Интересно знать, что он придумает для этого Льюка и его приятелей?
— Ха-ха! Держу пари, он заведет их на вершину какой-нибудь скалы и отпустит на волю, как птичек. Пусть летят!
— Или познакомит их с новыми друзьями, с акулами, например. Ха-ха-ха!
— Что бы он ни придумал, это будет потеха! А потом двинем на юг, к солнышку, туда, где много жратвы! Правда, уже без Льюка и его приятелей.
Паруг сделал знак Блохастому, указав ему на дверь своей веревкой с узлами:
— Ну ты, шевели лапами, тебе менять Заплату на вахте. Нечего тут рассиживаться и трепать языком, марш на палубу!
Блохастый бросил на боцмана полный ненависти взгляд. Завернувшись в кусок парусины, он поплелся на вахту. Аккла крикнул ему вслед:
— Смотри, не попадись в лапы Морскому Привидению!
Приоткрыв дверь, Блохастый плюнул на нее, и ветер тут же вернул ему плевок:
— Как же! Морское Привидение! Оно исчезло с корабля, как только кончилась жратва. И муху нечем накормить. А Привидение принесло несчастье — и только его и видели!
Боцман запустил в Блохастого старым башмаком. Тот едва успел увернуться.
— Тебе придется иметь дело кое с кем еще кроме Морского Привидения, если ты так и будешь торчать там, открыв дверь. Здесь уже и так холодно, как в могиле! А ну убирайся, лентяй, и закрой дверь с той стороны!
Бью и Вург взобрались на борт корабля, не в силах больше переносить холод и другие лишения на плоту. Хватаясь за все попадавшиеся им выступы, они вскарабкались по корпусу «Пиявки», оставшись незамеченными сверху, где Льюк стоял у штурвала, охраняемый десятком разбойников и самим Вилу Даскаром. Над ними был устроен навес, а неподалеку поставлена жаровня, над которой они грели замерзшие лапы. Друзья пробрались в носовую часть корабля и спрятались за крышкой люка, на которой висела парусина. Отсюда им была видна береговая линия: белая полоска песка, а за ней — острые скалы, вонзающиеся в ночное небо.
Бью присел, съежился и заметил:
— Что ж, не бог весть что, Вурги, но, как говорила моя старая тетушка: «Лучше хоть что-то, чем ничего, особенно когда у тебя ничего нет!»
Вург дружески обнял Бью:
— А знаешь, что говорила моя старая тетушка? Она говаривала: «Запомни: если ты прячешься за крышкой люка, завешенной парусиной, да не один, а вместе с зайцем, не позволяй этому зайцу болтать о том, как он проголодался, и тем более, петь». Вот что она говорила.
Бью все еще немного дулся на Вурга:
— Еда? А кто сказал, что я собирался говорить о еде, будь она неладна? А уж петь тебе я точно не стану! Не дождешься. После того, как ты испортил мою лучшую песню… Дикарь, вот ты кто! О, Великие Времена Года! Ты только посмотри вперед, Вург!
Вург оторвался от парусины, в которую упирался взглядом, и посмотрел на бушприт, чтобы понять, каким курсом следует судно.
— Высокие Скалы, Бью! Мы идем прямо на Высокие Скалы!
Подобно доисторическим гигантам, бросавшим вызов небесам, каменные монолиты высились вдоль берега. Волны разбивались в белую пену об их подножия. Белые брызги разлетались во все стороны. Ветры гуляли между страшными каменными столбами и завывали так, что получался странный эффект: казалось, что слышишь вопли истязаемых живых существ. Вершины скал касались гонимых бурей облаков.
Впервые в жизни Бьюклэр Фетрингсол Косфортингам потерял дар речи. Он сидел и смотрел на скалы, раскрыв рот.
Вург первым пришел в себя:
— Льюк собирается разбить корабль о скалы! Быстрее, Бью, спускайся вниз, к Рангувар. Я думаю, Льюк подаст сигнал очень скоро. Я проберусь на корму и буду ждать. Как только услышу его, я пойду вдоль борта и буду кричать изо всех сил. Иди же!
Вилу Даскар тоже кое-что испытывал впервые в жизни. Страх! Он уже видел эти скалы, давно, когда был много моложе. Но больше он мимо них не плавал и зарекся делать это. А теперь бушевала буря, и его «Пиявка» шла прямо на скалы, и рассчитывать ему было не на что, кроме искусства мыши-рулевого, привязанного к штурвалу. У Даскара пересохло во рту, его прошиб холодный пот, лапы дрожали, в животе урчало. Изо всех сил потянув за веревку, которой был привязан Льюк, он пронзительно завопил:
— Смотри, что делаешь! Будь осторожен с моим кораблем. Обходи скалы. Уходи в сторону, я сказал!
Льюк упрямо нагнул голову, не обращая внимания на врезавшуюся в шею веревку:
— Ну, как ты себя чувствуешь, убийца, когда смерть смотрит тебе в глаза? — процедил он сквозь зубы. — Самое время вспомнить обо всех невинных жертвах, которых ты отправил на тот свет. Ну же, расскажи мне, как ты себя чувствуешь?
Вилу дотянулся до штурвала и положил на него лапу. Тогда Воитель нагнулся и впился зубами в лапу горностая. Тот с диким криком отдернул ее. Разбойники достали оружие. Льюк крикнул им, не поворачивая головы:
— Если ты или твои головорезы шевельнутся, я крутану штурвал и брошу корабль прямо на скалы!
Самой большой ошибкой Вилу было привязать Льюка к штурвалу. Теперь корабль был полностью в его власти. Горностай подал своим знак стоять смирно. Тогда Льюк понял, что сейчас его ход. Закинув голову, он издал крик такой силы, на какую только способны были его легкие, мощный и протяжный: