Страж вишен

Сердце мое радовалось, когда я видела светящиеся неподдельным счастьем глаза Андрея, его веселую улыбку, слышала его задорный смех. Он будто бы вынырнул из какой-то трясины, возродился и теперь не видел вокруг ничего, кроме своей любимой.

Лена оказалась девушкой на редкость воспитанной и добросердечной. Лучшей снохи я для себя не могла бы и желать. Но от разговоров о свадьбе она пока тактично уклонялась, и я понимала, что это не потому, что она не уверена в Андрее; просто она сознавала свое неясное положение, памятуя о моих резких разногласиях с ее отцом.

Саша закончил своего «Стража Вишен». Роман получился по-своему оригинальный. Он состоял из двух частей. В первой главным действующим лицом был мужчина (который медленно сошел с ума, пытаясь отыскать Стража Вишен и пообщаться с ним). Во второй действие уже развивалось вокруг другого персонажа – молодой женщины. Она также мечтала встретиться с таинственным Стражем. Но ее судьба сложилась несколько иначе – она свою мечту все-таки воплотила…

Когда я прочитала весь роман до конца (пока он был еще в рукописи), то мне сразу подумалось – а не с нас ли обоих списал он своих главных героев? Мужчина из первой части, несомненно, был наделен Сашиными чертами. Что же касается женщины… Тут мне судить было сложнее. Но определенные ассоциации все же напрашивались.

Я позвонила одному своему знакомому издателю и попросила его принять Сашину рукопись к рассмотрению.

Саша также завершил и работу над картиной с одноименным названием. Затем выставил ее на новогоднем вернисаже. Я точно знаю, что ему предложили за нее пятьдесят тысяч евро, но он отказался.

На картине сам Страж Вишен был не виден; точнее сказать, сквозь мастерски выписанный туман, окутывающий вишневые деревья, проступали лишь неясные очертания. Кстати, и в романе автор также оставляет читателя в неведении относительно облика Стража. Да, героиня в финальной сцене видит Его, но – никакого внешнего описания не дается. Именно поэтому я затруднялась определить жанр романа. Мистический триллер? Детектив? Драма? Философское размышление о жизни? Скорее всего, все это вместе. В коммерческом успехе Сашиной книги я, если честно, сомневалась, но мне очень хотелось, чтобы он напечатал первый большой роман и поверил в свои возможности.

Санкт-Петербург, январь 2004 года

С момента, как Петя Сычев возвратился домой ни с чем (то есть не выполнил того, что поручил ему дед), Александр Тимофеевич совсем сдал. Теперь он почти все время молчал, сидя в своем кресле у окна. Спал мало и практически ничего не ел. Врачи не могли помочь старому особисту. Они назначали разные лекарства, а он их не принимал. Один из докторов даже потихоньку вывел Петю в прихожую и сказал, качая головой: «Готовьтесь к худшему, юноша. Он не хочет жить».

Петю все это очень и очень расстраивало; он любил дедушку и, как мог, старался объяснить ему, что попросту не способен на убийство человека. Александр Тимофеевич выслушивал его молча, глядя в одну точку. Никогда ничего не возражал, и это нервировало Петю еще больше. Он сделал попытку утешить дедушку, показывая ему статьи в газетах о тех неприятностях, которые обрушились в конце осени – начале зимы на главу «Регион-банка» (арест, затем налоговые проверки, атака неизвестных бандитов на коммерческие точки Никулина). Но и это оставило Сычева-старшего равнодушным, по крайней мере, внешне. Единственное, что он иногда делал – это брал лист бумаги и карандаш и исписывал весь лист одним лишь словом – «Смерть». После чего принимался исступленно водить грифелем по бумаге, пока карандаш не ломался; но он продолжал водить и водить, и переставал лишь, когда Петя подходил и мягко брал его за руку…

Все чаще врачи (которые регулярно навещали старика) произносили короткое, но емкое слово «маразм». Но Пете страшно было поверить, что его дедушка, всегда такой разумный и рассудительный, вдруг стал подобен трехлетнему ребенку…

Областной центр

Под конец рабочего дня на парковке, примыкающей к «Регион-банку», взорвались сразу три иномарки. Все они принадлежали высокопоставленным работникам банка. Это стало продолжением войны, которую некто объявил областной бизнес-элите. До взрывов на автостоянке уже были налеты на валютные обменники, поджоги магазинов, кафе, угрозы по телефону…

Никулин, узнав об очередной выходке неизвестных, немедленно вызвал к себе Семена, шефа своей службы безопасности (который не так давно оправился от ранения, полученного в перестрелке с Ковшом).

– И долго это будет продолжаться? – в притворно-спокойной манере спросил его Павел Игнатьевич.

– Видите ли, я… Мои люди уже вычисляют этих отморозков. Думаю, им вскоре не поздоровится.

– Пока что нам нездоровится, Сеня! Ты посмотри, что в городе творится – сычевские объекты уже все позакрывались, люди боятся на работу выходить. Точки этой Огородниковой тоже не сегодня-завтра самоликвидируются. Остаемся мы. И ни одна собака не знает, кто все это учинил! Разве так бывает, Сеня, дорогой!?. Ведь обычно в таких случаях сразу узнаешь, откуда ноги растут! Я хочу ведь этих засранцев мертвыми, ты понимаешь?..

– Делаю все, что в моих силах, – тихо ответил Семен, не поднимая глаз.

– Значит, силы у тебя уже не те! – рявкнул Никулин. – Даю тебе неделю срока. Или ты предъявишь мне этих кретинов, или…уходи к чертовой матери, вахтером в детский сад! Я благодарен тебе за то, что ты тогда закрыл меня от пули. Но в твоей профессии, Сеня, прошлые заслуги не в счет, и ты сам это знаешь.

Оставшись один, Никулин плеснул себе коньяку из пузатой бутылки, которая стояла в его баре, и выпил, закусив крошечным кусочком лимона. В последнее время он часто пил. И не в компании, а один, по-скорому, залпом…

… А неделя срока, отпущенная Павлом Игнатьевичем для поимки дерзких налетчиков, Семену не понадобилась; на следующий же день после разговора со своим боссом начальник охраны погиб: выходя утром из своего подъезда, он получил автоматную очередь в живот из проезжающего мимо джипа…

Генерал Сотников, который поначалу с большим недоверием отнесся к информации своего подчиненного о батальоне «Пиковый туз», довольно скоро убедился, что подполковник нащупал реальный след, и что дело может оказаться гораздо серьезнее, чем казалось поначалу.

Запрос по линии Генштаба остался без ответа; генерал, предвидя это, заранее созвонился со своим старым школьным приятелем, который трудился в думском комитете по оборонной политике, и попросил его выяснить все, что можно о спецподразделениях, существовавших в советской армии период боевых действий в Афганистане. Школьный приятель перезвонил через два дня.

– Извини, Игорь, – сказал он. – Даже мне это дело не по зубам. Тут нужен особый доступ, его надо пробивать через Минобороны… Тебе и впрямь это очень нужно?

– Желательно, – ответил Сотников, уже понимая, что вновь напоролся на стену.

Приятель на том конце провода немного помолчал.

– Ладно, я постараюсь что-нибудь придумать. Но особо обнадеживать тебя не буду. Сам понимаешь – Афган был относительно недавно, и многие из тех, кто напрямую был причастен к этой заварушке, все еще сидят в своих высоких креслах.

– Понимаю, – хмуро отозвался генерал.

Утром следующего дня, как только Игорь Валентинович прибыл на работу, помощники вручили ему видеокассету, которую принес курьер из службы срочной доставки. На пакете, в которую она была завернута, значилось – «Генералу Сотникову, лично в руки».

Повертев кассету и тщательно осмотрев ее со всех сторон, генерал приказал принести в его кабинет видеомагнитофон.

Едва включив запись, Сотников понял, что самые большие неприятности лично для него – еще впереди…

Конечно, он без труда, несмотря на плохое качество картинки, узнал на пленке себя и тех двух смазливых девиц, с которыми имел неосторожность провести время четыре года назад в одном частном загородном центре досуга. Тогда Игорь Валентинович еще не был начальником УВД, а занимал должность зама и носил полковничьи погоны. Теперь кто-то давал ему понять, что держит его судьбу и карьеру в своих руках.