Страница 2 из 33
Ганоэс пожал плечами.
— Говорят, он отрекся от бога.
Наконец воин обернулся к мальчику. Лицо «сжигателя мостов» было изуродовано шрамом, левая щека и подбородок обожжены.
«Слишком молод для офицера», — подумалось Ганоэсу.
— Извлеки из этого урок, парень.
— Урок?
— Любое решение, которое ты принимаешь, способно изменить мир. Лучше всего жить так, чтобы боги тебя не заметили. Хочешь быть свободным, парень, — живи тихо.
— Я хочу стать воином, героем.
— В детстве все хотят быть героями. Повзрослеешь — расхочется.
Флюгер Ложного замка вновь отчаянно заскрипел. Ветер, подувший с моря, отогнал удушливый дым, принеся ему на смену вонь гниющей рыбы и прочие «ароматы» густо заселенного побережья.
Появился еще один «сжигатель мостов». У него за спиной висела обшарпанная скрипка. Он был высок, жилист и очень молод, всего на несколько лет старше двенадцати летнего Ганоэса. Лицо и запястья покрывали странные пятна, форменное одеяние ему выдали отнюдь не вчера, а доспехи представляли собой пеструю иноземную смесь. На поясе у него висел короткий меч в потрескавшихся деревянных ножнах. Чувствовалось, оба «сжигателя мостов» были давними боевыми друзьями. Второй воин прищурился, пытаясь хоть что-то разглядеть за дымовой завесой над Мышатником.
— Плохо дело, когда маги теряют голову, — сказал он. — Тогда все их могущество летит псу под хвост. Вряд ли нам стоит держать целый штат боевых магов. Хватило бы и нескольких «свечных ведьм».
Офицер вздохнул:
— Посмотрим, на что они способны.
Солдат усмехнулся.
— Впрочем, чего еще ждать от необстрелянных новичков? Кого-то эта заварушка наверняка испугает на всю оставшуюся жизнь. А кроме того, — добавил он, — по-моему, там хватает тех, кто исполняет еще чьи-то приказы.
— Пока это лишь догадка.
— А разве то, что творится в Мышатнике, — не доказательство?
— Возможно.
— Ты слишком уклончив, — сказал солдат. — Угрюмая говорит — это твоя главная слабость.
— Угрюмая — головная боль императора, а не моя.
Его собеседник пробормотал:
— А может быть, и наша общая, пока не стало слишком поздно.
Командир промолчал и медленно повернулся к собеседнику. Тот пожал плечами:
— Всего лишь предчувствие. Ты же знаешь: она взяла себе новое имя. Ласэна.
— Ласэна?
— Напанское словечко, которое означает…
— Я знаю его значение.
— Надеюсь, императору оно тоже известно.
— Это значит «хозяйка трона», — сказал Ганоэс.
Оба воина обернулись к нему.
Ветер опять поменял направление, и всем троим пришлось выслушать душераздирающие жалобы флюгера. От крепостных стен веяло холодом.
— Мой учитель — напанец, — пояснил Ганоэс.
Позади раздался еще один голос, женский, холодный и властный:
— Капитан!
Оба воина обернулись, но без излишней спешки. Офицер сказал своему товарищу:
— Новой роте нужно подкрепление. Пошли Дуджека и его ребят, да пусть прихватят несколько саперов, чтобы сдержать огонь. Только еще не хватало спалить Малаз дотла.
Солдат кивнул и проследовал мимо женщины, не удостоив ее и взглядом.
Женщина стояла у самого входа в квадратную смотровую башенку. По обе стороны от нее замерли телохранители. Темно-синяя кожа выдавала в ней напанку, но всем остальным она ничем не отличалась от прочих женщин, служивших в малазанской армии. Серый плащ, волосы мышиного цвета, по-военному коротко подстриженные, черты лица тонкие и весьма неприметные. Но от вида телохранителей женщины Ганоэсу стало страшно. Оба высокие, в черных одеждах, руки скрещены на груди и плотно засунуты в рукава. Лица телохранителей закрывали капюшоны. Ганоэс никогда раньше не видел «когтей», но инстинктивно почувствовал, что оба принадлежат к этой тайной и очень могущественной организации. Значит, эта женщина…
Капитан сказал:
— Опять, Угрюмая, мне приходится расхлебывать заваренную тобой кашу.
В голосе воина слышалось презрение. «И как он не боится?» — мысленно удивился Ганоэс. Все знали, что не кто иной, как Угрюмая, создала «Коготь» и главенствовала над ним, деля власть разве что с императором.
— Капитан, у меня теперь другое имя.
Тот скривился:
— Да, слышал. В отсутствие императора ты стала слишком самонадеянной. Но он не единственный, кто помнит тебя обыкновенной девкой-служанкой из Старого города. Правда, много воды утекло с тех пор.
Выражение лица женщины ничуть не изменилось, будто она и не слышала обидных слов.
— Я отдала совсем простой приказ, — сказала она. — Похоже, твои новобранцы не справились даже с этим заданием.
— Да, совсем просто бросить необстрелянных сопляков, а потом упрекать их, что не смогли справиться.
— Меня не касалось, кто именно будет выполнять приказ, — огрызнулась Угрюмая. — Но я разочарована. Мы показали свою слабость тем, кто нам противостоит, а это негоже.
— И кто же нам противостоит? Кучка жалких «свечных ведьм», зарабатывающих на жизнь своими ничтожными способностями? Ну есть у них в укромных местечках на побережье свои школы. Клобук тебя накрой, Угрюмая, ну чем их возня может угрожать империи?
— Новый закон запрещает применение магии и колдовства кем попало!
— Это твои законы, Угрюмая. Они действуют только на папирусе. Можешь не сомневаться: когда император вернется, он сразу же их отменит.
Женщина холодно улыбнулась:
— Должна вам сообщить приятную новость: корабли для перевозки ваших новобранцев готовы. По правде говоря, мы совсем не будем скучать ни по вам, ни по вашим беспокойным и своевольным солдатам, капитан.
Не говоря больше ни слова и даже не взглянув на мальчика, стоящего за капитаном, она резко развернулась и в сопровождении своих телохранителей вернулась в крепость.
Ганоэс и воин вновь повернулись в сторону Мышатника. Там были видны пробивавшиеся сквозь дым языки пламени.
— Когда-нибудь и я стану воином, — произнес Ганоэс.
«Сжигатель мостов» усмехнулся:
— Если не преуспеешь ни в чем другом, сынок. Только вконец отчаявшиеся люди берут в руки меч. Запомни мои слова и мечтай о чем-нибудь более достойном.
Ганоэс нахмурился:
— Вы не похожи на других солдат, с которыми я говорил. Своими рассуждениями вы напоминаете мне моего отца.
— Но я не твой отец, — отрезал капитан.
— В мире и без меня хватает виноторговцев, — сердито бросил ему Ганоэс.
Капитан прищурился и открыл было рот для того, чтобы подобающе ответить самоуверенному мальчишке, но передумал.
Довольный собой, Ганоэс Паран повернулся к горящему кварталу.
Флюгер Ложного замка заскрежетал опять. Стену обдало горячим дымом. К запахам горящих тряпок, крашеного дерева и разогретых камней отчетливо примешивался новый, с тошнотворно сладким привкусом.
— Они подожгли скотобойню, — процедил сквозь зубы Ганоэс. — Свиньи.
Капитан поморщился. Он долго молчал, потом облокотился на зубец стены и, не глядя на Ганоэса, проговорил:
— Поступай как знаешь, парень. Тебе жить.