Рассвет

– Кроме рыбы Виктор поймал еще несколько черепах, – сказала Элисон. – Мы долго ломали голову над тем, как их приготовить, потом решили разбить панцирь, вырезать мясо и просто зажарили его.

– Ну и как на вкус? – поинтересовалась Лилит.

– Все ели, и никто не пожаловался, – улыбнулась Элисон. – Но пока мы возились с мясом, оанкали держались от нас на почтительном расстоянии.

Врей широко улыбнулся.

– К нашему костру из них никто тоже не подсел, сама видишь.

– Сомневаюсь, что нам удастся достать их таким простым образом, – подал голос Габриэль.

Молчание.

Лилит вздохнула.

– Ну ладно, Гейб, пора уже успокоиться. Что опять на тебя нашло? Появились новые вопросы? Или претензии пополам с прямыми обвинениями?

– Может быть. И то и другое.

– Слушаю тебя?

– Ты не дралась с оанкали. Ты что же, решила выступить на их стороне?

– Ты хочешь сказать, решила ли я выступить на их стороне против вас?

Злобное молчание.

– А где был ты, когда Курт зарубил Джозефа?

Тэйт накрыла ладонью руку Лилит.

– Курт под конец просто спятил, – сказала она. Ее голос был очень тихим и виноватым. – Никто даже не предполагал, что до такого дойдет.

– Но он убил Джозефа, – снова повторила Лилит. – А вы все просто стояли и смотрели.

Некоторое время все продолжали молча есть рыбу, но никто больше не получал удовольствия от еды. Они смотрели на сидящих у других костров, которые поднимались и подходили к ним, чтобы предложить бразильские орехи, фрукты или кассаву в обмен на рыбу.

– А зачем ты разделась? – вдруг спросил ее Врей. – Вокруг тебя мы дрались за свою свободу, а ты вдруг надумала путаться со своим оолой прямо посреди драки!

– К тому времени драка уже закончилась, – ответила Лилит. – Ты и сам это знаешь. А оолой, с которым я, как выразился, путалась, было Никани. Курт почти полностью отрубил ему одну из чувственных рук. Я уверена, что ты заметил и это тоже. Ему было необходимо мое тело, чтобы исцелить себя.

– Но какого черта ты бросилась ему помогать? – снова спросил хриплым шепотом Габриэль. – Почему ты не оставила его подыхать?

Его слышали многие сидящие за соседними кострами, не говоря уж о почти всех оанкали, находящихся на корабле.

– Это было бы бесполезным злом, – отозвалась она. – Я знаю Никани с тех пор, когда оно еще было ребенком. И что же я, по-вашему, должна была позволить ему умереть, а потом обратиться к услугам какого-то другого оолой? От этого не было бы пользы не только мне, но и всем вам.

Габриэль подчеркнуто отодвинулся от нее.

– У тебя на все всегда есть ответ. И всегда твой ответ уклончив.

Мысленно она рассмотрела и отвергла несколько примеров того, как лукавил в разговорах Габриэль, к чему тот имел огромную склонность. Решив не начинать перебранку, она сказала так:

– К чему ты все время клонишь, Габриэль? Что, по-твоему, я не сделала для того чтобы вы могли оказаться на свободе на Земле на пару дней раньше?

Он ничего не ответил, но выражение его лица по-прежнему оставалось упрямо-злыми. Он не мог предпринять каких-то действий, и это было невыносимо для него. Требовалось на кого-то срочно переложить вину за происшедшее.

Лилит заметила, как встревоженная Тэйт осторожно взяла Габриэля за руки. В течение нескольких мгновений они мучительно терпели прикосновение друг к другу, представляя собой двух брезгливых человек, передающих друг другу отвратительную змею. Потом их руки разъединились, и это им удалось сделать почти без внешних проявлений отвращения, но все равно всем все было понятно. Все всё видели и знали. И по этому поводу от Лилит тоже ожидали ответа, в этом можно было не сомневаться.

– Что с нами происходит! – выкрикнула Тэйт. Она взмахнула рукой, которой только что касалась Габриэля, словно для того чтобы стряхнуть с нее капли мерзкой слизи, попавшей туда со шкуры змеи. – Как нам от этого избавиться?

Лилит почувствовала, как ее плечи поникли.

– Я не знаю. То же самое было в последнюю ночь между мной и Джозефом. Пока что я не спрашивала Никани, что такое оолой сделали с нами. Могу предложить только одно – вы, Тэйт и Габриэль, можете поговорить об этом с Кахгуяхтом.

Габриэль упрямо потряс головой.

– Я не могу больше его видеть. Это… существо… я больше не позволю себя обращаться к нему за помощью.

– В самом деле? – подала голос Элисон. В ее вопросе звучало столько неприкрытой иронии, что лицо Габриэля стало злым.

– Нет, – ответила за Габриэля Лилит. – Гейб пытался обмануть себя. Я верю в то, что ему хочется возненавидеть Кахгуяхта. Он ищет причину для того чтобы ненавидеть его, убеждает себя, что ненависть необходима. Хотя недавно, во время стычки, бросился с топором на Никани, а не на Кахгуяхта. И здесь, сейчас, он пытается обвинить во всем не Кахгуяхта, а снова меня. Черт, может быть это очередная хитрость оанкали, ведь по сути это они подставили меня, подняли на крест, где любой может обвинить меня во всем и плюнуть в лицо, но одно я скажу вам твердо – ненависти к Никани во мне нет. И ненависти к оанкали во мне не будет никогда, я уверена в этом. Я знаю, что то же самое можно сказать о нас всех, по крайней мере по отношению каждого к его собственному оолой. Тут они связали нас по рукам и ногам.

Габриэль поднялся. Стоя прямо над Лилит, он с ненавистью смотрел на нее сверху вниз. Над лагерем повисла тишина, все смотрели на Габриэля.

– Мне плевать на то, какие нежные чувства ты испытываешь к этим тварям! – бросил он. – Ты можешь говорить только за себя, но на меня переносить свои извращенные привязанности не имеешь права! Тебе на все наплевать, можешь раздеваться догола и трахаться со своим Никани где придется. Все знают, что ты его шлюха! Ты продалась этим бестиям, как похотливая самка!

Лилит почувствовала, как на плечи ей опустилась усталость всех этих дней, как ушли из нее силы и желание вести дальнейший спор.

– Кем же тогда можно назвать тебя, Габриэль? Ты ведь тоже несколько раз переспал с Кахгуяхтом.

В течение нескольких мгновений она была уверена, что Габриэль вот-вот бросится на нее. И, признаваясь самой себе, сознавала, что хотела, чтобы это случилось.

Но ничего не произошло. Повернувшись, Габриэль направился ко входу в хижину. Несколько мгновений Тэйт прожигала Лилит взглядом насквозь, потом поднялась и вошла в хижину вслед за Габриэлем.

Поднявшись от костра оанкали, к Лилит подошло Кахгуяхт.

– Ты наговорила тут лишнего, – мягко заметило оно ей.

Она не стала поворачиваться к нему.

– Я ужасно устала, – ответила она. – И выхожу из игры.

– Что?

– С меня хватит, – сказала она. – Я больше не стану изображать козла отпущения вам в угоду. Я больше не желаю, чтобы мои соплеменники видели во мне Иуду. Я не заслужила к себе такого отношения.

Постояв над Лилит еще с минуту, Кахгуяхт повернулось и двинулось к хижине вслед за Тэйт и Габриэлем. Оглянувшись на него, Лилит покачала головой и печально улыбнулась. Она принялась думать о Джозефе, представляя его сидящим рядом с собой, чувствуя его тепло, слушая, как он говорит ей, что нужно во всем проявлять осторожность, спрашивает, зачем она заработала себе пару новых недругов, какой в этом был толк. Конечно, это было бессмысленно. Просто она устала. А Джозефа рядом не было.

Люди сторонились ее. По ее мнению, причин для этого было две – они либо видели в ней предателя, либо бомбу с тикающим часовым механизмом.

Она не возражала против того, что ее наконец оставили в покое. Ахайясу и Дайчаан спросили ее, не желает ли она отправиться с ними домой, когда они соберутся уходить, но она отказалась. Она предпочитала оставаться здесь, в этом искусно выполненном муляже Земли, до тех пор, пока не наступит пора отправляться на настоящую Землю. Она хотела видеть вокруг себя людей так долго, как это представится возможным, хотя больше не любила их.

Она собирала хворост для своего костра, или фрукты, когда хотела есть, практиковалась в рыбной ловле, испробовав разные способы, о которых когда-то читала. Проявив чудеса настойчивости и упорства, она смастерила из плетеных прядей травы и специально оструганных палочек ловушку, в которую рыба могла бы заплыть и обратного выхода найти не могла. Свою ловушку, одну, а затем две других, она ставила в небольшом ручье, впадающем в реку, и постепенно ее улов увеличился настолько, что она смогла обеспечивать рыбой всех людей в лагере. Когда рыбы стал оставаться излишек, она попробовала коптить ее, чтобы сохранять впрок, и неожиданно получила очень неплохие результаты. Никто не думал отказываться от ее рыбы только потому, что ее ловила она. Вместе с тем долгое время никто не заводил с ней разговор о том, каким образом она мастерит эти свои ловушки – сама же она больше ничего никому не рассказывала. Ей больше не хотелось никого учить; быть может она еще поделится с кем-нибудь своим знанием, но только если человек изъявит желание сам. По сути, это тоже оказалось для нее наказанием, косвенная вина за которое ложилась на оанкали, поскольку не так давно она внезапно обнаружила, что обучение доставляет ей удовольствие. Но само собой, предпочтение она отдавала обучению одного любознательного ученика, чем дюжины не проявляющих к знаниям никакого интереса.