Ревность

– Увидимся здесь через две недели! – прокричала им Чарли, когда они двинулись по черной поверхности водного потока.

Через несколько часов атмосфера внутри каноэ была как в сауне. Черные пластиковые пакеты, хранившие их багаж, притягивали солнечные лучи; они превращали в пар те полдюйма воды, которые скапливались на дне каноэ, так что все пассажиры были окутаны влажным густым жаром.

Плыли против течения, но оно было слабым, и Тэсс сказала, что это увеселительная прогулка. Берега над потоком поросли густыми зелеными кустами и узловатыми вьющимися растениями. Казалось, они движутся от одного маленького озерца к другому, неизменная зелень окружала их со всех сторон. Один раз они едва не натолкнулись на гигантскую черепаху, сидевшую на плоском камне посреди потока, и Шон пожалела, что соблазнилась лакомством Чарли. Больше она черепах есть не будет.

Жизнь джунглей укрылась от шумного вторжения моторного каноэ; кроме черной воды и зеленого леса, смотреть было особенно не на что. Шон втайне желала, чтобы каноэ натолкнулось на вскипавший над камнем водоворот белой пены, на что-нибудь, что могло бы противостоять их самоуверенности. Когда она видела, как вода внутри каноэ поднимается до края подошв ее теннисных туфель ей хотелось, чтобы она поднялась немного выше. Не слишком высоко, не так, чтобы это представляло реальную опасность, но достаточно для того, чтобы они поняли, что природа будет отныне их постоянным компаньоном – не только дружелюбным, но и враждебным.

Чио-Чио, как теперь все стали называть обезьянку, сидела в клетке в ногах у Шон. Она выглядела уставшей. Иногда она протягивала лапку сквозь проволочную решетку клетки, окунала ее в воду на дне лодки и облизывала пальцы. Но большую часть времени она сидела на жердочке, изучая свои маленькие когти с видом унылого разочарования на круглой белой мордочке.

Мег сделала дюжину снимков Чио-Чио в течение первого часа поездки, но теперь объектив ее фотоаппарата был направлен на Тэсс. Та, казалось, этого не замечала. Она сидела на корме и держала руку на руле, уверенно избегая столкновений с камнями, объезжая затопленные стволы, в другой руке Тэсс дымилась неизменная сигарета. Мег делала снимок, затем опускала камеру на колени. Вот она достала большую толстую линзу из футляра. Девушка казалась очень привязанной к этому футляру. Мег открывала его медленно и осторожно и снова тщательно закрывала, прежде чем переключить внимание на камеру. Футляр был привязан бечевкой к ее лодыжке. По ее лицу блуждала улыбка, словно она предвкушала удовольствие, прилаживая к фотоаппарату новую линзу. Шон наблюдала за ней, вспоминая подслушанный ночью разговор Чарли и Тэсс. Она вспомнила, что сказала Чарли о глазах Мег, о том, что узнала в ее взгляде то выражение, которое было ранее свойственно ей самой. Что она могла иметь в виду, если не желание? И не его ли видела Шон в глазах Мег сейчас?

Мег подняла камеру с вставленной в нее толстой линзой и направила ее на Тэсс. Шон моргнула, когда услышала щелчок затвора объектива. Она попыталась представить себе, какие чувства будет испытывать Мег через несколько недель, когда станет рассматривать фотоснимки своей холодной и непреклонной подруги и вспоминать то грубое желание, что вдохновляло ее.

– Меня просто прожгло прямо через рубашку, – сказала Робин, прикладывая руку к плечу.

Тэсс умудрялась большую часть времени держать каноэ в тени, отбрасываемой берегами. Она перемещала каноэ с одной стороны потока на другую после каждого поворота. Но когда солнце их настигало, оно обжигало кожу подобно горячему металлу. Бедра Шон покраснели. Она одна была в шортах. Она проигнорировала предупреждение Ивена о царапинах, укусах насекомых и солнечных ожогах. Просто было слишком жарко, чтобы носить длинные брюки.

– Впереди дерево! – крикнул Ивен. Упавшее дерево перегораживало большую часть потока, и Шон подумала, что им, может быть, придется перетаскивать каноэ в обход дерева по берегу. Но Тэсс, как опытный навигатор, сумела провести лодку сквозь узкое пространство, отделявшее верхушку дерева от берега; Ивен помогал ей, орудуя веслом. Майка Ивена потемнела от пота. Шон почувствовала, как ее рубашка тоже прилипает к груди и спине. Это напомнило ей другой мучительно жаркий день, когда они с Дэвидом, много лет назад, совершали на каноэ прогулку по каналу в Джорджтауне. От жары у них болели головы, они перестали грести и легли в дрейф. Когда солнечный жар стал невыносимым, она потихоньку перевесилась через край каноэ, и оно перевернулось. Дэвид зачарованно наблюдал за ней, не в силах поверить, что она и впрямь сделает это. Ему следовало бы знать ее лучше.

– Ты сошла с ума! – сказал он, когда они вынырнули на поверхность теплой, грязной воды. Но в его голосе звучал смех. Он схватил ее за руку и потянул вниз. Когда они вынырнули, их головы оказались в воздушном мешке под лодкой. Он поцеловал ее в темноте. Потом запел «Мемори» из «Кошек». Это была одна из немногих песен, слова которой Шон знала. Под днищем каноэ был потрясающий резонанс, гулкое эхо сопровождало их пение, пока они вместе с лодкой плыли вниз по каналу. Когда они закончили песню и вынырнули на поверхность, случайный прохожий на берегу наградил их аплодисментами.

Сейчас она смотрела на Дэвида, сидевшего на другой стороне каноэ, и ей захотелось спросить у него, помнит ли он канал в Джорджтауне, но Шон не смогла этого сделать. К чему было напоминать ему о лучших временах? И зачем было самой вспоминать о них?

В полдень они сделали привал. Когда выбрались на берег, в лесу было необычайно тихо. Они поели копченой рыбы, которой снабдила их Чарли. Рыба была костлявая, но изумительная на вкус. Затем они рассредоточились, чтобы «воспользоваться кустами», как называла это Тэсс.

Когда Шон возвращалась к лодке, она увидела сквозь кусты Робин и Ивена. Они стояли к ней спиной. Робин сняла рубашку и причесывалась, пока Ивен натирал кремом ее шею. Шон прислонилась к дереву и почувствовала, как горит ее собственная шея. Короткая стрижка оставляла шею незащищенной от солнца. Она могла бы попросить у них крем, заговорить с ними, войти в контакт. Но, конечно, она не стала этого делать. Шон вонзила ногти в мягкую кору дерева, когда увидела, как Ивен расстегивает лифчик Робин. Он положил тюбик с кремом в карман, чтобы натирать спину и плечи Робин обеими руками. Волосы Робин касались его щеки. Он что-то шептал ей на ухо. Шон отвернулась. Ивен никогда не посвящал Шон в интимную сторону своего брака. В разговорах предполагалось, что он и Робин были картонными фигурами, которые едва ли соприкасались друг с другом. Это будет невыносимо – наблюдать за ними в течение двух недель, получая каждый день новые свидетельства их близости.

Она вернулась к реке и позволила Дэвиду помочь ей залезть в лодку. Когда Шон перешагивала через борт каноэ, Дэвид стиснул ей руку и запел «Мемори». Он пел так тихо, чтобы только она могла его услышать: «Совсем один при свете лунном…»

И она совершенно непроизвольно улыбнулась ему прежде чем взяла над собой контроль.

Они достигли Даку около трех часов дня. Во всяком случае, Тэсс сказала им, что это Даку. Как она это узнала? Один участок джунглей вдоль реки ничем не отличался от другого.

– Это я вам гарантирую, – сказала Тэсс, помогая им разгружать лодку. – Это Даку, видите, какой узкой стала здесь река?

Река действительно сузилась, берега сблизились настолько, что кроны деревьев, переплетаясь, образовали над водой зеленый туннель, закрывавший небо.

– Около сотни ярдов отсюда, вон в том направлении – залив для купания. – Тэсс указала рукой место вверх по течению, затем она повернулась к лесу вниз по течению. – А здесь мы разобьем лагерь.

– Залив для купания? – Робин откинула с лица влажные волосы тыльной стороной руки. – Я не прочь искупаться прямо сейчас.

– Сейчас на это нет времени, – отрезала Тэсс. – Завтра – пожалуйста. Это хороший залив. Там не так много пираний.

– Пираньи? – вскрикнула Робин.

Тэсс перетаскивала черный пакет с едой с лодки на берег.