Страница 2 из 18
— Проклятая дорога, — пробормотал он, пытаясь выдавить хоть какое-то оправдание. — Глаза уже мерещатся.
Но его руки чуть сильнее сжали руль. Он моргнул, раз, второй, словно проверяя зрение. Тревога, прежде тлеющая где-то в глубине, теперь сжалась в тяжёлый комок у основания горла. Он чувствовал, что там, в лесу, на границе его зрения, было нечто настоящее. И это нечто исчезло слишком быстро.
— Показалось, — повторил он, как заклинание. — Это усталость, долгий путь. Это всё... ничего.
Однако лес, мрачный и немой, оставался. Тени от деревьев сгустились, и даже невидимое существо в их глубине, казалось, продолжало смотреть, но уже откуда-то издалека. Лисовский попытался встряхнуться.
«Это просто старое место, — пытался он убедить себя, — здесь всё странное, всё старое, всё не то. Всё просто… мерещится».
Но ему не верилось.
Что-то мелькнуло у краю поля зрения, он дёрнул головой, но вновь увидел лишь лес. Ничего. Пусто. Тень исчезла, но она оставила что-то в нём — не страх, нет, а растущее осознание того, что с этой деревней и её лесом что-то не так. Что-то сильно, глубоко не так.
Волчье Ущелье встретило его молчанием. Последний поворот, и дорога неожиданно становилась более ухоженной — аккуратная щебёнка, следы от колёс, а потом и тёмные, чуть нависающие дома. Ставни плотно закрыты, ни одной занавески на окнах, ни одного мерцающего огонька. Как будто время в этой деревне остановилось, и вся жизнь из неё вытекла, оставив лишь оболочку.
Александр сбавил скорость до минимума, словно не решаясь прервать этот безмолвный покой. Машина катилась почти бесшумно, только гравий негромко хрустел под шинами. Туман был настолько густым, что казался живым: лёгкие белые клочья клубились у обочин, цеплялись за низкие заборы, стелились под ногами деревьев, а порой едва не касались лобового стекла.
Он чувствовал, как что-то в этой тишине нарастает, становится ощутимым. Воздух здесь был другим — вязким, плотным, словно его можно было потрогать. Александр машинально потёр руки, чувствуя, что салон автомобиля, казавшийся надёжным укрытием, больше таковым не является.
Машина остановилась сама собой, словно устала тащить его всё дальше. Он поставил её на ручной тормоз, но не сразу решился выключить двигатель. Окружающий мир беззвучно ждал. Лисовский, не понимая почему, тоже замер. Впереди — тёмные дома, крыши которых скрывались под слоем зелёного мха. Узкие улочки, покосившиеся заборы, калитки, которые ни разу не скрипнули.
Он глубоко вздохнул, глядя на эту картину. Простой, обычный сельский пейзаж.
«Ничего особенного. Просто тихо. Слишком тихо».
Но почему же он чувствовал, как внутри всё холодеет? Как будто это место само по себе смотрело на него — без глаз, без лица, просто смотрело.
Александр остановил машину у самой границы деревни, где последний разрез дороги ещё сохранял очертания привычного мира. Дальше начиналось что-то другое. Как будто сама природа здесь приняла другое измерение, более глухое, более вязкое. Он выдохнул, глядя перед собой на серые дома, прячущиеся в тумане. Всё словно тянулось к нему, но оставалось неподвижным, лишь ожидание было ощутимо, будто деревня сама выбирает момент, когда принять его.
«Стоит ли выходить? Или немного подождать?», — мелькнуло в голове.
Он всмотрелся в окно: ни одного движения, ни единого звука. Всё это выглядело настолько обыденно, что начинало угнетать. Ветка дерева у обочины, заброшенная телега, одинокая крыша на горизонте. Однако внутри всё громче звучал внутренний голос, убеждающий его, что даже эта обычность может быть обманчива. Ему вдруг показалось, что деревня знает, что он здесь. Ещё до того, как он шагнёт, ещё до того, как он войдёт в неё, она уже видит, уже дышит, уже ощущает его присутствие.
Он чувствовал, как нарастает нерешительность. Каждый вдох казался труднее предыдущего. Воздух здесь был странным — он не просто наполнял лёгкие, он ложился тяжёлым грузом на грудь. Александр потянулся к дверной ручке, но не открыл. Его взгляд метался между домами, ищущими ответа, и, не найдя его, вонзался в серый туман.
В машине стало неуютно. Даже салон, ещё несколько минут назад кажущийся убежищем, больше не мог защитить его.
«Просто дорога. Просто деревня. Ничего такого».
Он выдохнул снова, так, чтобы облегчить душу, но заметил, что его пальцы сжали руль сильнее. Слишком тихо, слишком неподвижно.
Внутреннее напряжение стало почти осязаемым. Он чувствовал, что ещё мгновение, и что-то изменится. Или в деревне, или в нём. Но тишина оставалась тишиной, а дома оставались домами. И всё же он не мог сдвинуться с места. Порог был слишком ощутим.
Он сидел, крепко сжимая руль, и не мог заставить себя сделать следующий шаг. Что-то в этой неподвижности, в этой плотной, давящей тишине заставляло его колебаться. Александр чувствовал, как страх — неясный, тягучий, липкий — начинал заполнять мысли. Всё выглядело слишком обыденно и слишком мёртво одновременно: дома с закрытыми ставнями, поблекшие крыши, обочины, поросшие высокой травой. Казалось, будто само время остановилось здесь, будто он заехал на декорацию, созданную для спектакля, который никогда не начнётся.
Он тяжело вздохнул, уставившись на свой отражённый в окне взгляд.
«Всё это ерунда, — подумал он. — Надо просто заехать и разобраться».
Но руки всё ещё лежали на руле, будто отказывались двигаться. Его нерешительность раздражала его самого. Всё происходящее казалось одновременно глупым и зловещим. Какое-то мелочное, крохотное сомнение стало огромной непреодолимой стеной.
Он сжал зубы, борясь с внутренним голосом, который говорил:
«Что ты ищешь здесь, что ты надеешься увидеть? Разве не чувствуешь, как всё вокруг смотрит на тебя, ждёт твоего движения?».
Этот голос рвал внутреннее спокойствие на части. Даже глубоко в душе Александр уже не верил, что это только усталость.
«Проклятая дорога, — мелькнуло в голове. — Нужно двигаться. Нужно…».
И он действительно двигался. Пальцы на миг ослабили хватку, затем снова сжались. Внутри что-то сорвалось, но он решил не обращать на это внимания. Рывком вздохнув, он медленно надавил на педаль газа.
Машина тронулась с места. Её шины скрипнули по грязной дороге, и он почувствовал, как вся сцена, казавшаяся до того момента застывшей, начала меняться. Дома и деревья больше не были просто неподвижными декорациями. Они двигались… или ему так казалось. Он не смотрел по сторонам. Теперь его взгляд был прикован к дороге, к свету фар, выхватывающему гравий впереди.
Мелкая, неясная дрожь пробежала по его спине, но он подавил её.
«Надо просто заехать. Надо разобраться», — повторял он, почти убеждая себя.
Машина медленно покатилась вперёд. Деревня встретила его прежней тишиной, но в ней уже не было спокойствия.