Ужасы на Западе

Полвека до этого святой отец Монуар ввел в катехизис на бретонском языке недвусмысленные слова: "Что вы скажете о тех, кто сложил очаг и, стоя перед ним, читает "Отче наш", полагая, что души умерших родственников собираются там, чтобы согреться у огня?" "Они грешат". Приехав в 1794 году в Финистер, Камбри отмечает: "Как здесь полагают, в полночь мертвецы поднимают веки. Никто не осмелится в округе мести пол ночью. Считается, что этим выметают из дома счастье, что ночью усопшие ходят по дому и что метлой их можно задеть и прогнать". Бретань, с точки зрения изучения места привидений в прошлой цивилизации, представляет большой интерес. "Не успели вбить последний гвоздь в крышку гроба умершего, как его уже видели стоящим около изгороди своего дома", — пишет Браз в "Легенде о смерти" и далее уточняет: "Усопший сохраняет свою материальную форму, внешность, характер, а также повседневную одежду. Раньше в этой провинции считалось, что днем земля принадлежит живым, а ночью мертвым. "В таком случае можно ли говорить о привидениях?" Задаются вопросом А. Ле Браз и Ван Женнеп. Кроме того, в Бретани верили, что усопшие составляют особое сообщество, носившее имя «Анаон», где множественность означает коллективное единство. Его члены пребывают на кладбище, но под покровом ночи они возвращаются на место своего земного обитания. Именно поэтому нельзя подметать пол ночью. Души умерших собираются три раза в год: под Новый год, вечером на Святого Иоанна и вечером праздника всех Святых — в эти дни можно видеть, как процессии привидений направляются к месту сбора.

Такое сосуществование живых и мертвых породило своего рода фамильярные отношения между ними. Но мертвых все же побаивались, поэтому не рекомендовалось ходить ночью на кладбище и особая роль отводилась «Анку» — последнему умершему в этом году человеку, который весь следующий год был «жнецом» и с косой смерти за плечами собирал свой жуткий урожай, увозя его на скрипящей повозке.

Эти, а также множество других этнографических данных свидетельствуют о том, насколько укоренились в западной цивилизации пережитки, связанные со смертью (или, вернее, умершими), которые были свойственны древним. По мнению Е.Морена, в древности считали, что мертвые это особого рода живые, с ними следует считаться и, по возможности, иметь добрососедские отношения. Они не бессмертны, они несмертны в течение какого-то времени. Эта не-смерть по сути продолжение жизни на неопределенное время, но не обязательно вечно. Другими словами, смерть рассматривалась не как точка, а как продолжающаяся линия. В предисловии к работе Ж.Г.Фразера "О боязни мертвых" Валери пишет: "От Малайзии до Мадагаскара, от Нигерии до Колумбии все народы страшатся, вспоминают, кормят, используют умерших и торгуются с ними; отводят им в своей жизни положительную роль и терпят их словно паразитов, принимают их как более или менее желанных гостей, приписывают им властные намерения и надобности".

Впрочем, то, что совсем недавно наблюдалось в этих неевропейских странах, в Европе можно было видеть не так уж давно. Правда, следует оговориться — в известной мере, так как богословы в своем споре о мертвых старались (как уже отмечалось Е. Мореном) преобразовать "древнее общество" в "Общество метафизическое", где допускалась идея о четком разделении на живых и мертвых. Но в повседневной жизни коллективное сознание воспринимало обе концепции — с одной стороны загробную жизнь двойника и с другой — полное отделение души от тела.

Среди сложных, вернее, противоречивых ритуалов поведения по отношению к умирающему и умершему многие безусловно продиктованы сверхъестественным страхом. К примеру, во многих местах распространен обычай выливать воду из сосудов в доме или хотя бы в комнате покойника. Это действо рассматривалось церковниками как нехристианское, так, в Бразилии инквизиция находила в этом обычае доказательство неверности адептов христианству и возврат к иудаизму. Что же означал этот обычай? Возможно то, что душа, омыв себя водой, перед тем как отлететь на небо, загрязнит грехами воду, находящуюся в доме. Или же этим действом хотели не дать душе утонуть, если ей вздумается попить или посмотреться в воду. Не по этой ли причине закрывают зеркала в доме покойника. Оба объяснения приемлемы. Во всяком случае, считалось, что необходимо облегчить кончину, чтобы душа усопшего не задерживалась в нем. В Перше во времена священника Ж.Б.Тьера кровать умирающего ставили вдоль потолочных балок, чтобы они не мешали уходу из жизни. В Берри у кровати умирающего раскрывали полог. В Лангедоке в крыше дома вынимали черепицу, чтобы не мешать полету души, или с той же целью на лицо умершего капали воск и масло. В обычаях, связанных с привидениями, также много противоречий: одни из них служат для того, чтобы облегчить привидению поиски дороги домой; другие же, наоборот, направлены на то, чтобы помешать привидению найти дорогу домой или на свое поле. Но и те, и другие предполагают загробную жизнь. В Перше, во время похоронной процессии на перекрестках ставили кресты, чтобы покойник не заблудился по дороге домой. В вандейском местечке Бокаж — камень, и на этот раз тоже для того, чтобы усопший быстрее нашел дорогу к себе домой. А вот другой, довольно распространенный во Франции обычай, класть монету в гроб или прямо за щеку покойника, имеет обратное значение. Здесь речь не идет о плате Харону, это означает скорее плату за имущество умершего: имущество приобретается добрым и должным образом, и у покойника нет причин возвращаться к себе и оспаривать свое состояние. В Бретани, едва гроб устанавливается на "камне мертвых", катафалк разворачивают и гонят коней прочь от этого места, чтобы усопший не успел вскочить на повозку и вернуться домой. А обычай устанавливать на могилах и усыпальницах тяжелые надгробия — может статься, это тоже способ, часто бесполезный, помешать мертвым вторгаться в мир живых? А траурное одеяние, не ставит ли оно целью убедить усопших в том, что о них помнят? И поскольку это демонстрируется так очевидно, то у них нет причин ревновать ближних и досаждать им в этом мире.

Обычаи, продиктованные страхом перед мертвыми, могут быть сопоставлены с обычаями того же значения у других цивилизаций, отдаленных от нашей во времени и в пространстве. По этому поводу Л.В.Тома пишет:

"В древней Греции фантомы имели право на трехдневное пребывание в городе. На третий день всех духов приглашали войти в дом. Им подавали специально приготовленную похлебку. Затем, когда считалось, что они утолили голод, им строго говорили: "Дорогие духи! Вы наелись и напились, а теперь выходите в дверь".

"В Африке, чтобы помешать возвращению некоторых покойников, труп увечили: ломали ноги, вырывали ухо или отрубали руку, потому что считалось, что физическое увечье не позволит умершему выйти из могилы. Что же до порядочных людей, то тут нужно действовать иначе — нужно похоронить их так, как они этого заслужили".

"В Новой Гвинее вдовцы всегда ходят вооруженные солидным кастетом на тот случай, если встретят свою пропавшую супругу. В Кинсленде перед погребением покойнику ломали дубиной кости, ноги подгибали к подбородку, а живот набивали камнями.

Все тот же страх перед мертвыми заставлял некоторые народности замуровывать склепы наглухо, заколачивать гробы, класть на грудь покойника тяжелые каменные плиты".

На Западе, начиная по крайней мере с XVI века, возрастает страх быть погребенным заживо, то есть стать жертвой летаргического сна. Этот страх был распространен в Анжу в XVII веке и во всей Европе в XVIII веке. Этот страх оказался живучим, и живые боялись не только быть заживо похороненными, но и тех, кого похоронили раньше, чем они умерли. Мне рассказывали, как в Сицилии лет двадцать назад в одной семье по вечерам все собирались вместе и молились, перебирая четки, за упокой души одного родственника, который, вероятно, был погребен, будучи в летаргическом сне.

Еще большие меры предосторожности полагались в отношении самоубийц. В древней Греции им отрубали правую руку. Их уход из этого мира рассматривался как ненависть к жизни и к живым.