Страница 7 из 23
Слово «элитный» было в те времена не в ходу, но именно оно как нельзя лучше подходит к описанию 1-й танковой дивизии, да и всего 1-го мехкорпуса в целом. Корпус был сформирован летом 1940 года на базе танковых бригад, отличившихся во время финской войны: 13-й краснознаменной, 20-й краснознаменной тяжелой танковой им. СМ. Кирова и 1-й легкотанковой. Управление корпуса было сформировано на базе управления 20-й краснознаменной танковой бригады — именно это соединение в феврале 1940 г. прорывало «линию Маннергейма» на самом страшном ее участке — в районе «высоты 65,5», проложив дорогу наступающей советской пехоте через 45 (сорок пять) рядов заминированных проволочных заграждений [8].
Указом Президиума Верховного Совета СССР в апреле 1940 года 20-я танковая бригада была награждена орденом Боевого Красного Знамени, 613 человек получили ордена и медали, 21 танкист был удостоен звания Героя Советского Союза. Столь же велики были и заслуги 13-й краснознаменной бригады, за успешное руководство которой комбриг В.И. Баранов был 21 марта 1940 г. удостоен звания Героя Советского Союза [8].
Однозначно преступный и подлый характер той войны отнюдь не умаляет значение уникального опыта прорыва укрепленной оборонительной полосы в тяжелейших природных условиях, который приобрели на Карельском перешейке советские танкисты. А было их (танкистов) там совсем немало — уже к началу боевых действий группировка советских войск насчитывала 2289 танков, и в дальнейшем это число непрерывно росло [1, с. 153].
Наглядной иллюстрацией богатого боевого опыта советских танкистов могла служить картина того, как 1-я танковая покинула место своей постоянной дислокации в поселке Струги Красные под Псковом.
Генерал-полковник И.М. Голушко (в те дни — только что окончивший Киевское танковое училище лейтенант) описывает в своих мемуарах, что он увидел, приехав в бывший лагерь 1-й танковой дивизии:
«...кроме старшины, представившегося начальником танкового парка, здесь никого уже не было... Оставшиеся танки — 20 единиц БТ-5 и БТ-7 — считались на консервации. Осмотрел я их и только ахнул: одни без коробок передач, другие без аккумуляторов, у некоторых сняты пулеметы...
На вопрос, что все это значит, старшина ответил, что полк, поднятый по тревоге (подчеркнуто мной. — М.С), забрал все, что можно было поставить на ход...» [9]
Вот это и называется — на войне как на войне. По понятиям мирного времени двадцать брошенных, разукомплектованных танков — это преступление. Но командование 1-го мехкорпуса уже 17 июня 1941 г. знало, что мирное время для него и для вверенных ему дивизий закончилось. А это значит, что надо вырываться из тесной «ловушки» давно разведанного противником лагеря, не теряя ни одной лишней минуты. А все неисправные танки ободрать как липку на запчасти для тех, что пойдут в бой. Для порядка и присмотра оставили при них бравого старшину — и вперед!
Кстати, а куда это — «вперед»? Куда 17 июня 1941 года двинулась первая и по номеру, и по уровню подготовки танковая дивизия Красной Армии?
Даже правила строжайшей советской сверхсекретности не могли скрыть от бойцов и командиров 1-й тд тот удивительный факт, что солнце вставало справа по ходу движения эшелонов, а садилось — слева. Другими словами, поезда мчались куда угодно, но только не к западной границе. Холмы и перелески Псковщины сначала сменились вековым сосновым лесом, а затем лес стал редеть, все чаще разрываясь озерами, болотами, а то и вовсе безлюдной каменистой пустошью.
Утром 22 июня головные эшелоны лязгнули в последний раз тормозами и замерли. Конечная остановка. Поезд дальше не идет. Некуда идти — рельсовый путь обрывается в заполярной тундре. Приехали: станция Алакуртти Кировской железной дороги. Мы в Лапландии — стране Санта-Клауса.
260 километров до Мурманска, 60 километров до финской границы, полторы тысячи верст до ближайшей точки фронта начавшейся в тот день войны с Германией.
«Сотрясая землю грохотом танковых колонн...»
«Но близок час освобождения и расплаты! Красная Армия идет, сотрясая землю грохотом танковых колонн, закрывая небо крыльями своих самолетов...»
Сразу же оговоримся — эти слова живой классик советской литературы А.Н. Толстой изрек совсем в другое время и по другому поводу. В тот день (18 сентября 1939 г.) не подлежащее обжалованию «освобождение» с лязгом и грохотом надвигалось на Восточную Польшу. А ранним утром 23 июня 1941 года огромные многокилометровые колонны танков, артиллерийских гусеничных тягачей и автомашин 1-го и 10-го мехкорггусов двинулись совсем в другом направлении.
Здесь, пожалуй, настало время прервать изложение событий июня 1941 г. для того, чтобы пояснить читателю — что же обозначают эти слова: «механизированный корпус»?
Вторая мировая война в значительной степени может быть названа танковой войной. Именно мощные, оперативно самостоятельные танковые соединения стали в ту эпоху главным инструментом в проведении крупных наступательных операций. И коль скоро мы взялись за выяснение реальных наступательных возможностей РККА образца 1941 г., то нам никак не обойтись без того, чтобы познакомиться с советским мехкорпусом поближе.
Механизированные корпуса Красной Армии имели единую структуру, утвержденную последний раз в феврале 1941 года. В состав мехкорггуса входили:
— две танковые дивизии;
— одна моторизованная дивизия;
— отдельный мотоциклетный полк;
— многочисленные спецподразделения (отдельный батальон связи, отдельный мотоинженерный батальон, корпусная авиаэскадрилья и т.д.).
В свою очередь, каждая дивизия имела в своем составе четыре полка. В танковой дивизии было два танковых полка, мотострелковый полк и механизированный гаубичный артиллерийский полк (12 гаубиц калибра 122 мм и 12 гаубиц калибра 152 мм).
В моторизованной дивизии было два мотострелковых полка, танковый полк, оснащенный легкими танками, и пушечный артиллерийский полк. Кроме того, в каждой дивизии были свой батальон связи, разведывательный батальон, понтонно-мостовой батальон, зенитно-артиллерийский дивизион, многочисленные инженерные службы. В составе моторизованной дивизии (на случай встречи с танками противника) был и свой отдельный истребительно-противотанковый дивизион (30 пушек калибра 45 мм).
Как видно, разрабатывая именно такую структуру, советское командование стремилось к тому, чтобы и каждая дивизия, и весь корпус в целом обладали максимальной оперативной самостоятельностью. В руках командира корпуса должен был быть и свой танковый таран — четыре танковых полка танковых дивизий, вооруженные главным образом средними и тяжелыми танками, и своя собственная артиллерийская группа — три артполка на механической (тракторной) тяге, — способная взломать на участке прорыва оборону противника, и своя механизированная «конная лава» — четыре мотострелковых полка, полк легких танков, мотоциклетный полк, и собственные средства противовоздушной обороны, связи, разведки. Даже собственная разведывательная авиация — корпусная авиаэскадрилья, на вооружении которой было 15 самолетов У-2 и Р-5 (У-2, как известно, взлетали и садились на любой лесной поляне, и уничтожить их «внезапным ударом по аэродромам утром 22 июня» было невозможно в принципе). Один только В. Суворов знает, как можно выбить глаз такому «циклопу»...
Основу вооружения мехкорпуса составляли 1031 танк. Распределялись они следующим образом: в моторизованной дивизии по штату должно было быть 264 легких скоростных танка БТ-7, каждой из двух танковых дивизий полагалось 63 тяжелых танка KB, 210 средних Т-34, 26 БТ и 76 легких (в том числе и огнеметных) танков Т-26. Всего 375 танков. Кроме того, на вооружении разведывательных подразделений корпуса было 17 плавающих танкеток Т37 и Т38.
Кроме того, на вооружении мехкорпуса был и такой (отсутствующий в вермахте) тип бронетехники, как колесные пушечные бронеавтомобили: 18 в моторизованной дивизии и по 56 в каждой из двух танковых дивизий. Вооружены эти бронемашины (БА-10) были 45-мм пушкой 20К, т.е. по мощности вооружения превосходили немецкие танки PZ-I, PZ-II, PZ-38(t), составлявшие в общей сложности 56% парка танковых групп вермахта. Всего же (с учетом легких пулеметных машин БА-20) в мехкорпусе было 268 бронеавтомобилей.