Страница 19 из 23
Не будем спешить с оценками. У каждого генерала была своя правда. Жуков, отвечавший за оборону всей страны, прекрасно понимал, какие катастрофические последствия — в военном, экономическом, политическом плане — может иметь захват немцами Ленинграда. Поэтому Генштаб и спешил любыми средствами создать какой-то фронт обороны к востоку от Пскова и Нарвы.
А у генерала Фролова была своя правда. Он нисколько не сомневался в том, что второго такого случая не будет, и полноценную танковую дивизию к нему на Кольский полуостров Ставка больше никогда не пришлет, — поэтому и спешил максимально использовать благоприятное стечение обстоятельств.
С позиции знаний сегодняшнего дня этот драматический спор разрешить еще труднее. В июле 1941 г. Жуков, конечно, не мог предположить, что «англо-американские империалисты» пришлют в помощь Сталину 17 миллионов тонн военных грузов. А в действительности на протяжении трех долгих лет войны потребности Красной Армии и оборонной промышленности по таким важнейшим позициям, как авиационный бензин, взрывчатка, алюминий, автомобили и авторезина, поезда, локомотивы и рельсы, средства связи, антибиотики, покрывались главным образом за счет помощи от злейших врагов коммунизма. В связи с таким невероятным поворотом событий оборона Мурманска и железной дороги к нему превращалась в стратегическую задачу не меньшего значения, нежели оборона Ленинграда и Москвы, нефтепромыслов Баку и Грозного.
Не будет лишним отметить и то, что летом 1941 г. именно 14-я армия генерала Фролова оказалась единственной армией на всем фронте от Черного до Баренцева моря, которая выполнила поставленную ей задачу.
Наступление противника было остановлено в приграничной полосе, прорваться к Мурманску и Кировской железной дороге немцам не позволили, при этом элитный корпус Дитля понес огромные (более 50%) потери в личном составе. В середине октября 1941 г. остатки 2-й и 3-й горно-егерских дивизий вермахта были отведены с Кольского полуострова в тыл для переформирования.
Увы, об этом сегодня практически никто не вспоминает, а сам В.А. Фролов даже не был удостоен звания Героя Советского Союза — совершенно необычная ситуация для полководца Великой Отечественной в звании генерал-полковника.
Вернемся, однако, от высот большой стратегии к трагическим событиям июля 1941 г.
Неразбериха в управлении завершилась тем, что фактически ни один из вариантов использования 1-й тд как крупного ударного соединения не был реализован. Командование якобы «наступательной» Красной Армии не решилось на организацию контрнаступления, и 1-ю танковую, так же как и весь 10-й мехкорпус 23-й армии, «раздергали по частям».
Мотострелковый полк и один танковый батальон из состава 1-го танкового полка остались воевать на Кандалакшском направлении в составе 14-й армии. Кроме того, выделенные в распоряжение командира 42-го стрелкового корпуса 14-й армии полсотни танков в августе 1941 г. свели в отдельный танковый батальон, успешно сражавшийся с немцами до 1943 года [8].
Тем временем Ставка снова потребовала (Директива № 00329 от 14 июля) «танковую дивизию из района Кандалакши немедленно перебросить под Ленинград» [5]. И вот наконец, 17 июля 41-го, ровно через месяц после того, как «мирным» июньским утром дивизия была поднята по боевой тревоге, эшелоны с 1-й танковой двинулись назад, на юг — к Ленинграду.
Но и на этот раз дойти до фронта войны с Германией им было не суждено.
10 июля 1941 г. Ставка (т.е. товарищ Сталин) создала Главное командование Северо-Западного направления, которое возглавил маршал Советского Союза, член Политбюро ВКП (б), зампред Совнаркома, один из пяти членов Государственного комитета обороны (высшего органа государственной власти того периода) Клим Ворошилов.
Товарищ Ворошилов всю жизнь боролся с помещиками и капиталистами. Но в его вражде к миру капитала не было, как говорят американцы, «ничего личного». Это была ненависть по приказу. По приказу же она могла в любой момент смениться крепкой боевой дружбой.
В августе 1939 г. нарком Ворошилов ведет переговоры с английским лордом, сэром Реджинальдом Драксом, адмиралом английского флота, и французским генералом Думенком о военном союзе против Гитлера. В сентябре того же 1939 г. нарком Ворошилов совместно с гитлеровским генералом Кёстрингом обсуждает вопросы взаимодействия вермахта и Красной Армии в деле разгрома и оккупации Польши.
К концу Второй мировой войны Ворошилов и вовсе превращается во что-то вроде высокопоставленного «военного дипломата». Сталин везет его с собой в Тегеран на встречу с Рузвельтом и Черчиллем, поручает ему вести переговоры о заключении мира с Венгрией и Румынией, принимать в Москве французскую военную делегацию с генералом де Голлем во главе и т. п.
Но вот к «белофинским маннергеймовским бандам» товарищ Ворошилов питал настоящую, неподдельную ненависть. Звонкие, увесистые оплеухи, которые финская армия навешала зимой 1939/40 г. «первому красному офицеру», продолжали гореть на щеках Ворошилова. К тому же дело тогда вовсе не ограничилось одними только метафорическими «оплеухами». После того как Красная Армия понесла в войне с «финляндской козявкой» потери большие, чем потери вермахта при оккупации половины Европы, Сталин 8 мая 1940 г. выгнал Ворошилова с поста наркома. И не просто выгнал — а дал подписать на прощание совершенно секретный «Акт о приеме наркомата обороны СССР тов. Тимошенко от тов. Ворошилова» [42].
В этом удивительном документе было перечислено два десятка направлений работы оборонного ведомства, по каждому из которых констатировались «исключительная запущенность» и подмена дела «бумажными отчетами». Правда, Ворошилову оставили и звание, и членство, но бумага о том, что он разваливал оборону страны так тщательно и всесторонне, как не смог бы развалить ее и вражеский агент, пробравшийся в Кремль, лежала «на запасных путях». И Клим Ефремович об этом знал и всегда помнил.
Желание «проучить зарвавшихся финских вояк» и восстановить тем самым свою репутацию умудренного опытом полководца привели в 20-х числах июля 1941 г. маршала Ворошилова в Карелию. Оценить по достоинству этот визит можно, только если вспомнить, что происходило в эти дни на юго-западных подступах к Ленинграду-
К концу июня 1941 г. группа армий «Север» форсировала Западную Двину на всем протяжении от Даугавпилса до Риги. Вырвавшись на оперативный простор, немцы 6 июля, после двухдневного ожесточенного боя с 3-й танковой дивизией 1-го МК, заняли город Остров. 9 июля, практически без боя, на плечах панически бегущих 118-й и 111-й дивизий, немцы вошли в Псков. 10 июля Г.К. Жуков от имени Ставки шлет командованию Северо-Западного фронта (уже 4 июля прежний командующий был отстранен и в командование фронтом вступил генерал-майор П.П. Собенников) следующую директиву: «...командиры, не выполняющие Ваши приказы и как предатели бросающие позиции, до сих пор не наказаны... как следствие бездеятельности командиров части Северо-Западного фронта все время катятся назад... Командующему, члену Военного совета, прокурору и начальнику 3-го управления фронта немедленно выехать в передовые части и на месте расправиться с трусами и предателями, на месте организовать активные действия по истреблению немцев, гнать и уничтожать их...» [5, с. 62]
Увы, расправиться со всеми трусами и предателями не удалось — в середине июля 1941 г. бои шли уже в ста километрах от Ленинграда. На удержание фронта по реке Луге были брошены дивизии народного ополчения. Плохо вооруженные, почти необученные, набранные из никогда не державших в руках оружия студентов и преподавателей ленинградских вузов, ополченцы гибли на лужском рубеже. Гибли будущие, так навсегда и оставшиеся неизвестными ученые, поэты, художники, погибала творческая элита нации — ради того, чтобы на несколько дней задержать натиск врага, дать командованию время на переброску резервов.
Обеспокоенный этим практически первым с начала войны срывом в реализации своих планов, Гитлер лично прибыл 21 июля в штаб группы армий «Север» и потребовал от Лееба скорейшего взятия Ленинграда.