Страница 57 из 73
Салли сделала мне много добра, ведь она была женщиной с действительно доброй и светлой душой. Мою сестру огорчило то, как я воспринял смерть служанки. Она была уверена, что это оскорбляет наше достоинство. Когда она пообещала, что скоро найдет замену Салли, я спросил ее: может, она подыщет мне кого-нибудь из представительниц «Союза девушек»? — ведь они всегда мне нравились, а сестра, со своей стороны, всегда пыталась подыскать им хорошее тепленькое местечко. Это ее заставило угомониться. После моих слов сестра отказалась предпринимать что-либо — именно этого я и добивался. Я попросил Молли Коук помочь мне с этим. Однако это оказалось не так просто. Приближались муниципальные выборы, вследствие чего среди неимущих были распределены небольшие вспомоществования, так что найти домработницу было нелегко. Молли сказала, что мне придется договориться с уборщицей офиса, чтобы последняя иногда приходила ко мне выполнять работу по дому, — а она за это время подыщет мне что-нибудь подходящее. И Молли прислала мне жуткую смесь грязнули и мегеры. Я всегда находил большинство офисов неряшливо убранными — что ж, теперь я знал причину этого. Я спросил у Молли, отчего бы нам не рассчитать это кошмарное создание, но Молли ответила, что в уборщице заинтересована жена Скотти. На это я заметил, что было бы больше проку, если бы в этой страшиле был заинтересован отчим Скотти, — и впервые я услышал, как Молли смеется.
Недостатки миссис Лик почти не волновали меня, пока я был на ногах, — ведь питался я со своею семьей; однако ситуация изменилась коренным образом, когда я свалился с очередным приступом астмы. Пища для больного, которую мне готовят в таких случаях, — это все же занятие не для дураков. К сожалению, миссис Лик была форменной дурой.
— Я думала, что вы хотите похлебки, — смущенно отвечала она на мои жалобы.
— Да, я хотел похлебки. Но не этих помоев! — резонно возразил я.
Очевидно, она проговорилась о моем замечании (которое, признаюсь, не было шедевром литературного языка), ибо вскоре явилась Молли, чтобы узнать, в чем дело. Она поскорее вынесла миску тошнотворного варева и постаралась приготовить мне нечто вполне пристойное. Затем она отыскала свой блокнот и записала продиктованные мною письма. Так и продолжалось, пока я не почувствовал себя лучше: миссис Лик занималась уборкой, а Молли мне готовила. Я отдал Молли бывший у Салли ключ; миссис Лик я бы никогда ключа не доверил, ибо, какой бы честной она ни была, это вряд ли можно было сказать о ее муже, который выполнял у Макли подручную и всякую грязную работу, каковой, уж поверьте мне, на этой фирме было предостаточно.
Моя астма начала видоизменяться. Вместо острых приступов, перемежавшихся периодами облегчения, меня теперь охватывало не сильное, но хроническое удушье. Теперь я хрипел буквально с утра до ночи, хотя приступы стали менее коварны. Не знаю, какая из форм болезни меня устраивала больше; думаю — та, которая у меня не наблюдалась в данный момент. Грипп у Скотти сменился воспалением легких, что заставляло изрядно волноваться его родных. Так что, несмотря на разницу в заболеваниях, мы стоили один другого. Говорят же: «Беда никогда не приходит одна» — и я готов был поклясться, что это правда.
Ощущение острой боли, связанное с потерей Морган, начало притупляться во мне. Время — великий целитель, делающий свое дело независимо от того, хотим мы этого или нет; но не было ничего ни во времени, ни в пространстве, что могло бы заполнить образовавшуюся в моей жизни дыру, сделав мою жизнь в Дикфорде более приемлемой. По правде говоря, сейчас я напивался гораздо сильнее, чем это было мне позволительно, — но об этом знал лишь старый метрдотель «Георга»: он говорил со мной отеческим тоном, принося вместо заказанного мной виски легкое пиво, и считал при этом, что ему удавалось провести меня.
Потеря Салли явилась для меня тяжелым ударом — и не только потому, что у нее было удивительно доброе сердце. Миссис Лик была воистину исчадием ада: любая заправленная ею постель немедленно превращалась в бесформенную кучу тряпья; дрова, сложенные в камине ее рукой, отказывались загораться. Кроме того, она вечно забывала наполнить ведерко с углем, при том, что таскать ведра с углем было единственным, что я не был в состоянии делать сам. Я не мог заставить Молли таскать для меня уголь, но точно так же я не мог сидеть весь вечер в нетопленной комнате — так что я отправлялся в коммерческий зал ресторана «Георга», что еще больше приучило меня к выпивке: ведь невозможно проводить вечера в таком месте, не заказывая ничего. Иными словами, я совсем пошел вразнос, как вдруг прозвенел звонок и занавес поднялся: давали великий финал.
Как-то после ленча, когда я находился у себя, сестра прислала ко мне служанку с запиской, из которой явствовало, что в большом доме находился некто, желавший видеть меня. Ничего не подозревая, я отправился туда — и увидел сестру, в ожидании меня занимавшую разговорами Макли. Я весьма удивился, ибо, если он хотел меня видеть, ему более естественно было бы найти меня в офисе, не предпринимая вторжения в дом, — ведь он вряд ли мог надеяться на мое доброе отношение к нему. Моя сестра совершенно напоминала Волка из известной пантомимы, собиравшегося съесть Красную Шапочку. Я заметил, что сестру просто распирало от непонятного мне удовольствия, и задумался, что бы это значило — мне никак не удавалось представить, что
должен был преподнести ей Макли, чтобы добиться такой реакции. Однако объяснение не заставило себя долго ждать. Мистер Макли пришел поговорить относительно его дочери.
— Приемной дочери, — вежливо поправил я.
— Он говорит, что ты соблазнил ее, Уилфрид.
— Боже Святый! — воскликнул я. Именно этого мне сейчас и недоставало. Я почувствовал себя совершенно ошеломленным.
— Как, ты отрицаешь это?
— Конечно. Во всем этом нет ни грана правды.
— В последнее время она часто и подолгу задерживается у тебя в комнате, — сказала сестра; я был готов ударить ее за это, ибо в этих обстоятельствах ее слова были последним, что следовало говорить. Но ведь у нее было слишком мало мозгов, опыта и знаний окружающего мира, так что она вполне могла не подозревать об этом.
— Она всего лишь записывала те письма, которые я диктовал ей, когда лежал больным, — сказал я.
— Что-то многовато писем ты диктуешь с некоторых пор, — съязвила сестра. — Особенно поздно вечером.
Действительно, по вечерам Молли приходила готовить мне ужин и укладывала меня спать. Поскольку миссис Лик также присутствовала при этом, я думал, что нахожусь вне опасности, — но в сложившейся ситуации сестра, нисколько не отдавая себе отчета в сказанном, делала Макли просто королевский подарок; единственным способом остановить ее было ударить ее так, чтобы она лишилась чувств, в самом начале разговора.
Я упомянул о присутствии миссис Лик.
— А то как же, — сказал Макли. — Именно миссис Лик рассказала нам с женой все; поэтому я и пришел к вам.
Я понял, что спасения мне нет. Сперва у меня мелькнула мысль о том, какую роль во всем этом играла сама Молли; но я тут же отмел это, ибо она явно была человеком другого сорта.
Я сослался на Бирдмора, который мог засвидетельствовать, что во время приступа астмы я был физически не способен заигрывать с девушкой.
— Не вижу повода тревожить его, поскольку он при этом всем не присутствовал, — возразила сестра. — И потом, все вы, мужчины, вечно киваете один на другого.
Тут раздался стук в дверь. Вошла Молли, держа в руке свой блокнот.
— Прошу извинить меня за то, что я задержалась, — начала она, обращаясь ко мне, — но по телефону только что спрашивали мистера Скотта.
Я подумал, что это сестра от моего имени послала за ней. Она посмотрела на Макли, и по этому взгляду я понял, что хотя она была удивлена, увидев своего отчима в нашей гостиной, но тем не менее была в курсе всех событий. Я уже видел, как он обнимает свою падчерицу, и та принимает поздравления. Смелости ей было не занимать.