Страница 53 из 54
— Он мог бы принять все остальное, — сказал я. — Мог все принять, потому что те люди умерли, чтобы он оставался на свободе, а не в тюрьме. Его дочь, его жена. Они умерли из-за него, наверно, это его волновало, но не настолько, чтобы он из-за этого что-то предпринимал. Он ведь даже мог жить с женщиной, которая его шантажировала. Почему нет? С ее внешностью это было не так уж тяжело. Во всяком случае, для меня это было бы не так уж тяжко. Да и для тебя тоже, не так ли, Синкфилд?
Он медленно покачал головой.
— Да, — сказал он, вдруг охрипнув. — Для меня это было бы не слишком тяжело.
— А что, ты думаешь, я ему сказала? — спросила Конни Мизелль. Она мне улыбалась. Это была та самая улыбка, которая была на ее совершенном лице в момент выстрела.
— Вы сказали ему правду, — сказал я. — А он не смог ее принять и убил себя. Вы сказали ему, что вы — его дочь.
— Господи! — воскликнул Синкфилд.
— Видишь, — сказал я. — Даже тебя проняло!
— Я — не его дочь, — сказала Конни Мизелль.
— Несомненно, вы! — сказал я. — Вы родились в мае 1946 года. Это как раз спустя девять месяцев после его веселого времяпрепровождения вместе с вашей матушкой в августе 1945-го.
— Моя мама, — произнесла Конни Мизелль с расстановкой, — могла перетрахаться с шестью десятками парней в августе того года.
— Могла бы, но нет.
— Откуда вы знаете?
Я пожал плечами.
— Ниоткуда.
— Моим отцом был Френк Мизелль.
— Не-а, — сказал я. — Френк был стерилен. У него даже письмо было с подтверждением сего факта. И, кроме того, он, видимо, не встречался твоей мамой до той поры, как тебе уже исполнилось три или четыре года от роду.
Синкфилд уставился на Конни Мизелль.
— Ты приберегала это напоследок, верно? — спросил он. — То есть вы это откладывали на черный день. Ты и Дейн. А так — ты бы продолжала шантажировать его, спать с ним, убивать его семью. А уже под занавес вручается ЭТО — последний тычок, когда он уже на самом-самом краю… Тот факт, что он трахал свою дочь.
— Вы арестуете меня, лейтенант? — сказала она и опять улыбнулась.
Он покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Я ВАС не арестую. Как вы сказали, вы теперь — двадцать миллионов баксов, а я не дурак, чтобы арестовывать двадцать миллионов. От этого не будет никакого прока. У нас нет никаких улик. У нас, черт подери, не осталось никаких свидетелей. Все мертвы. Так что не собираюсь я тебя арестовывать.
— Ого! По-моему, я что-то чую, — сказала она. — По-моему, я чую что-то очень большое — что-то, похожее на сделку?
Синкфилд кивнул.
— Да, у них есть свой особый запах, так ведь?
Конни Мизелль снова улыбнулась.
— Сколько, милый? Сколько у тебя на уме?
— Половина, — сказал он. — Что скажешь насчет половины?
Она пожала плечами.
— Это будет около пяти миллионов. После всех налогов и адвокатов, останется порядка десяти миллионов. Половина — это по пять миллионов на каждого.
— И еще кое-что, что тебе надо бросить на бочку, — сказал он.
— Что же?
— Ты, — сказал Синкфилд. — Я… это… хочу иметь тебя… под рукой, потому что ты, знаешь, наверное, лучшая б…, которую я когда-либо знал в своей жизни.
Она опять улыбнулась.
— Когда мы заключим сделку, дорогой. Все, что ты хочешь! Но есть одна маленькая проблема…
— Какая?
— Мистер Лукас здесь. Что мы будем делать с мистером Лукасом?
Синкфилд тоже оказался не мастер по-ковбойски лихо выхватывать оружие. Но тем не менее вдруг и в его руке оказался револьвер.
— Лукас… — протянул он. — Ну, я думаю, мы избавимся от Лукаса.
Он направил револьвер на меня.
— А может, сделаем по-умному, придумаем что-нибудь, как Дейн? Как насчет еще одного убийства-самоубийства? Самоубийство у нас уже есть.
Он посмотрел на Конни Мизелль.
— А мы будем чем-то вроде свидетелей, а, как тебе?
— Да, — сказала она. — Да, я предполагала, что мы будем свидетели… что-то в этом роде.
— Иди и подними пистолет, вон, на полу, — сказал он. — Подцепи его карандашом и подай мне.
Конни взяла, как было велено, со стола карандаш, нагнулась и достала из-под стола валявшийся там 32-й калибр, после чего передала его Синкфилду. Он взял его в левую руку, которая оказалась замотана в носовой платок. Свою собственную пушку он засунул за ремень, потом переложил 32-й калибр в правую руку. Пистолет оставался обмотанным носовым платком.
— Ничего личного, Лукас, — сказал он. — Никакой неприязни!
— С твоей стороны — может быть, — сказал я.
— Никогда не думал, что я стану настолько богат и так легко, — сказал он.
Рот Конни Мизелль приоткрылся, дыхание стало более частым. Она почти задыхалась.
— Прикончи его, дорогой, — шептала она. — Убей его. Убей его сейчас!
— Хорошо, — сказал Синкфилд и нажал на спуск.
Он выстрелил в Конни Мизелль три раза. Он был очень хороший стрелок. Один выстрел пришелся в сердце, два других — в лицо. Когда она падала на пол, она уже больше не была хорошенькой.
Синкфилд подошел к тому месту, где она лежала, и посмотрел вниз, на нее.
— Знаешь что? — спросил он.
— Что?
— Пожалуй, я ее действительно любил.
Я нашел стул и сел. Меня била дрожь. Руки, ноги, голова — все ходило ходуном. Синкфилд посмотрел на меня.
— Ты трясешься, — сказал он.
— Я знаю. Ничего не могу с этим поделать.
Он обошел вокруг стола, стал на колени, взял при помощи платка 32-й калибр и прижал мертвую правую руку Эймса к его рукоятке, а затем дал ему упасть на ковер.
— Да они все равно не будут очень уж беспокоиться по поводу отпечатков, — сказал он.
— А что ты собираешься делать сейчас? — спросил я.
— Это от тебя зависит, — сказал он. — Ты со мной или нет? Знаешь, она ведь в самом деле хотела, чтоб я тебя убил.
— Я знаю.
— И она ведь уже почувствовала себя миллионершей, — сказал он. — С двадцатью-то миллионами! А?
— Наверно, — сказал я.
— Хм… Тебе это не понравилось?
— Нет, — сказал я. — Совсем не понравилось.
— Чтобы быть со мной заодно, тебе не обязательно должно все нравится.
— Я знаю, — сказал я.
— Ну?
— Хорошо, — сказал я. — Я буду заодно.
Глава двадцать девятая
Следующее письмо с непроставленной датой было обнаружено лейтенантом Девидом Синкфилдом среди вещей Констанции Джин Мизелль. Он нашел его свернутым в трубочку внутри полой трубки, на которой висела занавеска для душа.
«Дорогая Конни:
К тому времени, как ты получишь это письмо, я уже умру и меня похоронят, и я только хочу, чтоб ты знала, что я люблю тебя и хотела бы, чтобы я могла больше сделать для тебя, но я сделала только то, что смогла в силу обстоятельств.
Ты, должно быть, удивишься, найдя в этой посылке пистолет. Ну, этот пистолет у меня уже долгое время, он появился еще до твоего рождения. Я всегда хранила его в этой полой Библии. Я однажды увидела полую Библию в комиксе, и мне показалось, что это очень хорошее место для того, чтобы хранить что-нибудь.
Да, этим пистолетом пользовались я и еще один мужчина, о котором ты никогда не слышала, чтобы он сделал что-нибудь ужасное или дурное. 14 августа 1945 года мы ограбили винную лавку и убили ее хозяина. Или, точнее, тот мужчина, с кем я была. Мы оба были ужасно пьяные, потому что мы праздновали конец войны, а у нас кончились деньги и спиртное, поэтому мы и решили пойти и взять что-нибудь, а в итоге произошло то, о чем я тебе уже рассказала. Вот в этой старой вырезке вся история.
А теперь у меня для тебя сюрприз! Имя того мужчины — сенатор Роберт Ф. Эймс. Он в Вашингтоне сенатор Соединенных Штатов от Индианы. Еще он из Демократов, но это уже ерунда. А еще он очень богатый!!! Или его жена. Я о нем и его жене читала в газетах и журналах, а несколько раз я даже видела его по телевизору.