Страница 12 из 36
ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ: РАСЫ И ЯЗЫКИ
Каждый народ имеет тот язык, которого он биологически достоин.
В ВОПРОС о сущности рас однажды вмешались филологи-лингвисты и во многом запутали и без того не самый простой вопрос о расовых границах. Поскольку выяснилось, что представители разных рас могут вдруг относиться к одной языковой группе, а представители одной расы — говорить на языках разных групп.
Основы сравнительного языкознания были заложены В. Джонсом в 1796 г.; в 1835 г. немецкий санскритолог Ф. Бопп издал «Сравнительную грамматику». Оба они указывали на генеалогическое единство индоевропейских языков. В 1861 году вышли «Лекции по науке о языке» М. Мюллера, где впервые на основании сравнения языков было заявлено о некоем прошлом времени, «когда первые предки индусов, персов, греков, римлян, славян, кельтов и германцев жили не только в одном селении, но и под одной кровлей».
Антропологи скептически встретили откровения лингвистов: «Этнологическая ценность сравнительного языковедения весьма мала, — писал Поль Брока в 1861 году. — И на самом деле она скорее всего может привести к заблуждению, чем к чему-либо другому».
Прошло немало времени, прежде чем лингвисты, изначально размещавшие прародину индоевропейцев в Азии, согласились переместить ее в Европу, примирившись с антропологами. (В те времена в одну группу объединялись языки: санскрит, зендский, авестийский, греческий, латинский, немецкий, кельтский и славянский.) Однако представители уже новой науки — лингвистической палеонтологии — со временем замахнулись на проблематику высшего порядка. Так, исследователь иранских языков В. Гейтер (1829–1870) выступил с сочинением, называвшимся — ни много ни мало! — «История происхождения человечества», предприняв попытку с явно негодными средствами.
Со временем лингвисты и антропологи научились сотрудничать, поверяя данные одной науки — данными другой. Так родилась концепция арийской расы (К. Пенка: «Происхождение ариев», 1883), прародина которой, как думали тогда, располагалась в Скандинавии. Арийцы, согласно Пенке, покоряли народы Востока, Юга и Запада, навязывая им свой язык. Последняя мысль мысль нашла свое подтверждение в дальнейшем.
Вопросы прародины ариев, соотношение крови, почвы, языка, географии и т. п. занимали и продолжают занимать исследователей. Так, в 1925 г. на русском языке вышла книга выдающегося немецкого антрополога Ф. фон Лушана «Народы, расы и языки». В ней он поставил читателей перед многими странными фактами, приоткрывающими проблему миграции нордической расы на Юг — в Малую Азию, Северную Африку, Аравию, Кавказ. Его современники, такие как К. Е. Уйфальви, Г. Бушан, Э. Бельц, К. Штрац, И. Цольшан, Г. Швейнфурт, Л. Крживицкий и другие, распространяли эту увлекательную гипотезу на Переднюю Азию, Египет, Японию, Северный Китай, Центральную Африку, Яву, Индию, Индокитай, Малайский архипелаг, Океанию и Тибет. Попутно пришлось отказаться от понятия «арийская раса» в отношении североевропейской, «нордической» расы. Лушан обратил внимание не факт двойной идентичности евреев, говорящих на семитском языке, но соматически принадлежащих к переднеазиатскому типу и являющихся ближайшими родственниками армян, говорящих «на арийском языке в самом узком смысле этого слова». И таких народов, чья антропологическая идентичность явно противоречила идентичности языковой, оказалось весьма много. Что также, разумеется, объяснимо лишь через миграционные процессы и ассимиляцию.
Чересполосица лингвистических и расологических мнений то расходилась, то сходилась. Однако, применив биологизм как метод, мы теперь уже можем осознать, что простые и очевидные различия в расовом строении ротовой полости, челюстей, зубов, гортани, языка — одним словом, всего речевого аппарата неизбежно должны были привести и привели к принципиальным фонетическим отличиям языков,[10] а различное устройство мозга — к различному понятийному аппарату и различному способу смысловой связи понятий, различной логике и синтаксису мышления уже на самой ранней стадии существования различных рас. Что в свою очередь образовывало различный грамматический строй речи. Не языки, неизвестно откуда взявшись, формировали расовые общности. Напротив, расы, а затем и этносы обзавелись языками, во всем и всецело соответствующими их биологической сущности![11]
Эту идею когда-то замечательно выразил в более обобщенном виде основоположник расовой теории граф Ж. А. де Гобино: «Ни один народ не может иметь язык, стоящий на более высокой ступени, чем он сам. Иерархия языков находится в строгом соответствии с иерархией рас». А позднее немецкий этнолог О. Рехе (1879–1966) в статье «Раса и язык» сформулировал не менее великолепно, но более точно: «Результатом совместных усилий разных отраслей науки о человеке является решение проблемы «раса и язык»: человеческие расы возникают в состоянии изоляции как продукт наследственных задатков, отбора и эндогамных браков, и та же самая изоляция одновременно порождает однородный тип языка как продукт физических и духовных особенностей возникающей расы. Таким образом, первоначально раса и тип языка всегда совпадают. Язык был, так сказать, одним из духовных расовых признаков. В характерном для нее типе языка каждая раса создала удивительно гармоничный, приспособленный к ее тончайшим духовным движениям инструмент, который она не может безнаказанно отбросить. И если в позднейшие времена из-за распространения и смешения рас первоначально столь ясная картина замутилась, это не может ничего изменить в основном факте духовной взаимосвязи расы и языка: язык это часть расовой души».
Добавить к этому нечего, но надо запомнить эту мысль, которая пригодится нам еще не раз. Вместе с тем, зная, как часто в истории победители навязывали свой язык побежденным, либо как низшие народы перенимали язык высших для социальной адаптации и подъема, мы должны признать: язык как явление вторичное по сравнению с биологией не годится на роль расоводиагностического маркера.
СКОЛЬКО В МИРЕ РАС
ИТАК, оставим в прошлом попытку классифицировать расы по языку и ответим на простой вопрос: сколько в мире рас.
Прежде всего, постулируем вновь: время возникновения рас — неизвестно. Разброс гипотез таков, что не позволяет ответить на этот вопрос однозначно.
Немного забегая вперед, скажу: место возникновения рас — также неизвестно. С того времени, как появились первые люди, географическая карта мира менялась самым радикальным образом — и притом не один раз.
Никто сегодня также не знает ответа на вопрос, каковыми по численности были изначальные расы при своем зарождении. Понятно, что это не могла быть одна-единственная прародительская пара-семья, иначе кровнородственные браки неизбежно и скоро привели бы такую «расу» к вырождению. Между тем, как мы знаем, табу на близкородственные браки (инцест) существуют даже у стайных животных — собак, обезьян. Тем более оно было у начальных человеческих общин.[12] Но понятно также, что изначальная раса не могла быть слишком велика, иначе она, чтобы выжить, должна была сразу разбежаться во все стороны в поисках пропитания и таким образом просто не успела бы консолидироваться, сложиться в расу с устойчивыми биологическими наследственными признаками. Как верно заметил еще в начале ХХ века русский ученый В. Л. Комаров: «Для возникновения новой расы необходимо, чтобы характерные ее свойства появились сразу у всех ее неделимых, населяющих данную территорию».
То есть, изначальная раса не могла быть более того, сколько обычно насчитывает такая предельно компактная и вместе с тем самодостаточная этническая единица, как племя, которое затем росло как целое до критической массы. И в дальнейшем, прежде чем начать дробиться и мигрировать, раса не могла численно превысить размер небольшого — от нескольких десятков тысяч до двух-трех сот тысяч человек — народа, способного к элементарно координированным действиям, доступного хотя бы примитивному управлению.
10
Не случайно сегодня фонетические особенности, которые считаются обязательной нормой языка для одних народов (шепелявость у англичан, картавость у французов и немцев), для других народов так же обязательно считаются дефектом речи (шепелявость и картавость у русских). Корифей расологии П. Топинар еще в XIX в. указывал: «Существуют языки, глубоко отличающиеся друг от друга и требующие особого устройства гортани для разговора на них и особого понимания для уразумения их (…) Следует обратить внимание также на различные способы ощущения музыкальной гаммы в пяти частях света. То, что гармонично для слухового аппарата мозга одних рас, неприятно для слуха других. Воспитание здесь не при чем, так как самый факт первичен и имеет анатомическое основание».
11
Члену-корреспонденту АН СССР С. П. Толстову принадлежит гипотеза «первобытной языковой непрерывности»: якобы человечество на заре своей истории говорило на многочисленных языках, постепенно переходивших один в другой на смежных территориях и составлявших в целом как бы единую непрерывную сеть. Однако ясно, что этнос Б, граничащий с одного боку с этносом А (и имевший некторую группу лексем АБ), а с другого — с этносом В (и имевший соответственно группу лексем БВ), уже не мог вовсе общаться с этносами Г или Д, не граничащими с ним вообще. Так что ни о какой непрерывности речь идти не может. Кроме того, не периферия, все же, определяет характер языка; а в этническом центре как раз оставались цельные и живые языки А, Б, В и т. д., созданные именно данными этносами и недоступные даже соседним этносам в своей цельности и живости (к примеру, у индейцев Северной и Южной Америки насчитывается около 130 самостоятельных языков!). Так что очередную попытку выдать «человечество» за нечто целое следует в очередной раз отмести.
12
Интересно и весьма показательно, что единственный этнос (полностью исчезнувший уже в 1877 году), чей образ жизни сравним с образом жизни человека палеолита, — тасманийцы — знали и блюли табу на браки в пределах рода: между детьми и родителями, а также между внуками и бабками-дедами.