Страница 18 из 59
Одежда у него вовсе не была порвана, она была сожжена, как у Эйба. Просто ожоги на его черной коже не были так заметны, как на белой коже Эйба, но теперь я видела широкие отметины на груди и плече. И еще лицо — половина лица была перевязана, от лба до подбородка. Если медики перевязали вначале лицо, значит, оно обожжено сильнее, чем грудь. На животе у Дойля лежал пластиковый пакет с прозрачной жидкостью, гибкая трубка от него тянулась к руке, к иголке, закрепленной пластырем.
Я глянула на медиков:
— Он…?
— Если не разовьется шок, опасности для жизни нет, — ответил один из врачей, а потом они развернули каталку к дверям. — Но его надо срочно в ожоговое отделение.
— Ожоговое отделение, — повторила я. Я словно отупела.
— Нам надо спешить, — сказал второй участливо, видя мое потрясение.
Возле меня оказался Рис.
— Мерри, ты нужна нам у зеркала. С ними пойдет Гален.
Я помотала головой.
Рис схватил меня за плечи и развернул к себе, оторвал от Дойля.
— Нам нужна сейчас королева, а не любовница Дойля. Так что, нам самим справляться, или ты возьмешь себя в руки?
Меня окатило жаркой злостью. Я чуть не заорала: «Как ты смеешь!», но в ту же секунду раздался вопль Тараниса: «Как ты смеешь прикасаться к королю!». Я проглотила слова, только с выражением лица ничего сделать не удалось.
— Мерри, мне жаль. Мне жаль больше, чем можно вообразить, но ты нам нужна. Прямо сейчас.
Сдавленным, жарким от злости, но очень сдержанным голосом я сказала:
— Позвони домой. Пусть в больницу поедет целитель, или даже оба. — Я кивнула сама себе, злость начала проходить при мысли, что я так и не знаю, насколько тяжело пострадали Дойль и Эйб. — Да, оба.
— Я позвоню. Но ты нужна Морозу.
— Понимаю, — кивнула я.
Рис поцеловал меня в лоб. Я удивленно подняла глаза. Он достал из кармана сотовый.
— Поезжай с ними в больницу, — сказала я Галену.
— Я обязан быть при тебе.
— Ты обязан быть там, где я прикажу. Иди. Пожалуйста, Гален, времени нет.
Он колебался долю секунды, потом кивнул — едва ли не поклонился, — и побежал за быстро едущей каталкой. Я не успела поцеловать Дойля на прощанье. Нет, никакого прощанья! Он сидхе, один из величайших чародеев и воинов страны фейри. Он не умрет от ожогов, пусть даже магических. Разум мне удалось убедить, но в глубине души оставалось темное, тесное местечко, на которое не действовала логика. Там царил только страх.
Я заставила себя пойти к Морозу. Шаг за шагом. В руке у меня все еще был пистолет — пусть под гламором, но концентрация у меня ни к черту. Что, если Благие его увидят? Мне есть разница? Нет. А должна быть? Наверное.
Я откинула полу жакета, чтобы сунуть пистолет в кобуру. На ходу не удалось, пришлось остановиться, но я его убрала. В основном потому, что если Таранис вырвется от своих стражей и появится в зеркале, я с собой не справлюсь. Я в него выстрелю, а это плохо. Неважно, насколько легче мне станет на минуту: я принцесса и хочу стать королевой, а значит, мне нельзя подчиняться порывам. Слишком дорого они обходятся, как доказывает сегодняшняя беда. Чертов Таранис. Чтоб он провалился! Почему он не отрекся давным-давно?
Я глубоко и неровно вздохнула. Меня мутило от эмоций, которым нельзя было дать выхода. Идя к Морозу и зеркалу с сэром Хью, я молила Богиню не дать мне сломаться на глазах у Благих. Андаис печально прославилась вспышками гнева, а сейчас Таранис продемонстрировал еще меньшее самообладание. Я шла к зеркалу и молилась, чтобы мне хватило сил быть правителем, который сейчас необходим. Молилась, чтобы не взорваться или не сблевать. Нервы, это просто нервы. О Богиня, пусть только с Дойлем все будет хорошо!
Едва я попросила о том, чего хотела всем сердцем, мне стало спокойней. Да, мне хотелось быть хорошей королевой. Хотелось показать Благим, что я не такая сумасшедшая, как мои тетя с дядей, но если совсем честно, то гораздо больше того и другого значил для меня мужчина, которого только что увезли на каталке.
Королевы так думать не должны. Так думают женщины, а быть королевой — значит прежде всего быть королевой, а все остальное потом, в свободное время. Так меня учил отец. Учил до того, как его убили. Я отбросила неуместную мысль и подошла к Смертельному Морозу.
Я буду королевой, как учил меня отец. Дойль говорил мне, какой я могу и должна быть — и ему не придется за меня краснеть.
Я выпрямилась до последнего дюйма своего небольшого роста. Трехдюймовые каблуки оказались не лишними, хотя рядом с высоченным Морозом я все равно казалась былинкой.
Но я стояла и выполняла долг, и горек был этот долг, как пепел.
Глава седьмая
Сэр Хью Беленус низко поклонился. При этом стало видно, что огненная грива была поутру заплетена в искусную косу, а теперь из ее остатков там и сям свисали жженые ленты. Когда он выпрямился, оказалось, что перед его камзола вместе с двумя нижними рубахами прожжен до самой кожи бледно-золотистого цвета. Одежда была прожжена и начисто испорчена, но тело под ней казалось невредимым.
— В последние минуты сэр Хью заслонил нас от Тараниса, — сказал Мороз. — Он встретил удар, предназначавшийся Аблойку.
— Что же мне на это сказать? — спросила я совершенно спокойным на слух голосом. Само его спокойствие меня потрясло. Тоненький голосок удивился у меня в голове, как мне удается говорить так спокойно. Выучка? Или шок?
— Если бы сэр Хью не принадлежал к старейшим из сидхе, ты могла бы поблагодарить его за то, что он рисковал собой ради спасения твоих воинов.
Я посмотрела на Мороза. Посмотрела прямо в серые глаза и увидела в них отражение нагого дерева на заснеженной равнине — словно его радужки превратились в крошечные шары со снегом. Такие глаза у него бывали только на пике магии или на пике тревоги. Раньше у меня всякий раз кружилась голова, когда я смотрела в иномирные глаза Мороза. А сегодня они меня успокаивали. Сегодня в них была ледяная сила зимы, холод, который оберегает, который не дает эмоциям выесть тебя изнутри. И я поняла, что помогло Морозу пережить злобные издевки королевы. Он обращался к холоду внутри себя.
Я тронула его за руку, и мир стал чуточку надежней. По равнине в глубине его глаз что-то двигалось — что-то белое и быстрое. Мороз склонился меня поцеловать, и в глазах у него на миг мелькнул силуэт оленя. Поцелуй был целомудренный, но это нежное прикосновение дало мне понять, что Мороз знает, чего стоит мне спокойствие. Он знал, что значит для меня Дойль, знал, что значит он сам, и чего не значит — знал тоже.
Держа Мороза за руку, я повернулась к зеркалу.
Сэр Хью сказал:
— Я видел грезу среди бела дня. За вами, точно за вашими спинами, призрачным видением прошел белый олень.
— Когда ты в последний раз грезил наяву? — спросил Мороз.
Хью моргнул черными глазами, но в их черноте я видела оранжевые искры и сполохи, как на углях неостывшего костра.
— Давно.
— Ты как будто не удивлен своим видением, сэр Хью, — сказала я.
— На озеро у нашего холма спустились лебеди. Лебеди с золотыми цепями на шеях. А впервые — впервые за все время, что мы живем в этой стране — они пролетели у нас над головами в ночь твоей битвы с Дикой охотой.
Из-за наших спин послышался небрежный голос Риса:
— Осторожней со словами, Хью. У нас тут законников полно.
Рис встал рядом со мной, но не попытался взять за руку.
— Да, наш король выбрал на редкость неудачный момент показать нелучшую свою сторону.
— Неудачный момент, — повторила я, не скрывая сарказма. — Какая мягкая характеристика случившегося.
— Других выражений я позволить себе не могу, принцесса, — сказал Хью.
— Это оскорбление не пройдет незамеченным, — все тем же ровным голосом сказала я.
— Если бы я видел перед собой Королеву Воздуха и Тьмы, я бы готовился к войне или к личному поединку двух монархов. Но я слышал, что принцесса Мередит Ник-Эссус — создание более уравновешенное, чем ее тетушка или ее дядюшка.