Двойная наживка

Камера номер один была повернута к небу.

– Поглядите теперь вверх, когда я беседую с вами, – сказал преподобный Уиб, – орлы парят над этим прекрасным новым Элизиумом!

Парившие в небе птицы не были орлами, они были обычными коршунами, промышляющими индейками. Но операторам было дано строжайшее распоряжение избегать крупных планов.

Камеру номер два направили на аудиторию – чопорные, самодовольные, внимательные лица, все, кроме одного мужчины, сидевшего в первом ряду. Он не аплодировал. На нем был плохо подогнанный костюм из искусственного шелка, «акульей кожи», потертая соломенная шляпа и черные очки. Он не выглядел счастливым солдатом Христова воинства. Скорее походил на Чарльза Мэнсона, накачанного стероидами. Камера два ненадолго задержалась на его лице.

Чарли Уиб не обращался к нему в течение двадцати минут.

За это время публика вибрировала, пребывая во влажном и слезливом умопомрачении. Как и предсказывал Уиб, толстые женщины падали в обморок направо и налево. Взрослые люди вопили, как младенцы.

Преподобный Уиб подал знак кивком, и двое молодых дьяконов в голубино-белых костюмах вывели на сцену слепого.

– Ты, бедный заблудший грешник, – сказал Уиб. – Как тебя зовут?

– Джеремия Скинк.

– Ах, Джеремия!

Аудитория разразилась ревом.

– Джеремия, ты веришь в чудеса?

– Да, брат Уиб, – ответил Скинк, – да, я верю.

– Ты веришь, что Господь сегодня здесь, на Озерах Ланкеров?

– Я верю, что он с тобой, – сказал Скинк, повторяя строки, выученные на репетиции.

– И, Джеремия, ты веришь, что Господь следит за своими чадами?

– Он любит нас всех, – ответил Скинк.

– Итак, давно ли ты слепой?

– Итак, некоторое время, – ответил Скинк.

– И врачи махнули на тебя рукой?

– Абсолютно, преподобный Уиб.

– И ты тоже махнул на себя рукой, не так ли, брат?

– Аминь, – сказал Скинк, и тут миникамеру направили на его очки. Он злился на себя за то, что позволил облачить себя в эту соломенную шляпу и шелковый костюм.

Преподобный Уиб коснулся платком своего лба и возложил пухлую розовую руку на плечо Скинка.

– Джеремия, – сказал он торжественно, – в этот славный тропический день, который Господь послал нам, в день, когда наши христианские спортсмены снимали в этих древних первобытных водах урожай, дарованный им фортуной, в такой день воля Божья такова, чтобы ты стал снова зрячим. Ты должен увидеть великолепие солнечного блеска и его небеса, и захватывающую дух красоту семейного сообщества горожан. Тебе бы хотелось вновь стать зрячим, Джеремия? Тебе хотелось бы видеть снова?

– Можешь побиться об заклад на свой зад, что хотелось бы, – сказал Скинк, слегка отклоняясь от сценария.

Брови преподобного Уиба поползли вверх, но он не утратил боевого запала.

– Джеремия, – продолжал он. – Я собираюсь просить этих добрых христиан, которые будут нашими свидетелями на Озерах Ланкеров, взяться за руки. Вы все здесь дома. Положите свои библии и соедините руки, в том числе и те, кто находится в своей гостиной. И я сам возьму тебя за руки, Джеремия, и вместе мы обратимся ко всемогущему Иисусу и будем умолять его благословить тебя даром зрения.

– Аминь, – сказал Скинк.

– Аминь, – ответила толпа.

– Даруй этому грешнику зрение! – обратился преподобный Уиб к небесам.

– Зри! – завопила толпа. – Зри! Зри!

Скинк вопреки себе вошел во вкус лицедейства.

– Взгляни на меня, почувствуй меня! – завопил он.

– Взгляни на него! Почувствуй его! – ответили зрители. Это была странная и совершенно новая строчка, но она хорошо звучала.

Торопливо преподобный Уиб попытался вернуть молитвенное пение в обычное русло проповеди.

– Господь, спаси этого несчастного грешника!

Как черепаха, внезапно пойманная на шоссе, преподобный Уиб втянул шею, подтянул конечности и заморгал глазами. Этот транс длился целую минуту до того, как он снова разразился речью. Воздев руки над головой, он объявил:

– Это время грядет! Иисус нисходит в вашу гостиную!

Аудитория, охваченная восторгом, ждала. Миникамера была так близко, что можно было сосчитать все поры на носу Чарли Уиба.

– Джеремия? – сказал он. – Повторяй за мной:

– Иисус, дай мне увидеть твое лицо!

Скинк повторил.

– Иисус, дай мне увидеть свет солнца!

– Иисус, дай мне увидеть свет солнца! Иисус, дай мне увидеть чистую христианскую благость нового творения, Озер Ланкеров.

– Да будет так, – сказал Скинк.

– Господь сказал, – объявил Уиб, – Джеремия, мой дорогой брат во Христе, сними очки!

Скинк снял свои солнцезащитные очки и положил их в карман костюма. Дрожь ужаса пробежала по рядам сидящих. Скинк не разрешил гримершам поработать над своим лицом. Миникамеры быстро отодвинули.

Отводя глаза, преподобный Уиб проблеял:

– Джеремия, ты действительно исцелился?

– O да, брат Уиб.

– И что ты видишь?

– Великого человека в малиновом костюме.

Зрители зааплодировали. Многие лихорадочно выкрикивали хвалы небесам.

Скромно сияя, преподобный Уиб продолжал:

– И, Джеремия, над моей головой находится вывеска – эта вывеска была невидима для твоих глаз только несколько минут назад. Скажи нам, что на ней написано!

Здесь была ключевая реплика Скинка, в этот момент включали прямой эфир. Так как устроители предполагали, что Скинк все-таки не прозреет после исцеления, его попросили выучить содержание плаката и притвориться, что он читает.

На плакате было написано: «Озера Ланкеров представляют Турнир памяти Дики Локхарта» Мемориал Басс Бластерс Клэссик".

Но Скинк собирался произнести совсем другие слова в микрофон.

Чарли Уиб ждал несколько секунд, которые показались ему долгими...

– Джеремия?

Скинк поднял глаза к плакату.

– Джеремия, пожалуйста, – сказал Уиб. – Что написано на этом плакате?

– На нем написано: «Выжми мой лимон, детка».

Горячее колкое молчание пало на сцену. Лицо преподобного Чарльза Уиба исказилось от ужаса. Его рот так и остался открытым, а блестящие коронки во рту сильно щелкнули, но никаких прочувствованных одухотворенных слов он произнести не мог.

Слепой великан с мясистым лицом начал плакать.

– Благодарю тебя, Господь. Благодарю тебя, брат Уиб. Благодарю за все.

Посте этого Скинк повернулся лицом к камере один. И мигнул.

Когда он мигнул, янтарный совиный глаз выпал из пустой глазницы и запрыгал по сцене с сильным грохотом. Это слышали все, даже те, кто был в задних рядах.

– О, я снова могу видеть, брат Уиб, – кричал человек, который недавно был слепым. – Приди, позволь мне обнять тебя, как Господь обнял меня!

Своими обезьяньими руками Скинк дотянулся до миникамеры и ткнулся в нее лицом.

– Выжми мой лимон, детка! – стонал он, прижимаясь губами к линзе.

Тринадцать женщин в толпе рухнули на пол со своих складных стульев, они были в обмороке.

На этот раз их обморок был подлинным.

– Хочешь пива? – спросила Лэни.

– Нет, – ответил Деннис Голт.

– А Перье? – Лэни порылась в холодильнике.

– Потише, – ответил ее брат. Он закидывал удочку в то место, где был завал сучьев – это продолжалось уже долго, но рыба не клевала. Он испробовал все приспособления из своего ящика со снастями плюс еще несколько экспериментальных гибридов, но из чистого упрямства вернулся к «двойной наживке». Это была секретная приманка Дики Локхарта, и все об этом знали, поэтому Деннис Голт умирал от желания выиграть на турнире, использовав ее. Похвалиться этим. Всех в этом убедить. Втолковать им. Показать этим тупым ублюдкам, что их король действительно мертв.

Голт знал, что находится на том самом месте, потому что звуковой измеритель глубины представлял ему детальную топографию дна канала. Куча валежника пересекала канал поперек, как лохматая черная спица. Она выделялась на плоскости, не имевшей других особенностей. Под ней горел красный огонек в форме эллипса.

Это была рыба.