Страница 2 из 62
Разговор произошел за завтраком.
— Пешком по апрельскому снегу — десять-двенадцать дней. Наступит весна — не убережешь…
Василий кивает, соглашается.
— Рисковать мы не в праве, — пойми! Мамонта надо оживить,
Василий не доносит руку до рта. Что он, сошел с ума? Или это сам Василий сходит с ума после вчерашнего?.. Но взгляд Бориса тверд, решителен, слово, очевидно, продумано. И первое, что срывается с губ Василия, — тот же вопрос:
— Как?..
— Да, именно, — подтверждает Борис и горячо излагает теорию анабиоза. — Мамонт, несомненно, в анабиозе, и его надо оживить.
Василий снова раскрывает рот, спросить, как это сделать.
Борис останавливает:
— Медленным тщательным прогреванием всего тела, каждой клетки…
— Костром пещеру не прогреешь, — возражает Василий, — солнца недостаточно, электричества нет… — но мечта Бориса увлекает, он видит спокойную позу животного, мирно опущенный хобот. — Что у нас есть? Снег, вода, камень, ветер… Впрочем, постой! — делает он резкий жест. — Есть лед. Лед и вода!
— Вода и лед! — кричит Василий. — Электричество будет!
Василий успокаивается немного.
— Слушай: на днях — вот перед отъездом! — читал об опытах бразильского ученого Рибейро или Ривейро, — словом, вода и лед могут работать как термопара…
— Василий!..
— Да, да, как термопара! Ток обнаруживается при затвердевании или расплавлении, безразлично? Лишь бы одна фаза вещества была твердая! Нужны электроды и постоянный процесс замерзания — проще всего! Ток будет!
План был прост. Впрочем, не потому, что авторы его отличались гениальностью, а потому, что в их распоряжении были простые средства: два электрода и моток кабеля, к счастью, вольфрамированного, в тончайшей теплопроницаемой изоляции.
Расплести кабель и завить нити в спираль — чисто техническая работа, занимался ею Борис.
Василий мастерил многопластинчатый щит, каждая долька которого соберет и направит ток в нагревательную спираль.
"Термодиэлектрический эффект, — черт, пока выговоришь… — ворчал он. — В нем-то и штука! При замерзании воды на границе между твердой и жидкой фазами возникает разность потенциалов… Здорово подметил этот… Рибейро. И названьице выдумал — термодиэлектрический… — язык выкрутишь…" Нелегко было обвить спиралью громадного зверя от конца хобота до пят, взять в сплошную металлическую сеть. Но и с этим справились в два дня.
Мамонт возвышался горбатой горою, тускло отсвечивал металлом.
Самое удивительное сооружение, представшее человеку, — фантазия наяву!
Борису ходил довольный, затея ему пришлась по вкусу:
— Начнем? — обратился к Василию.
— Шилом море греть?..
— Не будь скептиком! В наш век делают не такое!
Ток пошел.
— Теперь — ждать. И не давать проруби замерзнуть.
Установили трехчасовые вахты. Днем и ночью на краю проруби маячил кто-нибудь из друзей, бултыхая в воде самодельной клюшкой; когда на конце клюшки намерзал ледяной ком, ее оттаивали у огня…
Система действовала безотказно, ток шел, но результатов не было. Гора, завитая в проволоку, стояла недвижимо, и больше шансов было за то, что не сдвинется вовсе. Под проволокой ощущалось тепло, но результатов — никаких.
— Ничего, — успокаивал Борис, — за час махину не прогреешь.
На четвертый день бока животного увлажнились, вспотели. Это было принято за добрый признак, стали готовить выход из пещеры. В воздухе потеплело, на Колыму пришла весна.
Пористый известняк поддавался легко. Сколотые глыбы употребляли на стену — замуровать поврежденного мамонта, сохранить для исследований. Работа шла успешно, и когда стена была готова, до самой реки проложили покатый спуск.
К этому времени температура тела животного достигла тридцати градусов. Ждали: что-то должно случиться.
Утром, на седьмой день, когда рассвело, увидели, что хобот животного подвернулся, будто сжатый в усилии. Часом позже, когда вставшее солнце глянуло в пещеру, — дернулось веко. К полудню животное вздохнуло и открыло глаза.
Ребята, как ни ждали, — вздрогнули, но животное стояло неподвижно, лишь изредка с шумом засасывая воздух, будто кто вздувал и отпускал кузнечные меха… Понимали: критический момент; зверь или выживет или упадет замертво. Время шло, дыхание выравнивалось. Ток не выключали.
За полдень животное шевельнуло хоботом, медленно свернуло его, распрямило. И вдруг повернуло голову к ним, глядя в упор.
Ребят обдало ознобом, стояли, как загипнотизированные, не в силах опустить глаз, уклониться от страшного первобытного взгляда.
Солнце заходило, в нише сгущались сумерки, и от этого было еще тревожнее и страшнее. Зверь все глядел, и друзьям казалось, что взгляду не будет конца, а они так и останутся прикованными к полу.
Но животное отвернулось и опять стало недвижно.
Борис и Василий вышли из пещеры.
Обоим было не по себе. Раньше думали, — какая радость, если зверь очнется, а теперь не находилось слов.
Борис разомкнул цепь.
В тот же миг услышали звон: лопались провода, мамонт сделал шаг. Это был тяжелый каменный шаг — громада двинулась к выходу.
Методически поднимая и опуская ноги, прошла по откосу, камни стонали под тяжелыми шагами, — приблизилась к проруби и опустила хобот в воду.
— Что же теперь будем делать? — шепотом спросил Василий.
— А я почем знаю? — так же шепотом ответил Борис.
— Эта гора разнесет нас вдребезги…
Животное утоляло жажду, со свистом втягивая воду в хобот и отправляя струю в пасть. Проходили минуты, час. Свистящие звуки не прекращались, будто у проруби работал механический насос.
— Обопьется, — тревожился Борис, — надо отпугнуть его от проруби!
— Попробуй… так отпугнет, — возразил Василий.
Видимо, жажда была велика, животное — это была самка — не могло оторваться от воды.
— Эй!.. — не выдержал Борис.
Животное повернуло голову, попятилось и… рухнуло на бок — на ветки, приготовленные для костра.
Друзья подбежали в страхе, думая, что все кончено. Но бока животного ровно вздымались, из хобота вырывалось сопение. Мамонт уснул. Борис и Василий тихонько натянули на гору парус: ночь все-таки морозная…
На утро, задолго до рассвета, Борис взял топор и ушел в лес, нарубив березовых прутьев с набухшими почками, — для мамонта еда подходящая, — повернул назад. Огибая мыс, услышал Василия, говорившего с кем-то вполголоса, повторявшего одно и то же слово. Борис удивился, опустил оберемок, осторожно глянул из-за скалы.
Громадный зверь стоял на ногах и чуть шевелил хоботом; Василий — шагах в пяти от него — что-то протягивал исполину и ласково скороговоркой лепетал:
— Маша, Маша, Машуля, Маша!..
Мамонт двинул хоботом и тоже, видимо, вполголоса, хрюкнул в сторону Василия так, что тот присел на месте, — от неожиданности ли, от страха — Борис не понял. Предмет выпал из рук и рассыпался по снегу. "Пачка галет!" — улыбнулся Борис и поднял прутья.
Подкрепление пришло вовремя. И моральное и материальное.
Василий не ожидал такого звука от мамонта, а зверь, преспокойно сглотнув галеты, глядел на него, словно требовал еще. Борис бросил ему оберемок, он осторожно, выбирая по две-три веточки, стал закладывать их в пасть.
Василий рассказал, что произошло.
Он готовил завтрак, как вдруг услышал позади сопение.
Обернувшись — обмер: гора двигалась на него. "Раздавит! — подумал. — Расплющит, как котлету!.." Чтобы задержать зверя, швырнул навстречу первый попавшийся предмет — алюминиевую тарелку. Тарелка шлепнулась дном кверху.
Мамонт остановился, стал переворачивать, исследуя, что такое.
Это дало Василию время опомниться. Он схватил пачку галет и попробовал заговорить с животным, которое, оставив тарелку, имело, видимо, желание познакомиться с ним поближе. Что из этого вышло — Борис видел и слышал.
— Значит, Маша? — спросил он, смеясь.
— Мамонтиха ведь, — сказал Василий.
— Так и будет, пусть — Маша, — согласился Борис.