Жорж

В самом деле, каждый день происходила новая битва; при этом наши корсары, как храбры они ни были, не нападали на военные корабли, но, падкие на индийские и китайские товары, набрасывались на большие суда с толстым брюхом, возвращающиеся из Калькутты, Буэнос-Айреса или с Веракрус. Корабли эти сопровождались английскими фрегатами с острыми клювами и когтями или были хорошо вооружены и сами защищались. В последнем случае это обычно была просто игра, перепалка на два часа, после чего все было кончено, но иногда дело обстояло иначе: обменивались множеством ядер, убивали с обеих сторон много людей, ломали снасти, затем наступал абордаж; разгромив друг друга на расстоянии, начинали бой врукопашную.

В это время торговый корабль ускользал и если не встречал, как осел из басни, другого корсара, который нападал на него, то заходил в любой английский порт, к большому удовлетворению Индийской компании, добивавшейся вознаграждения своим защитникам. Так обстояли дела в ту эпоху.

Из тридцати или тридцати одного дня в месяце сражались в течение двадцати или двадцати пяти; затем, во время бурь, наступал отдых.

В этой школе обучение было коротким. Здесь, как и на военных судах, экипажи пополнялись не из рекрутов. В импровизированной войне погибало довольно много людей, и экипажи кораблей формировались из добровольцев Во время сражения каждый должен был исполнять любые обязанности, при строгом повиновении капитану и его помощнику. Правда, на борту «Калипсо» — так называлось судно, которое выбрал Жак, чтобы пройти обучение морскому делу, — шесть лет назад двое матросов нарушили дисциплину — нормандец и гасконец; один возразил капитану, другой — его помощнику. И одного капитан убил топором, а другого помощник — выстрелом из пистолета. Трупы выбросили за борт. С тех пор никто и не помышлял спорить ни с капитаном Бертраном, ни с лейтенантом Ребаром, так звали двух суровых моряков, обладавших неограниченной властью на борту «Калипсо».

У Жака всегда было желание стать матросом; мальчишкой он пропадал на борту судов, стоявших на рейде Порт-Луи, поднимался на ванты, влезал на стеньги, качался на снастях, соскальзывал по веревкам. Так как он занимался этими упражнениями главным образом на борту кораблей, поддерживающих коммерцию с его отцом, капитаны были с ним очень ласковы, поощряли его увлечения, давали нужные объяснения, позволяли подниматься от трюма до брам-стеньги и спускаться с брам-стеньги в трюм. В результате в десять лет Жак был отличным юнгой; правда, не имея судна, он все проделывал на воображаемом корабле: влезал на деревья, которые служили мачтами, и поднимался по лианам, воображая, что это снасти; в двенадцать лет он помнил названия всех частей корабля, знал, как должно маневрировать судно, мог исполнять обязанности гардемарина на любом корабле.

Но, как нам известно, отец принял другое решение: вместо того чтобы отправить Жака в морское училище в Ангулем, куда его влекло призвание, определил его в коллеж Наполеона. Подтвердилась пословица: человек предполагает, а бог располагает. Жак провел в коллеже два года, рисуя корабли в тетрадях для сочинений и пуская фрегаты в большом бассейне Люксембургского сада; он воспользовался первым представившимся случаем, чтобы оставить занятия в коллеже. Во время пребывания в Бресте он посетил бриг «Калипсо» и сказал сопровождавшему его брату, чтобы тот возвращался домой, а сам он поступит на морскую службу;

Жорж вернулся в коллеж Наполеона один.

Что до Жака, чье открытое лицо и смелая осанка сразу расположили к себе капитана Бертрана, он тут же был удостоен звания матроса, хотя его товарищи были недовольны этим.

Жак не обращал внимания на их недовольство, хорошо сознавая свои права; те же, с кем его уравняли, еще не знали его способностей и считали несправедливым, что новичок был возведен в ранг матроса. Но при первой же буре Жак полез на брам-стеньгу и отрезал парус, которому не правильно завязанный узел не давал спуститься с мачты, так что парус угрожал сломать ее; при первом же абордаже Жак вбежал на вражеское судно прежде капитана, за что получил такой удар кулаком, что был оглушен на целых три дня. Он не знал, что на «Калипсо» существовало правило — первым поднимается на вражеское судно капитан. Однако же, приняв извинения Жака, капитан разрешил ему в будущих сражениях ступать на вражеское судно после него; и действительно при следующем абордаже Жак взошел на корабль вслед за капитаном.

С того времени экипаж проникся доверием к Жаку, а старые матросы первыми протягивали ему руку.

Так продолжалось до 1815 года; до 1815-го потому, что капитан Бертран, настроенный весьма скептически, не принимал всерьез падения Наполеона; может быть, это было связано с тем, что он совершил два путешествия на остров Эльбу и во время одного из них имел честь быть принятым бывшим властелином мира. Что сказали друг другу император и пират во время этого свидания, никто никогда не узнал; заметили только, что Бертран, возвращаясь на борт, насвистывал:

Баптаи, план, тирслир,

Посмеемся, бригадир! -

что для капитана Бертрана было знаком полнейшего удовлетворения. Затем капитан вернулся в Брест и, никому не говоря ни слова, начал приводить «Калипсо» в порядок, запасся порохом и ядрами и нанял несколько человек, которых ему недоставало, чтобы довести экипаж до полного состава.

Люди, хорошо знавшие Бертрана, могли догадаться, что втайне готовится представление, которое должно поразить публику. В самом деле, через шесть недель последнего путешествия капитана Бертрана в Порто-Феррао Наполеон высадился в заливе Жуан. Через двадцать четыре часа император вступил в Париж, а через семьдесят два часа после этого корабль Бертрана вышел из Бреста на всех парах с развевающимся трехцветным знаменем.

Не прошло и недели, как воинственный Бертран вернулся, ведя на буксире великолепное английское судно, груженное тончайшими индийскими пряностями. Капитан-англичанин остолбенел, увидев трехцветное знамя, — он считал его навеки исчезнувшим, ему в голову не пришло оказать хотя бы малейшее сопротивление.

Добыча разохотила капитана Бертрана; продав товары за подходящую цену и уплатив часть денег экипажу, который отдыхал в течение года и которому отдых порядком наскучил, капитан «Калипсо» бросился на поиски новой жертвы. Но, как известно, не всегда находишь то, что ищешь: в одно прекрасное утро, последовавшее за темной ночью, «Калипсо» нос к носу встретилась с фрегатом «Лейстер», именно тем кораблем, который привезет в Порт-Луи губернатора и Жоржа.

На «Лейстере» было на десять пушек и на шестьдесят матросов больше, чем на «Калипсо»; он не имел никакого груза вроде корицы, сахара и кофе, но зато богатый арсенал снарядов и ядер. Поняв, к какому роду кораблей принадлежит «Калипсо», «Лейстер», не предупреждая, послал ей образец своего товара — ядро калибром тридцать шесть сантиметров, вонзившееся в подводную часть корвета.

В противоположность своей сестре «Галатее», которая старалась скрыться, будучи замеченной, «Калипсо» охотно исчезла бы еще до того, как ее заметят, «Лейстер» не мог представить собой добычу, даже если бы удалось захватить его в плен, что, впрочем, было совершенно невероятно. Не представлялась также возможность избежать встречи с ним, потому что капитаном «Лейстера» был тот самый Уильям Маррей, который в ту пору служил на флоте и был известен как бесстрашнейший морской волк из всех проходивших от Магелланова пролива до бухты Баффен.

Итак, капитан Бертран приказал установить две большие пушки на корме корвета и стал удирать…

«Калипсо» — настоящий корабль-хищник, построенный для сверхскоростного хода, с длинным и узким килем, однако на сей раз бедная ласточка морей имела дело с орлом океана, и, несмотря на ее легкость, стало скоро ясно, что фрегат догоняет ее.

Каждые пять минут «Лейстер» посылал ядра, чтобы заставить «Калипсо» остановиться; впрочем, на это «Калипсо» отвечала также снарядами.

В это время Жак внимательно рассматривал мачтовый лес, из которого был сделан их корабль, и давал лейтенанту Ребару советы, касающиеся оснастки, предназначенной, как это было в данном случае, для погони или для ухода от преследования. Необходимы были серьезные изменения в брам-стеньгах, и Жак, продолжая рассматривать места возможных повреждений, давал указания. Не получая ответа, он взглянул на лейтенанта и все понял: лейтенант Ребар был убит.