Страница 15 из 17
Вознаграждение за разврат многие проституированные мужчины и женщины у язычников приносили в храм как жертву. Вот почему в Библии после слов: «не должно быть блудниц из дочерей Израилевых, и не должно быть блудника из сынов Израилевых», непосредственно следуют слова: «не вноси платы блудницы и цены пса в дом Господа, Бога твоего, ни по какому обету, потому что и то и другое есть мерзость пред Господом». Это значит, что не только вознаграждение собственно хиеродул, но – чтобы не было в этом никакого сомнения – всякая жертва не угодна Богу, если она добыта развратом. Вероятно, проституированные при храме мужчины, «кдешим», подвергались кастрации, подобно «галлам», служившим богине Ки-беле и сирийской богине.
Обычай кастрации жрецов Кибелы следующего происхождения. Во время сна Зевса семя его стекло на землю. Из него произошел демон с двойными половыми органами, мужскими и женскими. То был гермафродит Агдистид. Боги заковали его и отрезали ему мужские половые органы. Таким образом он сделался женщиной, Великой Матерью Кибелой, а из члена его произошло миндальное дерево. Один из плодов этого дерева дочь речного бога спрятала за пазуху, забеременела и родила прекрасного Аттиса, любимца Кибелы, который впоследствии, приведенный в бешенство, сам оскопил себя. Тогда мать богов Кибела избрала оскопленного мальчика, за его красоту, своим жрецом. Он считался первым жрецом Кибелы, самооскоплению и феминизации которого во время оргиастических празднеств Кибелы часто подражали и светские люди. Жрецы Кибелы также были кастрированы. Это так называемые «корибанты».
Религиозная окраска феминизации и гомосексуальности наблюдается также в греческих культах.
Во время празднеств «антестерий», посвященных богу Дионису, афиняне – как старики, так и юноши и эфебы – одевались по-женски. У гераклидов жрецы и другие мужчины носили женскую одежду.
Античная трибадическая проституция также имела своих богинь – Mise, Bona Dea. В их честь устраивались триба-дические оргии, во время которых пользовались искусственными мужскими членами, «olisbos».
К женским празднествам в честь Деметры в Пеллене не только мужчины, но даже и псы не допускались близко, чтобы можно было свободнее предаваться разврату.
Богиню Bona Dea напоминает «праздник тайны», устраиваемый крестьянками немецкой деревни Оксенбах на масленицу, причем мужчины – совершенно как в римском празднике – к участию не допускаются.
Сюда же относится и праздник «крещения кумушек» русских баб, к которому мужчины не имеют доступа. (На этом празднике женщины «кумятся» между собой. – Прим.пер.)
Удивительное явление представляет культ одной китайской женской секты, так называемых «воздержанных», религия которых предвидела превращение полов в будущем.
Японские жрецы не должны были иметь половых сношений с женщинами, а только с мужчинами.
Все эти взятые из мифологии и этнологии факты подтверждают справедливость нашего взгляда на происхождение столь удивительного обычая, как религиозная педерастия. Первоначально прирожденный гомосексуализм – женщины-мужчины или мужчины-женщины – казался настоящим чудом, действием высшего духа, внушавшего человеку неестественные наклонности, часто в форме сна, как у североамериканских индейцев, или путем собственного примера, как это делал бог Хин в Юкатане и Гватемале. Таким образом, этим «лишенным счастья любви» субъектам приписывалась таинственная связь с высшим существом, и они считались представителями божества на земле. Ненормальное, удивительное и редкое проявление извращенного полового чувства казалось высшим, более священным. Это покажется понятным, если вспомнить, что первобытный человек далек от того, чтобы прилагать наше нравственное мерило к этим явлениям.
Первобытная религиозная гомосексуальная проституция сделалась, наряду с биологическим фактором, главнейшей исходной точкой для распространения светского гомосексуализма как индивидуального явления и как народного обычая. Известную роль здесь сыграли союзы полов и дома для мужчин; кроме того, распространению гомосексуальных половых отношений способствовало развитие гомосексуальной проституции. Исходной точкой для последней часто служил храм, как и для гетеросексуальной проституции. Нередко между ними устанавливалась тесная связь. Так, храм Афродиты, блудниц в Афинах и храм богини Ма в Зеле и Комане служили местом пребывания как женских, так и мужских гетер.
Как пережиток примитивной, необузданной половой жизни, вращающейся в более свободной сфере и не знающей никаких социальных ограничений; как одна из видных форм самоотречения, дающая возможность элементарной разрядки избытка сил, проституция находится в связи не только с религией, но и с элементами искусства. Говоря об искусстве, мы относим сюда не только танцы, музыку и поэзию, но и упоение, экстаз и другие формы самоотречения (например, в мазохизме), вызывающие со стороны индивидуума такие же нарушения поставленных ему границ, как это бывает при религиозном экстазе. Это та «ди-онисьевская восторженность, сопровождающаяся уничтожением обычных стеснений и границ бытия», о которой Ницше говорит как о необходимой предпосылке всякого искусства и культуры, которая проявляется в свободной половой жизни и в проституции как «порождение страстного томления о первобытном и естественном», как «чувственный образ полового всемогущества природы», которое грек олицетворял в фигуре сатира.
Культура и условная нравственность оттеснили эти первобытные инстинкты, но они дремлют в каждом из нас; иногда они пробуждаются и, свободные от всяких оков, от всякого принуждения, противопоставляют будничной действительности – ди-онисьевскую, высшему половому сознанию – низшее. Проституция как пережиток свободной половой любви, еще всецело находящейся под влиянием примитивных биологических инстинктов, в значительной степени обязана своим существованием и постоянством тому, что удовлетворяет эти дионисьев-ские потребности, могущественные и в культурном человеке. Только так можно объяснить удивительную привлекательность, которую она и теперь представляет даже для образованных мужчин с высоким умственным и эстетическим развитием. Как бы это странно ни звучало, но именно художественный момент (в широком смысле слова), заключающийся в проституции, возможность временно перешагнуть через социальные и индивидуальные границы, поставленные половому инстинкту, и составляют основу ее привлекательности. На этом, главным образом, покоится упорное постоянство проституции, и именно на этот пункт должна быть направлена борьба с ней, а вовсе не на ее внешние проявления и результаты. Но об этом ниже.
Сказанное нами объясняет и тот своеобразный факт, что как у первобытных, так и у полу- и вполне культурных народов женщины, занимающиеся искусством (певицы, танцовщицы, актрисы), часто бывают проститутками.
Как остаток свободной, необузданной половой жизни проституция должна содержать те же эстетические факторы. Ритмические призывные звуки и восклицания, ритмические движения, вообще наслаждение, выражающееся во всяких активных формах, в связи с эстетическим действием на глаз при помощи цветных предметов, пестрых украшений и т. д., уже у животных характеризуют любовную жизнь и играют значительную роль в половой жизни первобытных народов. Людвиг Якобовский сделал остроумную попытку связать этот художественный, полный активности элемент примитивной половой жизни с движениями до и после полового акта.
«Особенное значение имеют перед актом движения во время походки. В них заключается тенденция – в тот момент, когда первобытный мужчина видит вблизи себя женщину – привлечь к себе внимание. Я уже указывал, что это достигается призывными звуками, но действие их в значительной степени усиливается благодаря удивительным движениям походки. Такие движения, вероятно, были приятны для женского глаза. Вначале в них, должно быть, сказывался ритм, размеренный характер танца. Здесь мы должны искать зачатки эстетического чувства, причем первобытная женщина превосходит в этом отношении первобытного мужчину – факт, который можно проследить на протяжении всего человечества». (Эти движения до и во время полового акта были зародышем эротических танцев). «До того момента, как мужчина замечал женщину, сопутствующее физическое движение, вероятно, только ослабляло психическую тяжесть от неопределенной потребности полового сношения; он просто делал бурные шаги или скачки. И только когда он замечал ее, шаги его обнаруживали стремление поскорее приблизиться к ней и желание привлечь ее внимание. Этому внезапному приближению соответствует удаление после полового акта. Оба момента – приближение и удаление – образуют первый эротический танец». Якобовский описывает далее, как первобытная половая жизнь, с которой так тесно связана проституция, сопровождалась выражением наслаждения в движениях, в которых непринужденно и произвольно сказывалась вспыхивающая сила инстинкта; как эти двигательные половые импульсы все более и более оттеснялись с развитием культуры; наконец, какое убедительное доказательство представляет в этом отношении история эротических танцев, которые в своей современной форме (centre, frangaise, кадриль) обнаруживают только утонченные и беспорядочные видоизменения и вариации «искания» до полового акта и «удаления» после него.