Страница 79 из 110
Для зрителей настал момент страха.
Между тем дым, не поддерживаемый действием орудий и мушкетов, медленно поднялся вверх. Тут увидели, что королевская армия отбита, что низ стен прикрыт трупами. В укреплении был пролом, но его наполняли люди, пики, мушкеты. Среди этих людей стоял Ришон, облитый кровью, однако же спокойный и хладнокровный, как будто он присутствовал только в качестве зрителя при страшной трагедии, в которой он играл важную роль. Он держал в руках топор, притупившийся от ударов.
Казалось, сама судьба хранила этого человека, который беспрестанно находился в огне, всегда в первом ряду. Ни одна пуля не попала в него, ни одна пика не дотронулась до него: казалось, он столь же неуязвим, сколько и бесстрашен.
Три раза маршал де ла Мельере лично водил войска на приступ, три раза опрокинули их в глазах короля и королевы.
Горькие слезы текли по бледным щекам короля. Анна Австрийская ломала руки и шептала:
– О, если этот человек когда-нибудь попадет в мои руки, я покажу на нем страшный пример.
По счастию, темная ночь быстро спускалась и прикрывала стыд королевы. Маршал де ла Мельере приказал бить отбой.
Ковиньяк оставил свой пост, сошел с возвышения, на котором стоял, и, засунув руки в карманы, пошел по лугу к гостинице Бискарро.
– Ваше величество, – сказал Мазарини, указывая на Ковиньяка, – вот человек, который за самую ничтожную сумму избавил бы нас от необходимости проливать столько крови.
– Господин кардинал, – возразила королева, – может ли такой расчетливый человек, как вы, давать подобный совет?
– Ваше величество, я расчетлив, вы правы, я знаю цену деньгам, зато знаю и цену крови. А в эту минуту для вас кровь дороже денег.
– Будьте спокойны, господин кардинал, за пролитую кровь мы отомстим. Послушайте, Комменж, – прибавила она, обращаясь к лейтенанту королевских телохранителей, – ступайте к маршалу и попросите его ко мне.
– Бернуэнь, – сказал Мазарини своему камердинеру, указывая на Ковиньяка, который уже подходил к гостинице «Золотого Тельца», – видишь этого человека?
– Вижу.
– Приведи его ко мне, когда смеркнется.
На другой день после свидания с Канолем виконтесса де Канб пошла к принцессе исполнить обещание, данное барону.
Весь город находился в волнении: узнали, что король прибыл к Веру и в то же время что Ришон удивительно защищался, что он с пятьюстами человеками два раза отразил королевскую армию, состоявшую из двенадцати тысяч воинов. Принцесса узнала это известие прежде всех. В восторге и радости она захлопала в ладоши и вскричала:
– Ах, если бы у меня было сто человек, похожих на моего храброго Ришона!
Виконтесса де Канб приняла участие в общей радости и была вдвойне счастлива: она могла искренно хвалить подвиг человека, которого уважала, и кстати высказать свою просьбу, которая могла не иметь успеха, если бы было получено дурное известие. Теперь успех ее просьбы казался обеспечен вестью о победе.
Но принцесса среди своей радости была озабочена такими важными делами, что Клара не посмела высказать свою просьбу. Дело шло о доставления Ришону помощи. Все понимали, что он очень нуждается в ней, потому что скоро армия герцога д’Эпернона соединится с королевскою. В совете принцессы толковали об этой помощи. Клара, видя, что в эту минуту политические дела берут верх над сердечными, ограничилась ролью советницы и в этот день ни слова не сказала о Каноле.
Коротенькое, но нежное письмо уведомило прекрасного пленника об этой отсрочке. Промедление показалось ему не таким тягостным, как вы могли бы подумать: в ожидании счастливого события есть столько же сладких ощущений, сколько и в самом событии. Сердце Каноля было так полно любви, что ему нравилось (как говорил он) ждать в передней счастия. Клара просила его ждать терпеливо, он ждал почти с радостью.
На другое утро устроили вспомогательный отряд. В одиннадцать часов он отправился вверх по реке, но ветер и течение были противные, и потому рассчитали, что, как бы он ни спешил, все-таки, идучи на веслах, пристанет к крепости не ранее следующего дня. Капитан Равальи, начальник экспедиции, получил в то же время приказание осмотреть по дороге крепость Брон, которая принадлежала королеве.
Все утро провела принцесса в надзоре за приготовлениями к отправлению отряда. После обеда назначили большой совет для обсуждения мер, какими следует, если можно, воспрепятствовать герцогу д’Эпернону соединиться с маршалом де ла Мельере или по крайней мере помешать их соединению до тех пор, пока подкрепление подойдет к Ришону.
Поэтому Клара поневоле должна была ждать следующего дня, но в четыре часа она имела случай подать приятный знак Канолю, проходившему мимо ее окон. Знак этот был так исполнен сожалений и любви, что Каноль почти радовался, что ему приходится ждать.
Однако же вечером, чтобы наверное сократить отсрочку и чтобы принудить себя высказать принцессе тайну, Клара попросила на следующий день частной аудиенции у ее высочества. Разумеется, принцесса тотчас согласилась принять виконтессу.
В назначенный час Клара вошла в комнату принцессы, которая встретила ее милостивою улыбкою, она была одна, как просила Клара.
– Что, милая моя? – спросила принцесса. – Что случилось особенно важного, что ты просишь у меня частной аудиенции, зная, что я весь день готова принимать моих коротких друзей?
– Ваше высочество, – отвечала Клара, – в минуту вашей радости, которой вы так достойны, я пришла просить вас... обратить ваше внимание на меня... Мне тоже нужно немножко счастия.
– С величайшею радостью, милая моя Клара, и сколько бы судьба ни послала тебе счастия, оно никогда не сравнится с тем, которого я тебе желаю. Говори поскорее, чего ты хочешь? Если счастие твое зависит от меня, то будь уверена, что я не откажу.
– Я вдова, свободна, даже слишком свободна, потому что эта свобода тяготит меня более всякого рабства, – отвечала Клара. – Я желала бы променять одиночество на что-нибудь поприятнее.
– То есть ты хочешь выйти замуж, не так ли, дочь моя? – спросила принцесса, засмеявшись.
– Кажется, да, – отвечала Клара и вся покраснела.
– Хорошо, это наше дело.
Клара вздрогнула.
– Будь спокойна, мы побережем твою гордость. Тебе надобно герцога и пэра, виконтесса. Я тебе найду его между нашими верными.
– Ваше высочество слишком заботитесь обо мне, – сказала виконтесса. – Я не думала вводить вас в хлопоты.
– Да, но я хочу заботиться о тебе: я должна заплатить тебе счастьем за твою преданность. Однако же ты подождешь до конца войны, не так ли?
– Подожду как можно меньше, – отвечала виконтесса, улыбаясь.
– Ты говоришь, как будто уже выбрала кого-нибудь, как будто у тебя в руках муж, которого ты просишь у меня.
– Да оно точно так, как вы изволите говорить.
– Неужели! А кто же этот счастливый смертный? Говори, не бойся!
– Ах, ваше высочество, простите меня!.. Сама не знаю, почему я вся дрожу.
Принцесса улыбнулась, взяла Клару за руку и приблизила к себе.
– Дитя! – сказала она.
Потом, посмотрев на нее пристально, от чего Клара еще более смутилась, принцесса спросила:
– Я знаю его?
– Кажется, вы изволили видеть его несколько раз.
– Не нужно спрашивать, молод ли он?
– Ему двадцать восемь лет.
– Дворянин?
– Из самых старинных.
– Храбр?
– О, знаменит храбростью.
– Богат?
– Я богата.
– Да, милая, да, и я этого не забыла. Ты самая богатая во всем нашем приходе, и мы с радостью вспоминаем, что во время теперешней войны твои луидоры и полновесные экю твоих фермеров не раз выводили нас из затруднительного положения.
– Ваше высочество делает мне честь, напоминая о моей преданности.
– Хорошо. Мы произведем его в полковники нашей армии, если он еще только капитан, и в генералы, если он только полковник. Ведь он, вероятно, верен нам, надеюсь?
– Он был в Лане, ваше высочество, – отвечала Клара с хитростью, которой научилась с некоторого времени в дипломатических занятиях.