Женская война

Свет, ожидаемый с таким трепетом, разлился наконец по верхушкам тополей. Герцог д’Эпернон, чванившийся тем, что живет по всем правилам военной жизни, встал, увидав первый луч солнца, оделся один, чтобы ни на минуту не расставаться с милою своею Наноною, надел халат и позвонил, желая узнать, нет ли чего нового.

Франсинетта отвечала на его вопрос кучею депеш, которые ночью привез Куртово, любимый егерь герцога.

Герцог распечатал их и принялся читать одним глазом, а другим, которому старался придать как можно более нежности, беспрестанно смотрел на прелестную Нанону.

Нанона охотно растерзала бы герцога на куски.

– Знаете ли, – сказал герцог, прочтя несколько депеш, – что вы должны бы сделать?

– Нет, ваша светлость, – отвечала Нанона, – но если вы прикажете, так все будет исполнено.

– Вы послали бы за вашим братом, – продолжал герцог. – Я, кстати, получил из Бордо важные известия, и он мог бы тотчас же отправиться с депешею в Париж. После возвращения я мог бы дать ему чин, о котором вы просите.

Лицо герцога выражало самую непритворную, искреннюю нежность.

«Ну, надобно не бояться! – подумала Канона. – Может быть, Каноль по глазам моим догадается или поймет мои намеки».

Потом сказала громко:

– Пошлите за ним сами, любезный герцог.

Она понимала, что если она сама вздумает исполнить это поручение, то герцог не допустит ее послать письмо к Канолю.

Д’Эпернон позвал Франсинетту и послал ее в гостиницу «Золотого Тельца», сказав ей только:

– Скажи барону Канолю, что Нанона Лартиг ждет его к завтраку.

Нанона пристально посмотрела на служанку, но, хотя взгляд ее был очень красноречив, однако же Франсинетта не могла прочесть в нем целой фразы: «Скажи Канолю, что я сестра его».

Франсинетта вышла, поняв, что тут есть что-то неладное, даже очень опасное.

Между тем Нанона стала за стулом герцога так, что первым взглядом могла показать Канолю, что надобно остерегаться, и занялась приготовлением хитрой фразы, которая могла бы высказать вдруг барону все, что ему нужно знать, чтобы не испортить предстоящего семейного трио.

Она могла видеть всю дорогу до того угла, где накануне герцог прятался со своими людьми.

– А, – сказал вдруг герцог, – вот возвращается наша Франсинетта.

И уставил глаза на Нанону. Она принуждена была отвернуться от окна и отвечать на вопросительный взгляд герцога.

Сердце Наноны билось так сильно, что грудь у ней заболела, она видела только Франсинетту, а ей хотелось видеть Каноля и прочесть на лице его что-нибудь успокоительное.

Раздались шаги на лестнице: герцог приготовил улыбку гордую и вместе с тем дружескую. Нанона старалась не покраснеть и приготовилась к битве.

Франсинетта постучала в дверь.

– Войдите! – сказал герцог.

Нанона приготовила знаменитую фразу, которою хотела приветствовать Каноля.

Дверь отворилась, Франсинетта вошла одна. Нанона заглядывала в переднюю жадными взорами, в передней никого не было.

– Сударыня, – сказала Франсинетта с непоколебимою ловкостью сценической субретки, – барона Каноля уже нет в «Золотом Тельце».

Герцог нахмурил брови.

Нанона подняла голову и вздохнула.

– Как, – сказал он, – барона Каноля уже нет в гостинице «Золотого Тельца»?

– Ты, верно, ошибаешься, – прибавила Нанона.

– Сударыня, – отвечала Франсинетта, – я повторяю вам слова самого Бискарро.

– Он, верно, все угадал, милый Каноль! – прошептала Нанона. – Он так же умен, так же ловок, как храбр и красив лицом.

– Сейчас же позвать сюда этого Бискарро! – закричал герцог с досадой.

– Я думаю, – поспешно прибавила Нанона, – он узнал, что вы здесь, и не хотел беспокоить вас. Он так скромен, бедный Каноль.

– Он скромен! – возразил герцог. – Но, кажется, ему создали не такую репутацию.

– Нет, сударыня, – осмелилась прибавить служанка, – барон действительно уехал.

– Но позвольте спросить, – сказал д’Эпернон, – каким образом барон мог испугаться меня, когда Франсинетте поручено было пригласить его от вашего имени? Ты, стало быть, сказала ему, что я здесь? Да отвечай же, Франсинетта!

– Я ничего не могла сказать ему, ваша светлость, потому что его там не было.

Несмотря на этот ответ Франсинетты, высказанный с быстротою откровенности и истины, герцог, по-видимому, стал подозревать еще более. Нанона не могла уже говорить от радости.

– Прикажите мне идти за Бискарро? – спросила служанка.

– Разумеется, непременно, – отвечал герцог грубым голосом. – Или нет, погоди. Ты останешься здесь, потому что, может статься, понадобишься своей госпоже, а я пошлю туда Куртово.

Франсинетта вышла. Через пять минут Куртово постучался в дверь.

– Ступай к хозяину «Золотого Тельца», – сказал герцог, – и приведи его сюда, мне нужно переговорить с ним. Скажи, чтобы он захватил с собою карту завтрака. Дай ему эти десять луи, чтобы завтрак был получше. Ступай!

Куртово подставил полу платья, получил деньги и тотчас вышел для исполнения полученного приказания.

Он был лакей, всегда живший в хороших домах и знавший свое ремесло превосходно. Он пошел к Бискарро и сказал ему:

– Я уговорил герцога заказать вам лучший завтрак, он дал мне восемь луидоров. Естественно, я оставлю два себе за комиссию, а вот вам остальные шесть. Пойдемте поскорее.

Бискарро, дрожа от радости, перепоясал чистый фартук, положил шесть луидоров в карман и, пожав руку Куртово, отправился вслед за егерем, который повел его скорым маршем к уединенному домику.

На этот раз Нанона перестала трусить: уверенность Франсинетты совершенно успокоила ее, ей даже очень хотелось потолковать с Бискарро.

Его ввели в комнату тотчас, как он пришел.

Бискарро вошел, франтовски засунув фартук за пояс, с колпаком в руке.

– У вас вчера остановился молодой дворянин, барон де Каноль, – спросила Нанона. – Где он?

– Да, где он? – прибавил герцог.

Бискарро начал беспокоиться, потому что шесть луидоров, данные ему егерем, заставляли его догадываться, что он имеет дело с важным вельможею. Поэтому он сначала отвечал с замешательством:

– Он уехал.

– Уехал? – повторил герцог. – В самом деле уехал?

– Точно уехал.

– А куда? – спросила Нанона.

– Этого я не могу сказать вам, сударыня, потому что, право, сам не знаю.

– Вы, по крайней мере, знаете, по какой дороге он поехал?

– По Парижской.

– А в котором часу выехал он? – спросил герцог.

– В полночь.

– И ничего не приказывал? – боязливо спросила Нанона.

– Ничего, он только оставил письмо, поручив мне отдать его Франсинетте.

– А отчего не отдал ты этого письма, дурак? Так-то ты уважаешь приказание дворянина.

– Я уже отдал, давно отдал.

– Фраксинетта! – закричал герцог с гневом. Франсинетта, слушавшая у дверей, одним прыжком перелетела из передней в спальню.

– Почему ты не отдала госпоже своей письмо, которое оставил ей барон Каноль?

– Я думала... ваша светлость... – шептала горничная в страхе.

«Ваша светлость! – подумал испуганный Бискарро, скрываясь в угол спальни. – Ваша светлость... Это, верно, какой-нибудь переодетый принц».

– Да я у ней не успела спросить его, – возразила Нанона, побледнев.

– Дай! – закричал герцог, протягивая руку.

Бедная Франсинетта медленно подала письмо, обращаясь к госпоже своей со взглядом, который хотел сказать: «Вы сами видите, я ни в чем не виновата, дурак Бискарро все испортил».

Молнии заблистали в глазах Наноны и полетели к Бискарро.

Несчастный потел страшно и отдал бы все шесть луидоров за то, чтобы стоять у своей печи и держать в руках какую-нибудь кастрюлю.

Между тем герцог взял письмо, развернул и прочитал его. Пока он читал, Нанона стояла бледная и холодная, как мрамор, она чувствовала, что в ней живо только одно сердце.

– Что значит это маранье? – спросил герцог.

Из этих слов Нанона поняла, что письмо не может повредить ей.