Страница 3 из 17
Это была его любимая прибаутка.
Мы слышали ее десятки раз. И всё равно улыбнулись.
– Теперь «баклажаны» – и сразу вниз! – приказал я.
«Баклажанами» мы называли портативные одноразовые гранатометы ПОГ-40. Сходство в форме и цвете было налицо.
Решение мое было на грани приемлемого. Ведь осколки «баклажанов» уверенно накрывали не только нападающих, но и нас самих из расчета две дюжины на квадратный метр. И все-таки других вариантов я не видел. Нам требовалось убраться с открытого места, где мы представляли собой чересчур легкие мишени, а прикрыть свой тактический маневр мы могли только при помощи карманной артиллерии…
Всем нам действительно досталось осколками. Но «Валдаи» выдержали.
Мы уложили двоих, но уцелевшие оправились быстрее, чем мне хотелось бы. Мы не успели окончить маневр, когда на нас снова посыпались пули из кургузых клонских пистолетов-пулеметов «Куадж» – к счастью, ничего мощнее у этих корабельных крыс не сыскалось.
Мы тоже не остались в долгу. Если бы дело происходило на планете с нормальной атмосферой, всё вокруг наверняка загудело бы от рикошетов. Но здесь лишь густые снопы искр свидетельствовали о том, что эффективность нашей стрельбы близка к нулю.
Вообще, что делать дальше, оказавшись в этой чащобе искореженного металла, я не понимал.
Схоронившись за сплющенной стальной емкостью неясного назначения, чтобы сменить опустевший магазин своего «Нарвала», я впервые за операцию пожалел, что сегодня именно мне, а не капитану Плахову, как всегда ранее, пришлось вести циклопов нашей роты в бой. Уж Плахов бы точно сообразил, как выковырять клонов из ледяных сумерек трюма.
Один Бог знает, чем бы всё кончилось, но эти самые ледяные сумерки вдруг озарились чередой охряных и карминовых вспышек. Вслед за чем над нашими головами пролетели искалеченный пистолет-пулемет, чья-то нижняя конечность и три ведра вездесущего технического мусора – нарубленные крупнокалиберными пулями в вермишель обрывки тонкого кабеля, блестящие обрывки термоизоляции, рой пластиковых уголков и крепежей…
– Говорит Арбузов! Говорит Арбузов! Назовите себя, если вы меня слышите!
– Валера, твою мать! Здесь Степашин. Слышу чисто. Ты где?
Сказать по совести, я был на триста процентов уверен, что Арбузов преспокойно ожидает спасателей на борту своего поврежденного «Кирасира». И что на связь он вышел лишь благодаря тому, что одна-две особо юрких радиоволны проскочили в пробоины по левому борту фрегата.
– Что значит «где»? Я Щедролосева вижу, он как таракан за вздыбленным палубным настилом затаился. А теперь и Крушкова вижу… А тебя не вижу.
– Ты что, здесь? – моему удивлению и впрямь не было пределов.
– Да здесь, здесь. Мои ребята, значит, клонов вычистили, а ты, герой, даже не заметил!
Я расхохотался. Есть такой хохот – нервный.
В эфире начали появляться и мои циклопы.
– Жив-здоров боец Крушков!
– Ранен. Но не очень серьезно. Вколол блокаду. До конца операции дотяну, – отрапортовал Помелица.
У меня камень упал с души.
– Жизнь прекрасна! – отозвался закоренелый оптимист Щедролосев.
И только Деркач отмалчивался. В последний раз он попадал в фокус моего внимания в самом начале перестрелки. Потом вроде бы тоже где-то мелькал. Но в этом я уже не был уверен.
– Семен, ты что там притих? – спросил я и, не дождавшись ответа, поинтересовался у циклопов:
– Эй, ребята, Деркача никто не видит?
– Да вроде нет.
– Там, возле двери он сидел. Я подумал, ранец у него забарахлил.
– А слабо слетать проверить? Крушков, к тебе в первую очередь относится.
Через минуту Крушков вновь вышел на связь.
По его тяжелому дыханию я в ту же секунду понял: дело швах.
– Тут… В общем… Царствие небесное, вечный покой.
– Да брось ты, Василек, – с нервной ленцой в голосе сказал Помелица.
– Чего бросать-то… Семена больше нет… с нами.
– Что именно случилось? Может, пусть лучше доктор разбирается?
– Да не надо доктора… – глухо произнес Крушков. – Все и без доктора ясно. В нем больше двадцати дырок навертели. Странно, конечно… Эти клонские пукалки не должны были…
В наш печальный разговор вклинился Арбузов. Он, разумеется, тоже все слышал.
– У них кроме «Куаджей» была минимум одна всережимная винтовка. Вот прямо передо мной клонская тушка болтается, вся магазинами обвешена…
Всережимная винтовка… Тут уж, конечно, никакой «Валдай» не защитит. Странно только, мои сенсоры не засекли ее по характерному спектру выхлопа. А может и засекли, потом на досуге запись пересмотрю, разберусь.
Итак, одного бойца мы уже потеряли. Я не на шутку встревожился. Ведь мы не прошли еще и половины маршрута! Что же это получается, при сохранении текущих тенденций… А, впрочем, к черту! Лучше об этом не думать.
Но дальше, к счастью, операция пошла как по маслу.
В носовых отсеках порядка было больше. Через каждые пять-десять метров встречались бойцы других групп, освещение в большинстве выгородок было восстановлено. Мы быстро пересекли фрегат сверху вниз и остановились перед восьмиугольными воротами броневой цитадели корабля.
Внутри цитадели располагался боевой мостик, он же, по науке, ГКП – главный командный пункт фрегата «Гита».
Именно там, как сообщалось мне перед операцией, должны дожидаться нас офицеры, решившие сдаться в плен сами и сдать нам своего начальника – застрельщика мятежа по прозвищу Гайомарт.
Но это именно что «должны». Дожидаются ли они нас там на самом деле? Действительно ли намерены сдаться в плен? И, уж тем более, с ними ли этот загадочный Гайомарт?
Точных ответов на эти вопросы у меня не было. Настроение из-за гибели Деркача стало совсем паршивым. Подозрительность плавно переходила в агрессивность. Я никому не верил и верить не желал.
Вот подойдем сейчас к двери.
Нажмем на кнопку связи.
Клонские лицемеры скажут такими елейными голосочками: «Входите, дорогие друзья».
Мы войдем. Тут-то нас и встретят сосредоточенным огнем всережимных винтовок. Дескать, это мы пошутили насчет сдачи в плен. Желаем умереть что твои древние персы – на поле брани, убив как можно больше ненавистных врагов!
«А вот хрен вам!» – твердо решил я.
По этой причине еще по пути на ГКП Крушков, выполняя мой приказ, распистонил все камеры наблюдения. Пусть думают что хотят – там, у себя на мостике.
Ворота броневой цитадели мы вскрыли самым варварским из доступных методов. Каждый из нас извлек из своего ранца по одному семикилограммовому модулю самоходного подрывного заряда СПЗМ-К, также известного в осназе как «сонная торпеда».
В собранном виде это чудо военной мысли представляло собой нечто вроде четырехъярусной пагоды, длиной ровно метр и поперечником тридцать сантиметров.
Мы положили пагоду на бок. Щедролосев подсветил лазером ворота цитадели, а я, метафорически выражаясь, нажал на спусковой крючок «сонной торпеды».
После этого наш интеллектуальный таран величаво подплыл к воротам и…
Рвануло!!!
Рвануло неожиданно сильно даже на мой ко всему привычный вкус. Наверное, нужно было удовлетвориться тремя модулями. Или даже двумя.
Мне было страшно даже думать о том, какой эффект все это произвело на клонов внутри ГКП. На них ведь не было «Валдаев» с их каскадным подавлением шума…
Закралась даже мысль, что при неблагоприятном развитии событий меня, вот лично меня, Льва Степашина, можно было бы за такие кульбиты отправить под трибунал – с формулировкой «жестокое обращение с военнопленными».
Взрыв зверски гофрировал обе створки ворот. Они фактически сложились в две гармошки, открывшись совершенно непредусмотренным конструкцией способом, как раздвижные ширмы.
Хороши ширмочки – из двадцатимиллиметровой стали!
Мы влетели внутрь, как стая пираний. Сразу было видно, кто тут представитель победившей в войне стороны.
Зрелище, которое предстало нашим взорам, меня нисколько не удивило.
Это был типичнейший боевой мостик фрегата типа «Киш».