Страница 14 из 26
И это — не единственный сложный образ у Достоевского из тех, что он предсказал в тяжелом предчувствии революции. Взять того же Великого Инквизитора. С ним иногда прямо сравнивают Сталина. Да, тут уловил Достоевский важные черты сталинской государственности. Но он как будто предчувствовал опасность такого перерождения этой государственности, при котором Великим Инквизитором становится Смердяков. Именно это и есть реальный и зримый итог ползучей контрреволюции "сытых". Нам ли этого не видеть!
Горький верно писал о сытых обывателях: "А вы на земле проживете, как черви слепые живут — ни сказок о вас не расскажут, ни песен о вас не споют". Да только плевали они на песни, они вообще их не любят. Важнее, что они раз за разом берут верх на более или менее длительный срок — и обессиливают борцов, созидателей и тружеников. Рим был разрушен не вандалами. Он был уже убит, когда ветераны его армии, возвращаясь домой, оказывались бессильными перед союзом преступного "дна" и коррумпированных чиновников. И эта модельная ситуация повторяется тысячи лет при разных общественных формациях.
Надо признать, что глобальные "черви слепые" выработали эффективные способы усмирять "борцов, созидателей и тружеников". Арсенал этих способов непрерывно обновляется и совершенствуется. На это бросаются огромные деньги, нанимаются обученные профессиональные кадры. Фигуры, которые становились символами и давали импульс движению вперед и ввысь, превращались в "имиджи", парализующие этот самый импульс.
Десакрализация символов стала технологией. Кафка, переводивший притчи Талмуда на литературный язык, писал, что даже нападения диких зверей можно сделать частью ритуала. Так и сделали — лицо Че Гевары превратили в атрибут молодежного "общества потребления", а китайская трикотажная промышленность завалила Запад майками с лозунгом "Свободу Тибету". Для интеллигенции есть штука потоньше — целая рать философов занялась "релятивизацией ценностей". Мол, нет ни истины, ни добра, ни зла. На всё можно посмотреть и так, и эдак. С одной стороны, с другой стороны!
Подшучивали над Горбачевым, а он знай делал свое дело — и шуточки над собой превратил в часть ритуала. В дураках опять оказались идеалисты, млевшие от песен Окуджавы. Тот импульс обновления и творчества, которым поманили в перестройку, был жеваной газеткой, на которую ловят глупую рыбу. Когда дело было сделано, выставили на авансцену фигуры, заведомо вызывающие рвоту, и с помощью СМИ тиражировали образ "дерьмократии". То Новодворская блажит с экрана, то Шумейко, герой компромата, гонит патриотическую пену. Вот вам носители идеалов. Культура провокации на высоте!
Но провокации — инструмент тактического уровня. Судьбу определяют медленные процессы в "большом времени". Тут побеждает крот истории, который роет в стороне от больших дорог. И получается, что "творцы, созидатели и труженики", занятые общим делом, оставляют беззащитными свой тыл. "Черви слепые" постепенно, но неуклонно, прогрызают ходы к узловым точкам нервной системы культур и народов. Они овладевают пунктами символической власти — в кино и на эстраде, в СМИ и общественных науках. И тогда плюрализм постепенно превращается в тиранию их тупого индивидуалистического эгоизма, а под маской релятивизации ценностей идет их целенаправленная подмена.
А затем и люди меняются! Шкала ценностей и устремления людей гораздо более пластичны и податливы, чем считали наши патриотические и коммунистические интеллектуалы. Это был их романтизм, ибо сами-то "черви" за тысячи лет убедились, насколько слаб человек и как легко его соблазнить.
Мы для нашего опыта берем два крайних состояния российского общества, разделенные всего сорока годами. Можно считать фактом, что общественную систему "эпохи Сталина" и нынешнюю "систему" строили в качестве активной организующей силы люди двух совершенно разных культурно-исторических типов. Это как будто люди двух разных народов, хотя и говорящие на похожих языках. Об этом факте прямо не говорят, а ведь тут узел наших проблем. Он настолько значим, что даже слабое прикосновение к нему вызывает сильный отклик.
Недаром к теме "возвращения в прошлое" так тянутся кинорежиссеры. У нас уже несколько фильмов снято о возвращении именно из нынешней действительности в "эпоху Сталина" — в войну или первые послевоенные годы. Есть фильмы глубокие, есть фальшивые, не об этом речь — сама тема захватывает. Сравнение этих эпох стоит в национальной повестке дня России.
Различие этих двух состояний определяется тем, на кого опирается господствующая в данный исторический период сила, к каким идеалам она взывает и кого наделяет ресурсами и властью. Тут и коренится несовместимость двух эпох, а может быть, и их антагонизм, доходящий до взаимной лютой ненависти. Сейчас верх взяли антагонисты "эпохи Сталина", вот и ходят люди, носители духа той эпохи — и молодые, и старые — по своей земле, как в оккупации. Бесполезно этот факт замалчивать, так оно и есть. И время этого не лечит, и парады на Красной площади с советской техникой подсластить этого факта не могут.
Кто же составляет сегодня социальную базу господствующего меньшинства, кого оно призвало в ряды своих защитников, кого вооружило языком, образами и деньгами? Перебирая в уме все признаки этого социокультурного типа, приходишь к такому выводу. Антисоветская "элита", оттеснившая "борцов, созидателей и тружеников", сделала ставку на консолидацию и активизацию именно того культурно-исторического типа, который был подавлен и ушел в тень в "эпохе Сталина" — стяжателя.
Критерий, по которому стяжатели оценивают успех своего дела, есть уровень их потребления. Как представитель массовой социальной группы, в отличие от "акул крупного бизнеса", такой стяжатель является обывателем. Его идеал — попасть в "средний класс" и в нем удержаться, "осесть". Это не то же самое, что буржуа в период "строительства капитализма". Тот трудился, как подвижник, создавая промышленное производство и науку. Он шел на баррикады великих буржуазных революций, шел добровольцем в армию "железнобоких" Кромвеля или французских санкюлотов. Он строил эти армии нового типа. Это был творческий и революционный культурно-исторический тип, при всей подлости созданного им капитализма.
Обыватель, хоть в России, хоть на Западе, — это антипод творчества, прогресса и высокой культуры. Этому типу одинаково противны наука и религия, красные и белые, аристократизм и демократизм. Противно любое активное действие, движимое идеалами и сопряженное с риском. Обыватель вожделеет собственности, но небольшой, неопасной. Она ему нужна как средство самоутверждения, как ресурс власти над видимым кругом ближних людей — чтобы можно было их понемногу тиранить и благодетельствовать.
Педагог А.С. Макаренко кратко определил социальный тип обывателя так: "зажиточность без культуры". Этот тип людей сложился в период кризиса старой сословной России из тех, кто, прячась от назревающей бури, стал поклоняться собственности, сделал ее своим идолом. Поэтому речь идет о культурном типе, имеющем свое мировоззрение, свою идеологию и даже свою метафизику. Еще в ХIХ веке говорили, что суть философии обывателя — "самодержавие собственности". Столкновение с обывателем — это всегда и духовный конфликт.
ЭТОТ МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ
составлял важную часть русской революции и становления советского строя. Само по себе создание советской политической системы и ее официальной идеологии еще вовсе не решало исхода этого столкновения. Обыватели "пересидели" революцию. После гражданской войны, осмотревшись, они снова постарались "осесть", уже в советской действительности. Составляя значительную часть мало-мальски образованного населения, обыватели из городского "среднего класса" быстро овладели знаками советской лояльности и стали заполнять средние уровни хозяйственного и государственного аппарата. Социальный лифт первого советского периода поднял их статус, и уже тогда возникли ниши, где негласно стали господствовать ценности стяжателя.