Вещий сон

Глава 2

Неделю спустя

Зачерпнув в ладони ледяную воду, я прижала их к лицу, охлаждая горячее, после слёз лицо. Закрыла кран и, не смотря в зеркало, вышла из ванной. Не хочется очередной раз глядеть на пугало напротив с сальным пучком на голове, бледной кожей и синяками под глазами.
Утро в доме семьи Громовых всегда начинается с запаха чего-то свежего и вкусного на кухне, и это утро не исключение, поэтому, первое, что я унюхала, спускаясь с ванной на втором этаже – это аромат блинчиков, кажется, с ветчиной. Но как же жаль, что в последнюю неделю эти запахи для меня стали наравне с воздухом, и есть не хотелось от слова «совсем».
– Ад, иди, там к нам гости пришли. Мы стол в гостиной накрыли, тебя Саша уже заждалась. – Перегородил мне путь в коридоре Алексей Николаевич и взглянул со смешанным чувством. Горечь, злость, печать – вот, что лилось в этих строгих глазах. Говорил он с сожалением и, словно умолял присоединиться в семейный круг, ведь вместе со мной страдает и тётя Саша. Все семь дней, после моего самого незабываемого в семье пробуждения, тётя зависит от моей апатии, и теперь никто в ней не узнавал ту вечно лучистую Сашку Громову с прилепленной светлой улыбкой на лице; а её муж винил во всём меня.
– Посмотрим, – лениво кинула я. До моей спальни оставалось всего несколько шагов, но на первых двух меня вновь остановили, теперь уже мужская рука не больно, но крепко ухватилась за моё хрупкое запястье, от чего я вздрогнула.
– Да прояви ты хоть немного человечности! – Голубые глаза дяди сверкнули яростью, словно море начало закипать и поднимать волны, – Себя не жалеешь, хоть тётку родную пожалей! Всем сейчас плохо, только было бы легче, если бы ты не ходила с недовольным лицом каждый...
Договорить он не успел. Я выдернула руку из цепких мужских пальцев и, сделав три заветных шага, преодолела порог своей комнаты, громко хлопнув дверью. Кажется, в этом доме никогда ещё так громко не стучали двери.

Тяжело выдохнув, я привычным жестом закрыла шторы, ведь смотреть на яркое солнце и зелёные деревья в последнее время стало невыносимо (в душе искрился ноябрьский снег), и улеглась на кровать, с головой зарывшись в одеяле.
Бледные пальцы сжали телефон и, разблокировав экран, на автомате открыли соцсеть. Кажется, за эту неделю одну и ту же страничку я протёрла глазами уже до дыр и знаю каждое фото наизусть. Но хотелось вглядываться в это лицо, в эти глаза, в эти чёткие и мягкие губы из разу в раз, пока сама не затеряюсь в них. Поэтому всю неделю я не отлипаю от профиля Власа Косарёва, рассматривая фото, как приворожённая, ведь это единственное, что у меня осталось от него. Несколько видео и фото, где Влас легко рассекает полупустую ночную трассу на своём чёрном байке. Кажется, он и байк – одно целое в дороге, и смотреть, как настолько легко человек может справляться с бешеной скоростью и крутыми поворотами, просто нереально; три фото с его новыми татуировками, которые я уже знаю, как свои пять пальцев. И одно лишь совместное фото со щенком светлого лабрадора, а внизу надпись «Санни», и ни слова больше.
На аватарке лицо парня, но из-за шлема видны только глаза. В них я утопала каждый раз, когда просматривала соцсеть. А это уже раз тридцатый за семь томительных дней.

За эту неделю я проревела больше, чем за всю свою бесслёзную жизнь. И дело не только во внезапной потери матери. Просто рядом нет его. Никто так и не выпрыгнул из-за угла со словами, что это всё была их дурацкая шутка, из-за которой кое-кто остался бы без передних зубов. Не на кого смотреть и восхищаться вживую. Некого обнять вечером, утром, ночью, и наслаждаться лишь его присутствием и нездоровым жаром мужского тела. Некого любить. Это был сон. Всё осталось лишь в нём. Я осталась в том сне.

В профиле больше не появлялось новых постов, ведь аккаунт нагло заброшен. Последнее фото выложено полтора года назад, тогда же он был и в сети, а я даже не знаю, как и чем сейчас живёт этот человек, ведь следы от этого парня исчезли, словно кроме этого старого аккаунта в популярной соцсети о неком Власе Косарёве больше никто и не слышал. Даже нет предположений, где он сейчас: в том же городе, где я видела вживую его всего один раз, когда мы были ещё беззаботными подростками, или свалил в закат в неизвестном направлении на своём мотоцикле, ведь если бы я знала, то сорвалась и поехала к нему, прям сейчас. Даже не смотря на то, что мы друг для друга... чужие люди.
К таким мыслям я пришла за эту неделю. И с каждым таким пониманием реали, я погрязла в себя, как в болото, из которого и не хотела выползать.
У меня было достаточно времени осознать то, о чём я и не могла даже подумать в первые несколько дней, а именно... что моему мозгу просто было скучно, поэтому он накачал мне идеальные отношения с первым попавшимся красивым парнем. За это я хочу пересадить или промыть себе мозг, ведь этот явно слишком тупой и эгоистичный, раз так может издеваться надомной.

Перед сном я вспоминаю ту встречу, когда одноклассницы плясали брачные танцы около «Димули», а Влас покорно ждал младшую сестру с гимназии. После чего я забыла о нём, будто не тёплые дружеские отношения, переходящие во что-то идеальное и трепетное, от чего душа поёт, и хлопья снега кружат только вокруг одной пары, были сном, а эта встреча, на которой я даже не удосужилась с ним познакомиться, ведь тогда я подражала образу независимой от чужого общения девушкой, как и сейчас, точнее... до моего приезда сюда, ведь сейчас я готова полететь за незнакомым мне татуированным мотоциклистом хоть на другой конец земного шара. Где-то в душе проходит слух, якобы меня так наказала судьба, за халатное отношение к обществу. Но мне нет дела до наказания. Просто дайте мне Косарёва.

– Тук-тук-тук, – пропел за дверью чей-то смутно знакомый мне голос – мужской, молодой, звонкий.
– Кто? – выбралась я из одеяла, недовольно взглянув на дверь.
– А ты угадай!
– Ты думаешь, у меня настроение для игр в угадайку? – безэмоционально ответила я незнакомцу.
Тот лишь недовольно вздохнул и распахнул дверь.
– Иль... я?
– Ну! – с улыбкой до ушей произнёс парень и распахнул руки для объятий, на которые я предпочла не отвечать. Дальше сидела в уютной постели и с порцией отборного шока разглядывала мужскую фигуру.
С этим парнем мы знакомы ещё с детства, примерно с того момента мы больше и не виделись. Для меня он дальний родственник, приблизительно какой-то троюродный дядя, хоть и младше меня на год. Но все предпочитают называть нас двоюродными братом и сестрой. Запомнила я его мальчиком, с которым было весело не слушаться родителей, когда мы все собирались у тёти за каким-то праздником по типу Рождества или Пасхи, и сбегали из дома прям на канун праздника, или забирались в самую глубь этого большого частного дома, прячась от остальных где-нибудь на пыльном чердаке, ведь было весело наблюдать из щели за тем, как родственники все как один бегали и искали «этих мелких засранцев» – как отзывался о нас Алексей Николаевич.

Если честно, то я и забыла о таком бонусе в семье, как Илья. Запомнила я его худощавым мальчишкой, с забавными русыми кудряшками и очками в пол лица. Сейчас же передо мной стоял иной человек. Парень вытянулся, но худоба сошла на мышцы, которые округляли даже, по идее, широкий мятный свитшот и джинсы. Кудри стали ели заметные и придавали лишь объём русым волосам. Черты лица огрубели, но в лучшую сторону, ведь сейчас он стал походить на бэд боя американской школы из-за широких светлых бровей и чётко выраженной линии подбородка и скул. А на глазах вместо очков явно были линзы, ведь проблемы со зрением должны были остаться у него на всю жизнь. Выдавали его за себя только ярко зелёные глаза и задорная улыбка до ушей. Только в них я признавала братка.
– Ты специально выбрал именно
такое время, чтобы увидеться с сестрой? – выдохнула я, недовольно отворачиваясь от взгляда брата.
– Да знаю я, какое сейчас «такое» время. Идея приехать принадлежит матери. Я приезжать не хотел, – он облегчённо поднял на меня взгляд, но потом сморщится, – то есть, я не то хотел сказать. Я сейчас, сейчас не хотел приезжать!
Парень снял дурацкую улыбку с лица, и, прикрыв дверь, сел на край кровати.
– Ты как? – встревожено спросил он, пытаясь взглянуть на моё лицо, которое я спрятала под одеялом. Ярко зелёные глаза тщательно изучали меня. И я понимала его, ведь мы с ним очень изменились за эти годы. Я снова повернулась к нему, чтобы он понял «как я». Брат лишь испуганно округлил глаза, а потом сощурил, губами говоря «ой».
– Всё настолько ужасно?
– Ну, скажем так... В нашу последнюю встречу, ты выглядела посвежее...
– Мне было двенадцать! – усмехнулась я, и опомнилась, что Илья уже секунд пять рассматривает открытый аккаунт Власа на моём телефоне, который лежит, прям рядом с ним. Моментом я погасила экран, нажав на кнопку сбоку, и, щёлкнув пальцами перед его лицом, обратно перевела внимание брата на себя. Смешно, что его ребяческое любопытство так и осталось с ним, хоть ему уже и двадцать.
– Я чего пришёл-то... Все тебя ждут.
– Знаю.
– Ну, так... Может, пойдём в гостиную? Или...
– Или что? Вытащат меня отсюда за руки и за ноги? – невесело хмыкнула я. За эти дни не хотелось попадаться на глаза даже тёте Саше, а тут вся дальняя родня собралась.
– Или они сейчас придут сюда. Так что, тебе лучше поспешить, – предупредил Илья, и тяжко вздохнул, сжав губы в тонкую нить, показывая всем видом, что ему самому все эти семейные посиделки не особо-то и к душе.
Я повторила за братом – мучительно вздохнула, прижала к себе рядом лежащую подушку и проорала в неё со всей силы, но почти без звука, а Илья успокаивающе похлопал ладонью по моему плечу. Легче не стало, но идти надо. Не хватало ещё, чтобы все собрались в моей комнате, которая стала для меня уже отдельным бункером, в котором я могу укрыться от внешнего мира, и побыть, хоть чуток в своей тарелке.
Илье я приказала выйти и подождать меня за дверью. Сама же переоделась в более-менее нормальную одежду, расчесала и затянула немытые волосы в тугой высокий хвост, чуть подправила опухшее красное лицо и синяки под глазами косметикой, и, наконец, вышла из своего укрытия.
Брат стоял в коридоре, печатая что-то в телефоне, но как только перевёл взгляд на меня, то удивлённо выгнул бровь, рассматривая меня сверху вниз.
– Спешу тебя поздравить, ты снова выглядишь, как в свои двенадцать, – довольно покачал головой тот, и прошёл первым по коридору. Я засеменила следом, сжимая в холодных пальцах телефон. Не знаю зачем я взяла его с собой, но с ним мне явно было легче, словно за эту неделю он стал моим последним шансом на выживание в такой период.