Страница 13 из 99
Несомненно, волнения.
В них два сословия должны были потерять все, учитывая, что волнения будут направлены против них. То были дворянство и духовенство — привилегированные сословия прошлого.
Одному сословию предстояло всего добиться в этих волнениях. Им был народ — претендент на будущее!
Три молодых человека расстались, пожав друг другу руки и пообещав, что, как бы ни развивались события, никакая людская сила их не разлучит, ведь они были едины в своих принципах.
Самое удивительное, что они сдержали слово.
VII. БЕРТРАН — ГОСПОДИН МАТЬЁ — АББАТ ФОРТЕН
Легко понять, с каким жадным интересом я выслушивал все эти изречения, теории, объяснения, совсем для меня новые.
На другой день, как и было условлено накануне, я пришел в Сент-Мену, чтобы снять размеры перегородок и шкафов, которые хотел заказать мне г-н Друэ.
Он желал, чтобы они были дубовые, прочные, крепко сбитые; сроками он меня не ограничивал (лишь бы работа была сделана хорошо) и дал сто франков на покупку материала.
Я не решился заговорить с ним ни о моем будущем учителе фехтования Бертране, ни о моем будущем преподавателе геометрии Матьё, ни о моем будущем наставнике в латыни аббате Фортене.
Свои сто франков я завязал в носовой платок. Эту сумму, как я помню, составляли четыре луидора, малое экю, одна монета в пятнадцать су и одна в пять су.
Это была самая крупная сумма, какую до тех пор я когда-либо держал в руках. Боясь потерять деньги, я завязал их в одном углу носового платка; из страха потерять платок, я привязал другой его угол к петлице куртки.
Проходя через Йлет, я увидел Бертрана на пороге его дома. Поздоровавшись с ним, я продолжал идти своей дорогой.
— Ты что такой гордый, Рене? — спросил он.
— Я гордый?! Чем может гордиться бедный малый, вроде меня, господин Бертран?
— Я считал, что нам есть о чем поговорить.
— Со мной? — покраснев, переспросил я.
— Ну да. Друэ сказал мне, возвращаясь вчера вечером в Сент-Мену, что ты намерен учиться фехтовать.
— Неужели он был так добр?! — вскричал я, подпрыгнув от радости. — Что же вы ему ответили, господин Бертран?
— Что лучшего и не желаю. Если Друэ о чем-нибудь просит, разве можно ему отказать?
— Но разве он вам также не сказал, господин Бертран, что у меня совсем мало денег?
— Дело не в деньгах. Я буду давать тебе уроки бесплатно и от чистого сердца. Он сказал, что ты можешь предложить шесть франков в месяц, это мне подходит: на табак и вино хватит.
— Когда мы начнем, господин Бертран? — спросил я, дрожа от радости.
— Когда хочешь, малыш. Если бы ты уже не отшагал семь льё, я бы сказал тебе: сейчас!
— О, да я ничуть не устал! Семь льё — это пустяк!
— Черт возьми, какой молодец! Тогда заходи в ригу.
Я последовал за г-ном Бертраном; он, действительно, привел меня в ригу — ее глинобитный пол служил отличной площадкой для состязаний.
Коснувшись рапиры, рука моя дрогнула от удовольствия. Урок продолжался час. Через час я уже мог принять боевую стойку, знал пять парадов и четко выполнял дегаже.
— На сегодня хватит, — сказал Бертран, уставший раньше меня. — Черт меня подери, малыш, я тебя поздравляю: ты твердо стоишь на ногах и у тебя крепкая рука! Год таких уроков, как этот, и я разрешу тебе сразиться с Сен-Жоржем.
— Кто такой Сен-Жорж, господин Бертран? — спросил я.
— Неужели ты не знаешь?
— Я ничего не знаю, господин Бертран.
— Так знай: Сен-Жорж — самый отчаянный боец среди тех, что когда-либо жили под куполом небес, понял теперь? Я лично его знал, ведь он часто появлялся в полку королевы, навещая одного из своих друзей, тот тоже был мулат, как и Сен-Жорж. Смотреть, как они фехтуют, было наслаждение… Однажды жандармский офицер из Прованского полка, конечно не зная, кто такой Сен-Жорж, поссорился с ним из-за пустяка и Сен-Жорж смертельно его оскорбил. Офицер назначил место встречи во рву, под крепостными стенами города. Сен-Жорж пришел на поединок с половником и ни за что не хотел брать какое-либо оружие. Понятное дело, Сен-Жорж осыпал противника ударами ручкой половника, а тот не нанес ему ни единого туше; жандарм вспотел, вследствие чего подхватил плеврит и едва не умер.
— Какой вы счастливый, господин Бертран, вы были солдатом и видели так много!
— Не говори, поездить пришлось порядком.
Я надел куртку, снятую перед уроком, и не без смущения признался:
— Господин Бертран, вы знаете, я смогу заплатить вам лишь в конце месяца.
— О чем ты? Мне уплатили за полгода вперед.
— Кто? — изумился я.
— Жан Батист. Он сказал, что должен тебе.
— Добрый господин Жан Батист, он еще и на такое способен. Значит, господин Бертран, я могу прийти завтра?
— Завтра, послезавтра, в любой день. Мне нравятся ученики, что вгрызаются в науку, а у тебя, малыш, по-моему, зубы крепкие.
— В какое время?
— Когда захочешь, мне ведь делать нечего.
— От четырех до пяти дня вас устроит?
— Я считал, что ты намерен брать два урока: на эспадронах и на шпагах.
— Я боюсь утомить вас, господин Бертран.
— Но я же сказал тебе, что мне делать нечего.
— Тогда утром в десять, а днем в пять, согласны?
— Идет.
— Вот увидите, я оправдаю ваши надежды.
— Я, черт возьми, не сомневаюсь в этом.
Домой я вернулся, чувствуя себя на верху блаженства.
На следующий день я взял деньги и отправился в Клермон, чтобы выбрать дуб у лесоторговца. По пути я встретил г-на Матьё, межевавшего земельный участок.
— Ты ко мне, Рене? — крикнул он.
— Нет, господин Матьё, я иду к папаше Рийе.
— Ты знаешь, что я жду тебя только в воскресенье?
— Вы ждете меня в воскресенье?
— Конечно. Утром Друэ прислал мне с форейтором записку, где пишет, что ты хочешь учиться снимать планы, а я должен тебя учить, и за это ты будешь копировать мои чертежи.
— И вы согласны, господин Матьё?
— Почему нет?
— Когда вы пришлете чертежи?
— Завтра по дороге в Сент-Мену я передам их тебе.
— Не забудьте их, господин Матьё, ведь я поверю в то, что вы так добры ко мне, лишь тогда, когда сам увижу чертежи.
— Хорошо, хорошо, ты славный парень. Я хочу, чтобы через полгода, если будешь много работать, ты научился снимать планы не хуже королевского инженера.
— Да сбудутся ваши слова, господин Матьё! — радостно ответил я. Господин Матьё снова занялся своими мерными цепями и колышками, а я зашагал дальше.
За шестьдесят франков я купил весь необходимый мне материал; из ста франков, данных г-ном Жаном Батистом, у меня осталось сорок.
Возвращаясь через поле, я надеялся подстрелить пару куропаток и послать их аббату Фортену. Подстрелил я не только двух куропаток, но и зайца. И в тот же вечер отправил дичь почтенному аббату.
Наутро, когда я обстругивал стойки для шкафов г-на Жана Батиста, чья-то тень заслонила свет. Я поднял глаза: передо мной стоял аббат Фортен!
— О господин аббат, какая честь! — вскричал я. — Жаль, папаша Дешарм очень расстроится, что вы его не застали.
— Но ты же здесь, мой мальчик, а ты-то мне и нужен.
— Я?
— Да, я ведь пришел не к папаше Дешарму.
— К кому же?
— К тебе.
— Ко мне?!
— Конечно.
— Неужели я смогу чем-нибудь быть вам полезен?
— По крайней мере, ты сможешь доставить мне удовольствие.
— Какое же, господин аббат?
— Ты должен прийти ко мне и съесть вместе со мной твоего зайца и твоих куропаток.
— Как? Вы оказываете мне честь и приглашаете на обед, господин аббат?
— Ты же оказал мне честь, прислав дичь. Разумеется, если папаша Дешарм пожелает прийти с тобой, он будет желанным гостем. Мы обедаем в два часа, и не вздумай опаздывать: Маргарита тебе этого не простит.
— Но, господин аббат…
— В два часа, малыш, решено.
И аббат Фортен ушел, не желая больше ни о чем слышать. Приглашение было сделано так учтиво, что отказаться не было возможности; впрочем, я не сомневался, что и здесь не обошлось без г-на Друэ.