Страница 28 из 162
– Но, ваше величество…
– Прежде всего, – сказал король, – я еще должным образом не осведомлен.
– О, пусть ваше величество спрашивает, и я разъясню все, что знаю.
– Кто вам сообщил, что господин де Бражелон проник в эту комнату?
– Записка, которую я нашел в замке, о чем я уже имел честь докладывать вам, государь.
– Что тебя убеждает, что это он всунул ее туда?
– Кто другой решился бы выполнить подобное поручение?
– Ты прав. Как же он мог проникнуть к тебе?
– Вот это чрезвычайно существенно, так как все двери были заперты на замок и ключи находились в кармане у Баска, моего лакея.
– Значит, твоего лакея подкупили.
– Невероятно, ваше величество!
– Что же здесь невероятного?
– Потому что, если б его подкупили, он мог бы понадобиться еще не раз в будущем, и бедного малого не стали бы губить, так явно показывая, что воспользовались именно им.
– Правильно. Значит, остается единственное предположение.
– Посмотрим, ваше величество, то ли это предположение, которое возникло и у меня.
– Он проник к тебе, пройдя лестницу.
– Увы, ваше величество, мне кажется это более чем вероятным.
– Значит, все-таки кто-то продал тайну нашего люка?
– Продал или, может быть, подарил.
– Почему такое различие?
– Потому что иные лица стоят так высоко, что не могут продать; они могут лишь подарить.
– Что ты хочешь сказать?
– О, ваше величество обладаете достаточно тонким умом, чтобы самостоятельно догадаться и избавить меня, таким образом, от затруднения назвать…
– Ты прав. Принцесса!
– Ах! – вздохнул Сент-Эньян.
– Принцесса, которая обеспокоена твоим переездом.
– Принцесса, которая располагает ключами от комнат всех своих фрейлин и которая достаточно могущественна, чтобы открыть то, чего, кроме вашего величества и ее высочества, никто не мог бы открыть.
– И ты думаешь, что моя сестра заключила союз с Бра-желоном?
– Да, ваше величество, да…
– И даже сообщила ему все эти тонкости?
– Быть может, она сделала даже больше.
– Больше… Договаривай.
– Быть может, она сама проводила его.
– Куда? Вниз? К тебе?
– Вы думаете, что это невозможно, ваше величество?
– О!
– Слушайте, ваше величество. Вы знаете, что принцесса любит духи?
– Да, эту привычку она переняла у моей матери.
– И в особенности вербену?
– Да, это ее излюбленный запах.
– Так вот, моя квартира благоухает вербеной.
Король задумался, потом, помолчав немного, сказал:
– Почему бы принцессе Генриетте становиться на сторону Бражелона и проявлять враждебность ко мне?
Произнося эти слова, на которые де Сент-Эньян легко мог бы ответить: «женская ревность», король испытывал своего друга, стараясь проникнуть в глубину его души, чтобы узнать, не постиг ли он тайны его отношений с невесткой. Но де Сент-Эньян был незаурядным придворным и не решался по этой причине входить в семейные тайны.
К тому же он был достаточно близким приятелем муз, чтобы не задумываться – и притом весьма часто – над печальной судьбою Овидия, глаза которого пролили столько слез во искупление вины, состоявшей в том, что им довелось увидеть во дворце Августа неведомо что. И так как он обнаружил свою проницательность, доказав, что вместе с Бражелоном в его комнате побывала также принцесса, ему предстояло теперь расплатиться с лихвой за собственное тщеславие и ответить на поставленный прямо и определенно вопрос: «Почему принцесса стала на сторону Бражелона и проявляет враждебность ко мне?»
– Почему? Но ваше величество забываете, что граф де Гиш – лучший друг виконта де Бражелона.
– Я не вижу тут связи.
– Ах, простите, ваше величество! Но я думал, что господин де Гиш также большой друг принцессы.
– Верно! Все ясно. Удар нанесен оттуда.
– А чтобы его отразить, не думает ли король, что следует нанести встречный удар?
– Да, но не такой, какие наносятся в Венсенском лесу, – ответил король.
– Ваше величество забываете, что я дворянин и что меня вызвали на дуэль.
– Это тебя не касается.
– Меня ждут близ Меньших Братьев, ваше величество, и ждут больше часа; и так как в этом виноват я и никто другой, то я навлеку на себя бесчестье, если не отправлюсь туда, где меня ожидают.
– Честь дворянина прежде всего состоит в повиновении королю.
– Ваше величество!..
– Приказываю тебе остаться.
– Ваше величество…
– Повинуйся!
– Как прикажете, ваше величество.
– Кроме того, я хочу расследовать эту историю, хочу дознаться, как посмели с такою неслыханной дерзостью обойти меня, как посмели проникнуть в святилище моей любви. И не тебе, де Сент-Эньян, наказывать тех, кто решился на это, ибо не на твою честь они покусились; моя честь – вот что задето!
– Умоляю ваше величество не обрушивать вашего гнева на виконта де Бражелона; в этом деле он, быть может, погрешил против благоразумия, но в остальном его поведение честно и благородно.
– Довольно! Я сумею отличить правого от виноватого! Мне не помешает в этом даже самый безудержный гнев. Но ни слова принцессе!
– Что же мне делать с виконтом де Бражелоном? Он будет искать меня и…
– Я поговорю с ним сегодня же или сам, или через третье лицо.
– Еще раз умоляю ваше величество о снисходительности к нему.
– Я был снисходительным достаточно долго, граф, – нахмурился Людовик XIV. – Пришло время, однако, показать некоторым лицам, что у себя в доме хозяин все-таки я!
Едва король произнес эти слова, из которых с очевидностью вытекало, что к новой обиде присоединились воспоминания и о былых, как на пороге его кабинета появился слуга.
– Что случилось? – спросил король. – И почему входят, хотя я не звал?
– Ваше величество, – сказал слуга, – приказали мне раз навсегда впускать к вам графа де Ла Фер, когда у него будет надобность переговорить с вами.
– Дальше?
– Граф де Ла Фер просит принять его.
Король и де Сент-Эньян обменялись взглядами, в которых было больше беспокойства, чем удивления. Людовик на мгновение заколебался, но, почти сразу приняв решение, обратился к де Сент-Эньяну:
– Пойди к Луизе и сообщи ей обо всем, что затевается против нас; не скрывай от нее, что принцесса возобновляет свои преследования и что она объединилась с людьми, которым лучше было бы оставаться нейтральными.
– Ваше величество…
– Если эти вести испугают Луизу, постарайся успокоить ее. Скажи, что любовь короля – непробиваемый панцирь. Если она знает уже обо всем (а я предпочел бы, чтобы это было не так) или уже подверглась с какой-нибудь стороны нападению, скажи ей, де Сент-Эньян, – добавил король, содрогаясь от гнева и возбуждения, – скажи ей, что на этот раз я не ограничусь тем, что буду защищать ее от нападок, я отомщу, и отомщу так сурово, что отныне никто не посмеет даже взглянуть на нее!
– Это все, ваше величество?
– Все. Иди к ней сейчас же и сохраняй верность – ты, живущий в этом аду и не имеющий, как я, надежды на рай.
Де Сент-Эньян рассыпался в изъявлениях преданности. Он приложился к руке короля и, сияя, вышел из королевского кабинета.
XVIII. Король и дворянство
Людовик тотчас же взял себя в руки, чтобы приветливо встретить графа де Ла Фер. Он догадывался, что граф прибыл сюда не случайно, и смутно предчувствовал значительность этого посещения. Ему не хотелось, однако, чтобы человек таких безупречных манер, такого тонкого и изысканного ума, как Атос, при первом же взгляде заметил в нем нечто, способное произвести неприятное впечатление или выдать, что король расстроен.
И только убедившись в том, что внешне он совершенно спокоен, молодой король велел ввести графа. Спустя несколько минут явился Атос, облаченный в придворное платье и надевший все ордена, которые он один имел право носить при французском дворе. Он вошел с таким торжественным, таким величавым видом, что король, взглянув на него, сразу же получил возможность судить, был ли он прав или ошибся в своих предчувствиях.