Страница 11 из 41
Прикрыв меня, он принял правила игры и включился в нее.
Это так будоражит, что я, сбросив объятия Юры, судорожно и сладко потягиваюсь.
Между нами ничего не будет, но впервые за много лет в моей жизни снова есть человек, который придает ей смысл.
***
Утренний сон подтачивают, ломают и окончательно разрушают подозрительные звуки — Юра мирно сопит рядом, и я не сразу догоняю, что за странная движуха происходит на кухне.
Но мысли постепенно проясняются — у нас вписывается Филин, мальчик, который вчера опять героически меня спас.
Водружаю на нос очки, и мир обретает четкость. За окном вовсю бушует весна — небо изменило цвет и стало на оттенок насыщеннее, черные ветви над крышей напротив окутала зеленоватая дымка, от яркого света слезятся глаза и щекочет в переносице.
Вылезаю из-под одеяла, одергиваю футболку, шаркаю на кухню под предлогом выпить воды и застаю там прекрасную картину: обтянутую джинсами задницу Ярика, торчащую из-под обеденного стола.
С помощью найденного в туалете ведра и тряпки он остервенело надраивает пол, и я знатно офигеваю.
— Ты что делаешь? — ахаю и опираюсь плечом о косяк.
Филин подается назад, оглядывается и без стеснения пялится на мои голые ноги. Встречается со мной взглядом, понимает, что я заметила, но не краснеет. Зато душно и позорно краснею я.
— Прости. Я так привык. — Он бросает тряпку и, вытирая ладони о джинсы, поднимается. — Я торчу у вас тут на халяву, так пусть от меня будет хоть капля пользы.
Его светло-карие глаза затуманиваются, как и мои мозги. Он все прекрасно помнит и не будет трепаться… Я могу зайти и дальше, и он позволит… Но проверять эту теорию на практике почему-то не хочется.
— Ну… если ты настаиваешь… Продолжай в том же духе, — растерянно бормочу и чешу затылок.
А в голове взвиваются ошеломленные мысли: «Вот это да… Почему достопочтенная «маменька» не смогла вырастить Юрку именно таким?..»
***
— Итак, камрады, довожу до вашего сведения планы на субботу! — орет Юра из прихожей, едва за курьером закрывается дверь. — Тебе, драгоценная моя, до заката солнца надо превратить десять ничем не примечательных футболок в мерч! — Он швыряет на диван стопку черных пакетов и коробку красок по ткани. — А ты, чувак, прямо сейчас пройдешь боевое крещение еще раз! Ком цу мир, май дарлин!
Филин является на зов и без всяких церемоний садится на не слишком чистый выцветший ковер.
— Мне только что скинули второй видос с твоим феерическим выступлением на флэту. Обработаю его и залью на канал. Но уже сейчас могу сказать: поздравляю, чувак. Тебя хотят! — Юра водружает на башку наушники, а я, густо покраснев, слезаю с дивана. Разрываю целлофан со штемпелями, разворачиваю сложенные вчетверо футболки и выкладываю на пол.
— Я помогу… — Филин забирает у меня оставшиеся пакеты, достает из них содержимое и передает мне. — У вас очень крутой мерч, да и вся линейка одежды. Как маньяк мечтал о кастомизированной толстовке из прошлогоднего выпуска, но не хватило…
— Это моя идея, — признаюсь не без гордости и поправляю очки. — Концепция и рисовка.
— Твоя? Это сильно. Респект! — светло улыбается он.
Между нами снова воцаряется атмосфера безграничного понимания, мир, дружба и жвачка.
Он говорил, что тоже увлекается рисованием, и я протягиваю ему кисть.
— Но концепция подразумевает также полную свободу самовыражения и постоянное обновление ассортимента. Вот, держи. Ты теперь один из них, так что задай жару. Покажи, как на самом деле видишь творчество «Саморезов». Многоглазые монстры тоже будут в тему.
Филин прищуривается и судорожно облизывает край рта. Косится на Юру, но я лишь усмехаюсь — мне нравится ходить по краю и проверять границы дозволенного.
Тогда он брызгает красной краской на черную ткань и четкими выверенными движениями рисует бесполую переломанную куклу в луже крови.
С такой рисовкой он мог бы стать создателем серии крутых комиксов, и я не выдерживаю:
— Ого. Где ты этому научился?
— Если скажу, что в церковной школе, шутка прокатит? — Филин совершенно серьезен, я подвисаю, но Юра щелкает клавиатурой и громко ржет:
— Да посмотри ты на него, Элька! Если это патлатое пугало скажет, что занимается иконописью и хранит невинность до свадьбы, ты поверишь?
Сконфуженно верчу баночку с краской и молчу.
Я поверю ему… Вот в чем беда.
— Ладно, вы правы. Я три года учился по онлайн-урокам… — сдается Филин. — Просто поставил цель и иду к ней. Хочу отвечать на жизненные вызовы как можно достойнее.
Он открывает желтую краску и наделяет куклу уродливыми струпьями, а я, не отрываясь, слежу за его красивыми руками. В поле зрения снова попадают белые и розовые шрамы, и связь с реальностью размывается. Это как встретить своего в глубоком тылу врага…
Филин предельно собран и спокоен — сдувает со лба волнистую светлую челку с фиолетовым отливом и сосредоточенно закусывает губу.
Я сто лет не изображала на бумаге людей, но с удовольствием бы проделала это с его лицом.
— А портреты? — словно читая мысли, спрашивает он. — Умеешь? Практикуешь?
— Давно уже нет.
— Почему? Ничего героического от тебя не требуется — стоит начать, и рука все вспомнит! Давай прямо сейчас? Попробуй нарисовать меня, — воодушевляется Филин и радостно объявляет: — А я нарисую тебя!
Эти знаки внимания слишком явные, чтобы быть таковыми на самом деле. Вероятно, я неправильно все понимаю… Шумно сглатываю, моргаю и кидаю быстрый взгляд на Юру — тот сосредоточенно втыкает в экран ноутбука и, кажется, не следит за происходящим.
Филин пристально смотрит на меня, в чайных глазах проступает янтарное дно, мучительное ожидание и боль, но Юра прерывает неловкий момент:
— Ну, встретились два одиночества!.. Рисуй ее, чувак. Только чтоб не как в «Титанике».
— Я не видел «Титаник».
В этой квартире не водится ватмана и угольных карандашей, но Филин достает из вороха порванных пакетов портянку кассовых чеков, отрывает один и, прихватив со стола шариковую ручку, наносит поверх напечатанных букв и цифр беспорядочные штрихи. Вскоре они причудливо соединяются в образ девушки с чертовски грустным взглядом. Очки, пирса, тонкая шея, острые ключицы и вселенская печаль во взоре. Это я.
Я тоже отрываю чек, забираю у Юры последнюю ручку и приступаю к делу.
Ярика легко рисовать — каждая черта впечатана в память, мне не приходится часто сверяться с оригиналом и удается избежать еще большей неловкости.
— Вот. Готово! — Я демонстрирую результат, и он смущенно выдает:
— Это лесть. Я не такой красивый…
Юра перегибается через стол, оценивает картинку и тяжко вздыхает:
— Не кокетничай, май дарлин. Она не преувеличила.
Шутка разряжает обстановку, но я замечаю недобрый огонек в чуть расфокусированных зеленых глазах и прикусываю язык.
12
Одутловатое лицо препода и еще десяток — сонных студентов — уже третий час удрученно взирают на меня с экрана ноута. Я успеваю прочесть название каждой книги за спинами одногруппников, запомнить узоры обоев в их комнатах, но знаний о предмете в голове не прибавляется.
В окне вовсю сияет солнышко, мелкая сочная листва трепещет под легким ветерком, по комнате летают сквозняки и теребят края выгоревших ночных штор.
Переживать самоизоляцию в такую погоду было бы особенно мучительно, если бы не Филин. Он проявил себя крайне сдержанным, собранным, деликатным и по-щенячьи благодарным, но аура его загадочности действует на меня почище крепкого алкоголя. Вчера я обнаружила исправным вечно заедающий шпингалет в туалете, кран на кухне чудесным образом перестал подтекать, а дырка в чайнике оказалась запаянной изнутри.