Страница 130 из 140
– Отговорки, – прошептал де Вард, – уловки!
– Полно, – возразил Рауль. – Что за бредни, мой дорогой господин де Вард! Вы отлично знаете, что герцог Бекингэм человек храбрый, что он десяток раз обнажал свою шпагу и охотно будет драться в одиннадцатый. Он носит имя, налагающее известные обязательства. Что же касается меня, то вы хорошо понимаете, не правда ли, что я не боюсь вас. Я дрался под Сансом, в Блено, в Дюнах, впереди канониров, в ста шагах перед фронтом, тогда как вы, кстати сказать, были в ста шагах за ним. Правда, тогда сражалось слишком много народу, и ваша храбрость оказалась бы незамеченной; вот почему вы ее скрывали. Здесь же это будет зрелищем, скандалом. Вам хочется заставить говорить о себе, все равно по какому поводу. Поэтому не рассчитывайте на меня, господин де Вард, в этом отношении: я не доставлю вам такого удовольствия.
– Вполне разумно, – сказал Бекингэм, вкладывая шпагу в ножны. – Простите, виконт де Бражелон, я невольно поддался первому порыву гнева.
Но взбешенный де Вард, высоко подняв свою шпагу, бросился на Рауля, который едва успел отпарировать удар.
– Прошу, вас, сударь, – спокойно заметил Бражелон, – будьте осторожнее. Вы чуть не выкололи мне глаз.
– Значит, вы не хотите драться? – вскричал де Вард.
– В настоящую минуту нет, но вот что я вам обещаю тотчас по приезде в Париж: я приведу вас к д’Артаньяну, и вы выскажете ему неудовольствие, которое имеете против него. Д’Артаньян попросит у короля позволения нанести вам удар шпагой. Король позволит, и, получив этот удар, мой дорогой господин де Вард, вы сумеете усвоить предписание Евангелия, которое велит нам забывать обиды.
– Ах! – воскликнул де Вард, вне себя от хладнокровия Рауля. – Видно, что вы, господин де Бражелон, незаконный сын.
Рауль стал белее воротника своей рубашки, и глаза его так сверкнули, что де Вард отступил.
Бекингэм, пораженный этим блеском, кинулся между двумя противниками, боясь, что они бросятся друг на друга.
Де Вард приберег это оскорбление напоследок; он теперь судорожно сжимал свою шпагу, ожидая нападения.
– Вы правы, господин де Вард, – сказал Рауль, делая над собой страшное усилие, – мне известно только имя моего отца, но я слишком хорошо знаю графа де Ла Фер, его возвышенный характер, его незапятнанную честь и не боюсь, что на моем рождении лежит пятно, как вы намекаете! Незнание имени моей матери для меня несчастье, но не позор. А вы поступаете некорректно и несправедливо, попрекая меня несчастьем. Все равно, слово сказано, и я считаю себя оскорбленным. Итак, решено: после дуэли с д’Артаньяном вы, если вам угодно, будете иметь дело со мной.
– Ого, – ответил де Вард с язвительной улыбкой, – я восхищаюсь вашей осторожностью, виконт. Сию минуту вы обещали мне удар шпаги д’Артаньяна, а после этого удара намерены обнажить свое оружие.
– Не беспокойтесь, – с гневом отвечал Рауль, – господин д’Артаньян ловко владеет оружием, и я попрошу у него как милости, чтобы он сделал с вами то, что сделал с вашим отцом, то есть не убил вас, а предоставил мне это удовольствие, когда вы поправитесь. У вас злое сердце, господин де Вард, и, право, все меры предосторожности, принятые против вас, не излишни.
– Будьте спокойны, виконт, я сам приму меры предосторожности против вас, – ответил де Вард.
– Позвольте, – сказал Бекингэм, – истолковать ваши слова и дать совет де Бражелону. Виконт, носите кольчугу.
Де Вард сжал кулаки.
– А, понимаю, – пробормотал он, – вы хотите прежде принять эту предосторожность, а потом уже помериться со мною силами?
– Полно, господин де Вард, – ответил Рауль, – раз вы непременно этого хотите, покончим дело сейчас.
И, вынимая шпагу, он шагнул по направлению к де Варду.
– Что вы делаете? – спросил Бекингэм.
– Ничего, – успокоил его Рауль, – это не затянется.
Противники стали в позицию, и клинки скрестились.
Де Вард бросился на Рауля с такой стремительностью, что при первой же схватке Бекингэм понял, что Рауль щадит своего противника.
Герцог, отступив, смотрел на поединок.
Рауль дрался так спокойно, точно в его руках была рапира, а не шпага. Он высвободил свою шпагу, зацепившую шпагу противника у самой рукоятки, и, отступив на шаг, отпарировал три-четыре удара де Варда; потом, угрожая ему ударом ниже пояса, который де Вард отразил круговым движением, Рауль ударил по его шпаге, выбил ее из рук врага и отбросил на двадцать шагов за ограду.
Де Вард стоял безоружный, ошеломленный; Рауль вложил свою шпагу в ножны, схватил дрожащего от ярости противника за ворот и за пояс и перебросил его через изгородь.
– До встречи, до встречи, – пробормотал де Вард, поднимаясь на ноги и подбирая свою шпагу.
– Черт возьми, – произнес Рауль, – вот уже целый час, как я повторяю вам то же самое.
Потом, повернувшись к Бекингэму, попросил:
– Умоляю вас, герцог, ни слова об этом. Мне стыдно, что я дошел до такой крайности, но я не смог сдержать гнев. Прошу вас, извините меня и забудьте.
– Ах, дорогой виконт, – проговорил герцог, сжимая суровую, честную руку Рауля. – Позвольте мне, напротив, помнить и думать о вашей безопасности. Этот человек опасен, он убьет вас.
– Мой отец, – ответил Рауль, – жил под угрозой более страшного врага двадцать лет и уцелел. В моих жилах течет кровь, которой покровительствует судьба, герцог.
– У вашего отца были хорошие друзья, виконт.
– Да, – вздохнул Рауль, – такие друзья, каких теперь не найдется.
– Прошу вас, не говорите так, когда я предлагаю вам свою дружбу.
И Бекингэм раскрыл объятия Бражелону, который с удовольствием принял предложенный союз.
– В нашем роде, – прибавил Бекингэм, – умирают за тех, кого любят. Вы это знаете, виконт.
– Да, герцог, знаю, – ответил Рауль.
XL. Что думал шевалье де Лоррен о принцессе
Ничто больше не нарушило спокойствия в пути.
Под каким-то предлогом, не вызвавшим никаких толков, де Вард уехал вперед. Он увез с собой Маникана, ровный и мечтательный характер которого уравновешивал его раздражительность.
Бекингэм и Бражелон приняли де Гиша в свой дружеский союз; теперь они втроем неустанно восхваляли принцессу. Бражелон добился того, что этот концерт похвал теперь состоял из трио, а не из сольных выступлений, к которым прежде имели опасное пристрастие де Гиш и его соперник.
Такая гармония очень нравилась королеве-матери. Но она, может быть, приходилась менее по вкусу молодой принцессе, кокетливой, как демон; не боясь за себя, она любила опасные положения. Принцесса обладала безрассудным и дерзким сердцем, ей нравилось скользить по краю пропасти, ее влекло острое лезвие, словно она жаждала ран.
По пути в Париж принцесса приобрела тысячи поклонников, за нею следовали с полдюжины безумцев и два совершенно сумасшедших. Только Рауль, видевший всю прелесть этой девушки, но хранивший в сердце другую любовь, рядом с которой не оставалось места для новой, вернулся в столицу холодный и настороженный.
Дорогой он иногда беседовал с королевой об упоительном очаровании, исходившем от принцессы, и королева-мать, которую многому научили перенесенные несчастья и пережитые разочарования, ответила ему:
– Генриетта стала бы знаменитой, даже если бы она родилась не в королевской семье, а в полной безвестности: она женщина с яркой фантазией, своенравным характером и твердой волей.
Де Вард и Маникан, двое разведчиков и курьеры, объявили о приближении принцессы.
В Нантере поезд принцессы был встречен блестящим эскортом из всадников и экипажей. Это принц, вместе с де Лорреном и другими своими любимцами, в сопровождении части королевской гвардии, выехал навстречу невесте.
В Сен-Жермене принцесса и королева перешли из дорожного экипажа, тяжеловатого и немного поистрепавшегося от путешествия, в изящную, роскошную карету, запряженную шестеркой лошадей в белой золоченой сбруе. В этом экипаже прекрасная молодая принцесса сидела под балдахином из вышитого шелка, с каймой из перьев, словно на троне; на ее сияющее лицо падали розовые блики, нежно играя на ее матовой, как перламутр, коже.