Доля вероятности

— Это тюнингованный «Геркулес», — объяснил мой спутник, хотя я не спрашивала.

— Красивый, — ответила я, не зная, что сказать.

Он рассмеялся:

— Вы и впрямь политик, да?

— Не совсем. — Если я и пошла в политику, то по личным причинам.

Он помог мне подняться по трапу и зайти в самолет, оснащенный не только кондиционером, но и примерно десятью рядами кресел по три с каждой стороны прохода. Почти все были заняты.

— Ваше здесь. — Он указал на место в переднем ряду с правой стороны, рядом с двумя пустыми.

— Спасибо.

— Не за что. — Он приподнял брови. — И прошу вас, никому ни слова.

Я кивнула. Я была наивна, но не настолько, чтобы не понимать, что скрывалось за словами «военная компания».

Место у окна было не занято, и я села туда, желая бросить себе вызов и доказать, что не боюсь. Я летала над Афганистаном, глядя в окно «черного ястреба»; какой смысл бояться сидеть у окна пассажирского самолета?

Я затянула ремень безопасности на бедрах и попыталась не думать о том, что Нейт и Серена все еще там. Но рядом со мной оставались пустые кресла…

Сердце защемило. За последние четыре года я слишком часто летала на самолетах с пустым соседним креслом и постоянно ждала, что Нейт придет.

В этот раз я понимала, что это невозможно, и от этого становилось только больнее.

Я расстегнула рюкзак, чтобы достать наушники, и растерянно заморгала, увидев книгу. «Цвет пурпурный»: Нейт читал ее в вертолете в начале поездки. Я прижала книгу к груди и постаралась не заплакать. Дверь с правой стороны закрылась.

Через пару минут самолет вырулил на полосу, а в горле застрял такой плотный комок, что стало трудно дышать.

— Простите меня, — прошептала я, сама не зная, кого об этом прошу. Нейта? Серену? Всех, кому не досталось место в секретном самолете?

Вдруг самолет остановился. Я выглянула в окно, но очереди на взлет не было. Кто-то вышел из кабины пилота, открыл дверь, ловко поворачивая рукоятки, и опустил трап.

— Поднимайтесь! — крикнул пилот, высунувшись наружу.

Через миг он попятился, и в салон вбежали двое.

Тадж и Серена.

Слава богу.

У нее под глазом красовался фингал, рукав голубой рубашки был запачкан кровью, но сестра пришла; она бежала ко мне со слабой улыбкой на губах. Состояние Таджа было намного хуже; он добрался до среднего ряда и присел на свободное кресло.

Серена упала в кресло рядом со мной, кинула сумку на пол, повернулась ко мне и крепко обняла.

— Ты выбралась, — прошептала я, уронила книгу и крепко прижала ее к себе.

Пилот закрыл дверь.

— Это все Нейт и его ребята, — ответила она, отстранилась и взглянула на меня так, будто это под моим глазом расцвел синяк.

— Что? Как это?

— Их направили на блокпост, где нас задержали, — объяснила она. — Если бы не они, мы бы не прорвались. — Серена пригладила мои волосы. — И спасибо тебе, что оформила Таджу визу.

Самолет снова покатился вперед, а Серена наклонилась, открыла сумку и достала какой-то предмет. Она положила его мне на ладонь и посмотрела на меня в упор.

— Он велел передать, что любит тебя и свяжется с тобой, когда время придет.

Сердце вздрогнуло. Я посмотрела на ладонь.

Цепочка и жетон, обмотанный изолентой.

Я откинулась в кресле и заплакала. Самолет вырулил на взлетную полосу. Серена взяла меня за руку, и мы поднялись в воздух, а Нейт остался внизу.

— С ним все будет хорошо, — сказала Серена.

— Я люблю его.

— Это ясно любому, кто видел вас вдвоем, — ответила она. — А что за медальон на цепочке? — спросила она и достала из сумки фотоаппарат.

Мало того, что ей посчастливилось спастись, она еще и сумела вывезти камеру!

Я аккуратно сняла изоленту и достала кольцо.

— Наш шанс, — промолвила я.

— Какая красота. — Она растерянно заморгала и вытаращилась на кольцо здоровым глазом.

— Да.

Она нахмурилась:

— Это армейский жетон?

— Точно не знаю, — сказала я и размотала остатки изоленты. — Нейт сказал, что брал с собой кольцо лишь на задания, где от них не требовали оставлять личные вещи, но… — Я надела кольцо на палец правой руки, чтобы не потерять, и протерла покрытый липким налетом жетон. — Это не его жетон.

— Не его? — Сестра повернулась ко мне, пролистывая фотографии на экране цифровой камеры.

— Нет. — Оказывается, Нейт носил с собой не только память обо мне.

Надпись на жетоне гласила: ТОРРЕС, ДЖУЛИАН.

— Я ошиблась, — прошептала я.

Всегда считала, что Джулианом звали Роуэлла. Что еще раз доказывало, как мало я узнала о жизни Нейта за годы, проведенные врозь.

— Смотри, что я сняла час назад. — Серена повернула ко мне экран.

Фото Нейта в профиль. Сердце сжалось, когда я увидела его упрямый подбородок и идеальный контур губ.

— Знаешь, — тихо проговорила Серена, — я могу опубликовать это фото, и он вынужден будет уволиться.

Я посмотрела на нее. Одно простое действие, и все изменится. У нас наконец появится шанс. Но какой ценой?

— Он, конечно, разозлится…

— Нет. — Я покачала головой, зажав жетон в ладони. — Если Нейт и уйдет из спецназа, то по собственному желанию. — Я не хотела решать за него в Нью-Йорке и не стану сейчас. Пусть сам решит, как и когда мы будем вместе.

— А что ты будешь делать, пока этот чудесный день не наступит? — спросила Серена.

— Ждать.

Глава тридцать вторая Натаниэль

Форт-Брэгг, Северная Каролина

Сентябрь 2021 года

Я глубоко вздохнул, стоя в пустом коридоре перед дверью, куда должен был зайти еще две недели назад. Я-то, дурак, думал, что труднее всего будет позвонить в первый раз, но это оказалось легко. Гораздо сложнее было стоять здесь, смотреть на безликую табличку у двери и решать, поворачивать ли ручку.

В клинике не пахло дезинфекцией, как обычно в больницах, но обычные врачи нас и не принимали.

— Ты сможешь, — сказал Торрес, стоявший слева от меня.

— Если я зайду, мне конец, — вполголоса ответил я. — Ты же знаешь, меня выгонят.

— Да. И тогда ты наконец начнешь жить. А может, и кошмары прекратятся, не будешь бояться спать рядом с любимой. Ты — не твой отец. И никогда не станешь таким, как он. Но все же… тебе нужна помощь. И реши наконец, что делать с фермой.

Я покосился на него. Рука потянулась к дверной ручке.

— Ты должен все отпустить, Нейт. — Друг улыбнулся. — Ты слишком долго носишь при себе это дерьмо. Эта вина? Она не твоя. Карьера, которая тебе не очень-то и нравится? Она не твоя. Но Иззи? Иззи — твоя. И если ты не хочешь заходить туда ради себя, сделай это ради нее.

Иззи.

Полтора месяца назад я оставил ее в аэропорту Кабула, чтобы дать ей то, в чем она больше всего нуждалась, — Серену. Не проходило ни секунды, чтобы я по ней не скучал, но время еще не пришло.

Если у нас всего один шанс, я не мог его испортить.

Я в последний раз взглянул на Торреса, открыл дверь и зашел.

Доктор Уильямсон поднял голову и с профессиональной улыбкой указал на одно из кресел: