Страница 1 из 387
A Поклонники Маккарти называют его величайшим американским писателем со времен Уильяма Фолкнера. Сол Беллоу восхищался его "всемогущим владением языком, его фразами, дающими жизнь и говорящими о смерти". У романов Кормака Маккарти есть размах: он пишет об экзистенциальных проблемах, об эпических героях и апокалиптическом исходе. Многие считают его главным романом "Blood Meridian" ("Кровавый меридиан"), рассказывающий о банде, охотившейся на индейцев у техасско-мексиканской границы в 1840-х годах. Некоторые критики полагают, что по своему значению для американской литературы "Кровавый меридиан" может сравниться только с "Моби Диком". В то же время, хватает и тех, кто совсем не в восторге от Маккарти. Главный литературный критик "New York Times" отмечает, что в его книгах полно "сентиментальности, претенциозности и напыщенного чувства собственной важности". Содержание:
Пограничная трилогия:
1. Кони, кони… (Перевод: Сергей Белов) 2. За чертой (Перевод: Владимир Бошняк) 3. Города Равнины / Содом и Гоморра. (Перевод: Владимир Бошняк)
Романы вне цикла:
1. Кровавый меридиан (Перевод: Игорь Егоров) 2. Старикам тут не место (Перевод: Валерий Минушин) Кормак Маккарти I II III IV Кормак Маккарти I II III IV Комментарии В. Бошняка 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 Кормак Маккарти I II III IV Эпилог Посвящение - КОРМАК МАККАРТИ I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV XVI XVII XVIII XIX XX XXI XXII XXIII Эпилог Кормак Маккарти I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII
Кормак Маккарти
Кони, кони…
I
Пламя свечи и отражение пламени в высоком зеркале дважды затрепетали и опять застыли ― когда он отворил дверь, входя в холл, и когда закрыл ее за собою. Снял шляпу и медленно двинулся вперед. Половицы скрипели под его сапогами. В темном зеркале, на фоне лилий, бледно склонившихся в хрустальной вазе с высоким узким горлом, возникла фигура в черном костюме. Сзади, по стенам холодного коридора, поблескивали в скудном освещении застекленные портреты предков, о которых он мало что знал. Он посмотрел на оплывший огарок, потрогал пальцем теплую восковую лужицу на дубовой поверхности, потом перевел взгляд на того, кто лежал в гробу. Странно съежившееся на фоне обивки лицо, пожелтевшие усы. Веки тонкие, словно бумага. Нет, это никакой не сон. Снаружи было холодно, темно и безветренно. Где-то в отдалении промычал теленок. При жизни ты так никогда не причесывался, сказал он. В доме стояла мертвая тишина, если не считать тиканья каминных часов в гостиной. Он вышел, прикрыв за собой дверь. Холодно, темно и безветренно, и лишь над восточным краем мира проступала серая полоса. Он шел и шел, пока не оказался в прерии, потом остановился со шляпой в руках, словно проситель, представший пред ликом тьмы, правившей миром. Он стоял и стоял. Потом повернулся и зашагал обратно. Издали послышался слабый гул поезда, и он снова остановился, поджидая, когда поезд приблизится, ощущая, как под ногами подрагивает земля. Поезд мчался с востока, словно удалой предвестник светила, ― летел рыча и завывая, и узкий луч прожектора вонзался во тьму, в мескитовые заросли, рождая из ночи бесконечную линию ограды вдоль рельсов, рождая и всасывая в себя проволоку и столбы. Поезд продолжал свой бег, оставляя за собой шум, грохот и шлейф дыма, хорошо заметный на светлевшем небе. А он стоял, держал в руках шляпу и смотрел на состав, пока тот не растворился в ночи, пока не стихли последние отголоски шума и грохота, пока не перестала подрагивать земля. Тогда он надел шляпу, повернулся и зашагал назад. Когда он вошел на кухню, она обернулась от плиты и посмотрела на него, оглядывая новый костюм. Буэнос диас, гуапо.[1] Он повесил шляпу на крючок у двери, где висели дождевики, потники, а также разрозненные элементы конской упряжи, подошел к плите, налил себе кофе и направился с чашкой к столу. Она же, открыв дверцу духовки, вытащила противень с только что испеченными булочками, положила одну на тарелку, подошла к столу и поставила перед ним, не забыв захватить нож для масла. Легонько коснулась пальцами его затылка потом вернулась к плите. Спасибо, что зажгла свечу, сказал он. Комо?[2] Ла кандела.[3] Но фуи йо,[4] возразила она. Ла сеньора?[5]
