Барбаросса

Таким (или примерно таким) был тогда Сталинград – гордость советской индустрии, с населением около полумиллиона жителей, которые еще не ведали, что скоро их город будет полностью уничтожен и войдет в историю человечества как незабываемый символ народного героизма.

Город-герой еще не был «героем»! Он работал…

В доме № 4 по Краснопитерской улице проживал Алексей Семенович Чуянов – с женою, детьми, дедом и бабушкой. Возле подъезда по утрам его ожидала легковая машина «бьюик», возвращая хозяина в семью только к ночи, изможденного от разных передряг и волнений, обыватели в городе о нем судачили:

– Большой человек! На своем автомобиле катается, кажинный денечек со Сталиным по телефонам о тракторах рассуждает…

Чуянов был первым секретарем Сталинградского обкома и горкома партии. Жизнь этого человека не была легкой. Он застал город, где «царила удушливая атмосфера, при которой клевета, опорочивание, нашептывание, подслушивание и доносы стали средством устранения с работы честных людей, которых объявляли врагами народа. В этот период многие партийные работники и представители творческой интеллигенции Сталинградской области были подвергнуты необоснованным репрессиям» – так вспоминалось Чуянову позже. Он начал партийную работу в Сталинграде с того, что разогнал алчную свору следователей, сыщиков и прокуроров, освободил из тюрем незаконно осужденных.

– Опомнись! – заклинала его жена. – Ты ведь не один на белом свете, хоть о детях-то наших подумал ли?

– Помню. О тебе, о себе, о детях, – отвечал Чуянов. – Но грех великий не подумать о людях…

Он попер на рожон! Один против многих. Г. М. Маленков звонил из Москвы, задыхаясь, материл Чуянова:

– Что ты там балдеешь? Разве затем тебе партия доверила город, носящий имя нашего мудрого вождя? Мы тебя в порошок сотрем, сволочь паршивая… Завтра от тебя даже тени на стене не останется!

Местное НКВД тоже хотело бы сделать из Чуянова «врага народа», но он – устоял. Как устоял? – чудом, наверное. Устоял и добился, чтобы весь аппарат слишком ретивых надсмотрщиков к Сталинграду близко не подпускали. Чуянов играл своей головой, а ведь ему было тогда всего лишь 33 годочка. В сложных обстоятельствах он действовал по правилу «не играть в таинственного носителя забот и тревог партии, не скрывать от народа своих сомнений» – это слова самого Чуянова.

– Хуже нет, – говорил он друзьям, поигрывая на пальце ключами от секретного сейфа, – когда партийный «кадр» становится на пьедестал недоступного божества с многозначительным выражением на лице заботливого и внимательного человека, и в таком случае именно по морде его и хочется треснуть вот этими ключами, чтобы не задавался.

«Большой» человек был и хорошим человеком (в этом я нисколько не сомневаюсь), а жене своей он признавался:

– Когда полмиллиона знает меня в лицо и по имени-отчеству, тогда от народа секретаршей не загородишься. Если у бабки крыша протекает, так она уже не ползет к домоуправу, она со своей слезницей ко мне тащится. Закройся я на замок, на улице меня дождется и все равно доконает…

Конечно, страх в душе был, и много позже Чуянов признавался, что рано или поздно его бы все равно посадили:

– Меня, по сути дела, спасла война. Если б не война, от меня бы и костей не осталось…

В большой стратегии он ни бельмеса не смыслил. Кадровый партийный работник, облеченный большим доверием народа (добавим – и лично товарища Сталина), он видел смысл жизни только в людях – со всеми их радостями и капризами, с активностью и недовольством, с подлинным героизмом и безобразным головотяпством. Приятно думать, что люди ангелы. Но тюрьма в Сталинграде – не декорация и не «пережиток проклятого прошлого». Приходилось считаться, что еще не перевелись жулики, предатели, доносчики, спекулянты, ворюги, хапуги и просто обалдуи, каких Божий свет еще не видывал…

В один из летних дней 1941 года Алексей Семенович завтракал с семьей, сердито поучая своих мальчишек:

– Вовка, не болтай ногами. Валера, лопай, что дают, и не капризничай. Заодно глянь – не подошла ли машина?

Дедушка Ефим Иванович сказал ему: 

– Дал бы ты мальцам своим по лбу! Рази же они человеческий язык понимают? Вот раньше – драли с утра до ночи, как сидорову козу, и все было в ажуре. Не кочевряжились!

– У нас свой ажур, – ответил Чуянов. 

– Иди-ка ты… никогда вам порядков не навести! Расселись там по кабинетам, одно знаете – в телефоны мурлыкать…

Чуянов уже привык к брюзжанию деда и никак не реагировал. Допивая чай, он выглянул в окно, окликнул жену:

– Подъехал! Может, и вернусь сегодня пораньше. 

– Да кто тебе поверит? – отвечала жена.

Сбежав по лестнице, Чуянов от самого крыльца глотнул жаркий воздух. Внутри его машины сидело… НКВД!

– Чего испугался? Садись, вместе поедем.

Это был Воронин, начальник НКВД Сталинградской области. Он шлепнул ладонью по коже сиденья, уже пропеченной безжалостным солнцем. Вместе поехали в обком. По дороге, как это принято, болтали о пустяках. Когда же приехали и прошли в кабинет, Воронин плотно затворил двери. 

– Что еще стряслось? – насторожился Чуянов.

Он подумал о какой-нибудь аварии на заводах. 

– Выручай, – ответил Воронин. – Во всей области у тебя одного «бьюик» повышенной скорости. Дай нам, а?

– Кого догонять? Или побег из тюрьмы? 

– Хуже, – сказал Воронин и рывком придвинул к себе стул, плотно уселся. – Из наркомата звонили. Кто-то из военных атташе Германии, фамилию не разобрал, вдруг рванул из Москвы на быстроходной машине… 

– Куда рванул?

– К нам! Прется на Сталинград, словно танк. 

– А что ему нужно здесь?

Воронин подивился наивности Чуянова: 

– Как же не понять? Очевидно, мы тут профасонили, а немцы успели завести в Сталинграде своих резидентов. Значит, какой-то гад на заводах в Берлин уже капает. А у нас на конвейере СТЗ – танки самой новейшей модификации. Вот главное…

– Отсечь его по дороге пробовали? 

– Попробуй отсеки, – ответил Воронин. – У него машина – как тигр, вездеход какой-то. Наши товарищи в Урюпинске пробовали догнать. Но у них же «эмка», барахло поганое. За немецкой техникой не угнаться! Вот и катит.

– Ладно, – сказал Чуянов, – хватай мой «бьюик», только верни его хотя бы не искалеченным на родимых ухабах. 

– Вот спасибо. Ну, я побежал…

Чуянов стал вникать в дела области, но в середине дня его потревожил звонок из Питомника, большого сельского хозяйства к западу от города. Звонил секретарь тамошней парторганизации, просил объяснить, как понимать заявление ТАСС от 14 июня сего года, в котором черным по белому написано: «По мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы…» Там, в Питомнике, не понимали:

– Пишут, вроде плутократы войну провоцируют, а немцы тут ни при чем. Как народу я растолкую? У меня вот свояк приезжал в отпуск. Он в ленинградском порту губжаном вкалывает. Так он сказал, что мы в Германию все шлем, шлем, шлем… а от Гитлера хрен в тряпке получишь!

Уверенным голосом Чуянов ответил Питомнику: 

– Перестаньте фантазировать. Кто лучше знает обстановку в мире? Твой свояк-губжан или товарищ Сталин? Надо иметь полное доверие к советской печати, а не слушать пьяные байки. Никто не помешает нам достраивать социализм. Ты мне лучше скажи, как у вас подготовка к сбору урожая?..

Только отговорили, тут же позвонили из НКВД: 

– Это я, Воронин… Атташе германского посольства загримирован под иностранного туриста. Значит, его надо еще и «раскулачить». Но случилось все плохо, Семеныч. 

– А что такое?

– Видать, у него карты лучше наших: он непроезжими проселками мимо Деминской МТС как рванул на грейдерную, мы, конечно, его прижали, но он все-таки проскочил…

– Куда проскочил? – обомлел Чуянов. 

– Извини. Этот хлюст уже в Сталинграде.