Страница 453 из 484
ГЛАВА ДЕВЯНОСТО ЧЕТВЕРТАЯ
На клочке земли у бедняка,
бывает, распускаются цветы.
Свет посылает рекам и горам
луна, едва проглянет с высоты.
Верша свои деянья на земле,
на Небо уповает человек.
Всегда коварство тайное страшней,
чем явный неприятельский набег,
Богаты межеумок и глупец —
так исстари ведется и везде;
А мудрые мужи, наоборот,
случается, весь век живут в нужде.
Судьбою установлен наперед
срок жизненный для каждого из нас.
Не можем сами мы ни отдалить,
ни хоть чуть-чуть приблизить смертный час.
Итак, после встречи Цзинцзи с Фэн Цзиньбао в кабачке, где их свел Чэнь Третий, в любовниках с прежней силой воспылала страсть. Не проходило и трех дней, чтобы Цзинцзи не виделся с певичкой. Когда ему приходилось задерживаться в обители по делам, Цзиньбао напоминала ему о себе либо какой-нибудь безделкой, либо любовным посланием. Сначала Цзинцзи давал ей по пять цяней или по ляну серебра, немного погодя взял на себя расходы по ее содержанию, а потом стал сам платить и за жилье. В обители он появлялся с румянцем во всю щеку.
– Где это ты пировал? — спрашивал настоятель Жэнь.
– Да с приказчиками в лавке от тоски пропустили по чарочке, — отвечал обычно Цзинцзи.
Брат Цзунмин как только мог защищал друга, потому что, говорить не приходится, ночью обойтись без него никак не мог. Так изо дня в день Цзинцзи выгребал из сундуков серебро, ублажал певицу, пока не перетаскал добрую половину накопленного настоятелем Жэнем, а тот даже не хватился.
И надо же было случиться! Попался Чэнь Цзинцзи на глаза Лю Второму, который доводился шурином Чжан Шэну, одному из подручных начальника гарнизона Чжоу, был больше известен под прозвищем Линьцинский Спрут. Он открыл на пристани не одно веселое заведение, искал опору у сильных и попирал слабых, ссужал деньгами частных певиц и выжимал из них все соки, сдирая проценты в тройном против принятого размере. Если же певица задерживала выплату, Спрут исправлял долговое обязательство, прибавлял проценты к займу, заставляя должницу погашать проценты с процентов. Когда Спрут напивался, то начинал буйствовать, но никто не решался ему перечить. Словом, это был злой истязатель певиц и отъявленный надувала их посетителей. Вот ему и попался на глаза белолицый малый Цзинцзи, монашек из обители преподобного Яня, зачастивший в кабачок к Се Третьему, где, как оказалось, он содержал певицу Цзиньбао. Тогда Спрут напился пьяный, выпучил глаза и, подняв могучие с чашку величиной кулаки, направился в кабачок.
– Где Цзиньбао? — заорал он.
– Она наверху, дядя Лю, — отвешивая частые поклоны, говорил напуганный Се Третий. — Во втором номере.
Спрут зашагал по лестнице наверх. Цзинцзи и Цзиньбао тем временем, как ни в чем не бывало, сидели рядышком и весело попивали вино. Дверь была заперта, снаружи ее закрывал занавес.
Лю Второй одним махом сорвал дверную занавеску и заорал во все горло:
– Эй, ты, Цзиньбао! Поди-ка сюда!
Чэнь Цзинцзи с перепугу затаил дыханье.
Лю Спрут двинул ногой в дверь, и она открылась. Навстречу незваному гостю вышла Цзиньбао.
– А, дядя Лю! — воскликнула она. — Я вас слушаю.
– Ты мне три месяца за жилье не платила, потаскуха проклятая! — набросился не нее Лю. — Вот ты, значит, где укрываешься!
– Не волнуйтесь, дядя! — с улыбкой успокаивала его певица. — Идите домой, а деньги я вам с мамашей пришлю.
Лю хватил кулаком с такой силой, что она отлетела в сторону и, ударившись головой о край полога, лежала на полу вся в крови.
– Буду я ждать, потаскуха проклятая! — ругался он. — Сейчас же выкладывай деньги!
Тут он заметил Чэнь Цзинцзи, бросился в комнату и ногой опрокинул стол. Зазвенели черепки разбитой посуды.
– Ой! — вскрикнул Цзинцзи. — Кто ты такой будешь? Врывается да еще буянит!
– Еть тебя перееть, монастырский петух! — обрушился на него Лю.
Не долго думая, Спрут схватил Цзинцзи за волосы, пригнул до самого полу и принялся дубасить кулаками да пинать ногами. Посетители повскакали с мест и вытаращили глаза. Хозяин Се Третий сперва не решался вмешиваться — ведь Спрут был пьян, но, видя, как тот нещадно избивает Цзинцзи, поднялся наверх.
– Дядя Лю! — уговаривал он. — Успокойся! Прости его, он не ведал, с кем дело имеет. Прошу тебя, от себя прошу, оставь его в покое. Прости, если не так сказал. Обмолвился он. Пощади!
Но Лю Спрут и слушать не хотел хозяина. Он бил Цзинцзи до тех пор, пока тот не лишился сознания, потом позвал околоточного, велел ему связать певицу с Цзинцзи одной веревкой и посадить под стражу.
– Завтра утром отведите их к его превосходительству! — распорядился он.
Лю Спрут, надобно сказать, получил от начальника гарнизона Чжоу мандат, дающий ему право содействовать полиции в охране речных путей от разбойников и грабителей.
Об аресте Цзинцзи в обители не подозревали. Настоятель Жэнь, правда, не мог не заметить его отсутствия. Цзинцзи не появился после ночного дежурства в лавке.
Между тем, на другой день ранним утром околоточный вместе с подручным из речного дозора, оба верхом, препроводили арестованную пару к начальнику гарнизона, где первым делом вручили список задержанных Чжан Шэну и Ли Аню.
– Вот дядя Лю Второй распорядился арестовать, — пояснили они. — Даос из обители преподобного Яня ссору затеял, его и взяли вместе с певицей Чжэн Цзиньбао.
Палачи принялись вымогать у Цзинцзи серебро.
– Мы палачи, нас двенадцать человек. Нас можешь в счет не принимать, но двоих старших обходить не советуем.
– Было у меня с собой серебро, — говорил Цзинцзи. — Но Лю Второй избил меня, а серебро, видать, украли. Всю одежду в клочья разорвал. Где я теперь возьму?! Вот разве серебряная шпилька — все, что осталось. Нате, передайте старшим.
Палачи взяли шпильку и отнесли Чжан Шэну с Ли Анем.
– Нет, говорит, с собой денег, — пояснили они. — Дал шпильку, да и та только сверху серебром покрыта.
– А ну-ка, приведите его сюда! — распорядился Чжан. — Сам допрошу.
Немного погодя подталкиваемый в спину тюремщиками появился Цзинцзи и упал на колени перед Чжан Шэном.
– Который будешь послушник у даоса Жэня, а? — спросил Чжан.
– Третий.
– А сколько тебе лет?
– Двадцать четыре.
– Совсем молокосос! Раз монахом стал, должен священные каноны постигать, а ты с певичкой спутался, пиры закатываешь, ссоры да драки устраиваешь. А почему сюда без денег явился, а? Или для тебя его превосходительство господин столичный воевода не указ?! Думаешь шпилькой отделаться? Брось в реку, всплеска не услышишь. Нечего было ее и брать у него. — Чжан Шэн обратился к тюремщикам. — Уведите! А как его превосходительство начнут разбирать дела, доставите первым. Ты, монах, сукин сын, видать, порядочный скряга. Тебе бы по белу свету бродить, у благодетелей подаяния выклянчивать, а как дело, так ты в кусты. На званый пир идешь, и то, небось, рот утереть платок захватываешь. Ну, погоди, под пытками по-другому запоешь. А вы ему тиски-то покрепче зажмите, слышите?
Потом позвали Цзиньбао. Ее сопровождал вышибала, присланный мамашей Чжэн Пятой. Он достал ляна четыре серебра и оделил ими кого нужно.
– Ты, стало быть, певица, — начал, обращаясь к ней, Чжан Шэн. — Идешь туда, где можно поживиться. Да, одежда и питание — в жизни главное. Никакого особого преступления тебе не вменяется. Все будет зависеть от настроения его превосходительства. Явится в дурном настроении — тисков придется отведать, а в добром — отпустит с миром.
– А ты мне цянь серебра на всякий случай прибавь, — вставил стоявший поодаль палач. — Большие пальцы от тисков избавлю.