Страница 35 из 484
Как только правитель Чэнь Вэньчжао узнал, что случилось, он распорядился ввести задержанных. Первым делом прочитал бумагу из уездной управы, потом просмотрел показания допрошенных. Что ж там было написано?
Доклад гласил:
«ПРАВЛЕНИЮ ОБЛАСТИ ДУНПИН
дело об убийстве в уездном центре Цинхэ.
Настоящим докладываем, что обвиненный У Сун, двадцати восьми лет от роду, уроженец уезда Янгу, за могучее сложение назначенный главным в страже Цинхэ, возвратясь из служебной поездки и совершая поминальные обряды по своему умершему брату, обнаружил, что его невестка, урожденная Пань, без соблюдения положенного траура самовольно вышла замуж. То же он прослышал и на улице, что привело его в ярость. В кабачке у Ван Луаня на Львиной улице ему подвернулся неизвестный, в котором опознали впоследствии посыльного управы Ли по прозвищу Доносчик. Пьяный У Сун потребовал с него триста медяков, которые когда-то дал взаймы, но Ли денег не возвратил. У Сун рассвирепел. Завязалась драка. Не уступал ни тот, ни другой. У Сун повалил Ли и ударил ногой, отчего тот вскоре и скончался, что подтвердили очевидцы сего происшествия – певицы Ню и Бао.
У Суна арестовал околоточный. Направленным на место убийства должностным лицом со следователем и околоточным в присутствии свидетелей было произведено тщательное обследование обстоятельств дела, результаты коего, а равно и показания очевидцев, скрепленные подписями и печатями, прилагаются. Дальнейшее расследование подтвердило их достоверность.
Полагаем, что У Сун начал драку не из-за денег, но с целью убийства, а потому подлежит по закону казни через повешение. Как выяснилось на допросе, Ван Луань и певицы Ню и Бао к делу не причастны.
Настоящим ожидаем дальнейших распоряжений, дабы иметь основание для завершения дела.
Составлен в 3 году правления под девизом Мира и Порядка, восьмой луны … дня.
Ли Датянь, правитель уезда.
Юэ Хэань, помощник правителя.
Хуа Хэлу, архивариус.
Ся Гунцзи, секретарь.
Цянь Лао, тюремный надзиратель».
Правитель области прочитал документ и позвал У Суна.
– Как ты убил этого Доносчика Ли? – спросил он, когда У Сун приблизился и встал на колени.
– Ваше высокопревосходительство! – У Сун отвесил земной поклон.
– Где судит ясное небо[2], там я, ничтожный, найду справедливость! Позволите говорить, скажу.
– Говори! – приказал правитель Чэнь.
– Я мстил за старшего брата и разыскивал Симэнь Цина, а этот мне подвернулся по ошибке. – У Сун подробно изложил всю историю и продолжал: – Да, я был оскорблен и затаил месть. Но Симэнь Цин богат и его не смеют арестовать. Только брата моего загубили напрасно, и душа его взывает об мщении.
– Довольно, – прервал его Чэнь Вэньчжао. – Суть дела ясна.
Правитель вызвал тюремного надзирателя Цянь Лао и приказал дать ему двадцать палок в наказание.
– Недостоин своего поста ваш уездный правитель! – заявил Чэнь. – Как он посмел так беззастенчиво попирать закон?!
Затем Чэнь Вэньчжао допросил каждого и записал показания.
– Он мстил за брата, а Доносчика Ли убил по ошибке, – указав на У Суна, обратился к своим помощникам правитель Чэнь. – Это поборник справедливости и долга, и нельзя его судить как убийцу.
Чэнь Вэньчжао собственноручно исправил прежние «показания» У Суна и велел снять с него тяжелую колодку. У Суна заковали в легкую колодку, какие надевают за мелкие преступления и отвели в острог, а остальных распустили по домам до особого распоряжения.
В Цинхэ была направлена бумага, в которой предлагалось привлечь к делу злодея Симэнь Цина, а также невестку Пань, старуху Ван, подростка Юньгэ и следователя Хэ Девятого, дабы после беспристрастного допроса и выяснения обстоятельств дать делу дальнейший ход.
Все знали, что У Сун пострадал невинно, и ни один тюремщик из дунпинского острога не взял с него медяка. Ему даже носили вино и еду. Слух об это этом дошел и до Цинхэ, отчего Симэня бросило в дрожь. Чэнь Вэньчжао – правитель честный и неподкупный, серебром его не прельстишь, рассудил Симэнь и решил обратиться к свату Чэню. Тот, дескать, заступится по-родственному. И звездной ночью Симэнь снарядил в Восточную столицу своего слугу Лайбао с письмом к командующему придворной гвардией Ян Цзяню. Ян, в свою очередь, замолвил слово перед государевым наставником Цай Цзином, членом Государственной канцелярии. Опасаясь за репутацию уездного правителя Ли, государев наставник немедля отправил с нарочным тайное письмо правителю Чэнь Вэньчжао.
Чэнь Вэньчжао, надобно сказать, служил в свое время судьей в Высшей кассационной палате, потом при поддержке Цай Цзина получил повышение и стал правителем области Дунпин. И вот, коль скоро такова была воля Цая да и командующего Яна – тоже близкого к трону лица, то все, что мог сделать Чэнь Вэньчжао – это испросить согласие властей сохранить У Суну жизнь, наказать сорока палками и выслать за две тысячи ли. Хотя дело У Чжи вызывало сомнения, его, за отсутствием останков пострадавшего, пришлось прекратить. Остальных причастных к делу лиц выпустили на свободу. В дальнейшем дело велось в соответствии с поступившим сверху распоряжением.
В присутственной зале, куда из острога привели У Суна, Чэнь Вэньчжао огласил решение о высылке арестованного в Мэнчжоускую крепость. У Сун получил сорок палочных ударов, его забили в большую круглую колодку весом в семь цзиней, наполовину окованную железными обручами, на лбу выжгли два ряда знаков. Затем правитель передал У Суна двум служащим управления, которым было приказано конвоировать осужденного вплоть до Мэнчжоу.
В тот же день У Сун и конвойные покинули Дунпин и направились в Цинхэ. У Сун продал все свои пожитки, а деньги отдал конвоирам на дорожные расходы. Он попросил соседа Яо Второго присмотреть за Инъэр:
– Если удостоюсь высочайшего помилования и вернусь, не забуду благодеяния и щедро тебя вознагражу.
Соседи прекрасно знали, какой справедливый человек У Сун и очень жалели, что он попал в такую беду. Те, кто с ним дружил, помогли ему серебром. Нанесли ему и вина, и снеди, и медяков, и рису. Зашел У Сун к себе домой, велел солдату собрать вещи и в тот же день расстался с Цинхэ.
Извилистыми тропками вышли они на большую дорогу, ведущую в Мэнчжоу. Стояла середина осени.
Но оставим пока У Суна и расскажем о Симэнь Цине. Как прослышал он о высылке У Суна, у него будто от сердца отлегло, сразу на душе стало легко и приятно. Он велел слугам Лайвану, Лайбао и Лайсину подмести сад и накрыть стол в Лотосовой беседке, а вокруг нее расставить ширмы и развесить занавесы, да позвать труппу музыкантов, певцов и танцоров.
На радостях пировали всей семьей: старшая жена – У Юэнян, вторая – Ли Цзяоэр, третья – Мэн Юйлоу, четвертая – Сунь Сюээ и пятая – Пань Цзиньлянь. По обеим сторонам им прислуживали жены слуг, горничные и служанки. Славный был пир!
Только поглядите:
Курился аромат в треножниках Хуанди[3], цветы стояли в вазах золотых. Вся утварь – сплошь редкости Сянчжоу[4]. Открылся занавес и заблистали жемчужины Хэпу[5]. На подносах хрустальных огненных фиников груды и цзяочжоуских[6] груш. Нефрита зеленого кубики искрились вином – играющей яшмой текучей. Вот дракона вареная печень, рядом феникса жареные потроха[7]. Что ни глоток – медяков десять тысяч. Вот лапы черного медведя и бурого верблюда копыта. Вин густой аромат поплыл над столом. Вот подали лотосом красным приправленный мягкий разваренный рис, потом изысканные лакомые блюда из рыбы – карпа из Ло-реки и леща ичуньаньского – каждое, точно, быка дороже или овцы. Вот «драконовы глаза»[8] и плоды личжи[9] – деликатесы Юга. Растерли плитки фениксова чая, и запенились волны в чашках из белой яшмы. Открыли вино, и нежное благоуханье заструилось из золотого кувшина. Роскошью мэнчанского господина[10] затмили, богатством самого Ши Чуна[11] превзошли.