Страница 4 из 114
Когда гость вошел в комнату, Крисания почувствовала едва ли не разочарование. Она-то просила Паладайна послать ей настоящее испытание! Но какое великое зло могло быть заключено в этом человеке?
Сомнения зародились в ней в тот момент, когда она рассмотрела пришельца целиком. Это был худой, болезненного вида человек, слегка сутулящийся и опирающийся при ходьбе на массивный посох, словно без его помощи он и вовсе не мог передвигаться. Крисания знала, что Рейстлину Маджере сейчас должно быть ровно двадцать восемь лет, однако ходил он так, словно ему по меньшей мере стукнуло девяносто: походка гостя была медлительной, шаги мелкими и словно бы неуверенными.
"Разве это испытание моей веры - победить такую развалину? - с горечью обратилась она к Паладайну. - Мне даже не нужно сражаться с ним. Его разрушает изнутри собственное зло".
Между тем Рейстлин откинул на спину капюшон и, повернувшись к Крисании спиной, обратился к Астинусу:
- Приветствую тебя, Бессмертный.
- Привет, Рейстлин Маджере, - отозвался Астинус, не поднимаясь с кресла. В его голосе проскользнула насмешливо-лукавая интонация, словно он обменялся с магом одним им понятной шуткой. Затем хозяин плавно взмахнул рукой: - Позволь мне представить Крисанию из рода Тариниев.
Рейстлин повернулся, и на этот раз дыхание Крисании судорожно сбилось. Внезапная боль сдавила ей грудь, удушливый спазм перехватил на мгновение горло, а в кончики пальцев вонзились тысячи острых иголок. Неожиданная, похожая на озноб дрожь заставила ее еле заметно вздрогнуть. Крисания невольно вжалась в кресло и стиснула кулаки так, что острые ногти вонзились в мягкую кожу ладоней, - на нее смотрели два пылающих золотисто-желтых глаза, два жутких зерцала греха: блестящие, непроницаемые, лишенные всяческого выражения. А зрачки... Крисания в ужасе не могла от них оторваться. Зрачки напоминали формой изящные песочные часы!
Лишь несколько мгновений спустя, поборов оцепенение, она сумела рассмотреть черты изможденного, отмеченного печатью страдания и боли лица. Тяжелая мука терзала мага на протяжении всех семи лет - с того времени, как жесточайшие испытания Башни Высшего Волшебства изнурили его тело, опалив кожу старческой пергаментной желтизной. В своей неподвижности лицо Рейстлина напоминало железную маску' - непроницаемую, бесчувственную и жестокую, столь же неумолимую, как и лапа дракона, вцепившаяся в хрустальный шар, служивший набалдашником его посоха.
- Праведная дочь Паладайна, - негромко сказал маг, и в голосе его проскользнула тень почтения.
Крисания по-прежнему сидела, вжавшись в кресло, и не шевелилась. Казалось, это взгляд мага удерживал ее на месте - Крисания даже подумала с тревогой, уж не наложил ли он на нее какое-нибудь заклятие. Словно прочтя ее мысль, маг подошел к ней и склонился в сочувственной позе. В зрачках его отражалось пляшущее пламя очага.
- Праведная дочь Паладайна, - повторил Рейстлин Маджере, и мягкий голос мага окутал Крисанию, словно бархат сто плаща, - надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь?
На этот раз жрице почудилась в его словах насмешка. Именно этого она и ожидала, и именно к этому готовилась. Крисания поняла: то, что маг с самого начала заговорил с ней уважительно, застало ее врасплох, сбило с толка, но теперь она вполне овладела собой.
Поднявшись с кресла, в результате чего глаза ее оказались вровень с глазами мага, Крисания непроизвольно стиснула в кулаке амулет с изображением Платинового Дракона. Прикосновение к благородному металлу помогло ей совладать с собой и придало мужества.
- Я не думаю, что нам стоит терять время на ненужные церемонии, - сухо заявила она, и ее лицо вновь сделалось холодным и бесстрастным. - Мы отвлекаем Астинуса от его работы. Мне кажется, он будет заинтересован в том, чтобы мы решили наш вопрос как можно скорее.
- Не могу не согласиться, - ответил маг, слегка скривив тонкие губы, что вполне могло означать улыбку. - Я откликнулся на твою просьбу и пришел сюда. Что за нужда заставила тебя обратиться ко мне и просить о встрече?
Крисания опять ощутила в словах мага насмешку. Привыкшая лишь к уважению и почитанию, она с трудом сдерживала нарастающий гнев. Холодно смерив собеседника взглядом, жрица сказала со всей твердостью, на какую только была способна:
- Я пришла предупредить тебя, Рейстлин Маджере, что твои злые дела известны Паладайну. Поостерегись, или он уничтожит тебя!
- Как? - перебил ее Рейстлин, и его страшные глаза полыхнули непонятным огнем. - Как он уничтожит меня?
Громом и молнией? Наводнением нош пожаром? Может быть, он швырнет еще одну огненную гору?
С этими словами он сделал шаг в сторону Крисании, но та обошла вокруг кресла и, таким образом восстановив дистанцию, встала позади него, опершись рукою о деревянную спинку.
- Ты смеешься над собственным жребием, несчастный, - сказала она с укоризной.
Губы Маджере опять скривились, но он продолжал говорить так, как будто вовсе ее не слышал.
- Элистан? - Голос его понизился до вкрадчивого шепота. - Может быть, он пошлет Элистана сразиться со мной?
Как бы отвечая самому себе, маг пожал плечами:
- Нет, конечно, нет. Все в один голос твердят, что верховный жрец светоносного Паладайна слишком утомлен - он слаб и умирает...
- Нет! - воскликнула Крисания и тут же прикусила губу, злясь на себя за то, что поддалась уловке и позволила раздразнить себя до такой степени, тго ее истинные чувства прорвались наружу. Некоторое время она молчала, стараясь снова взять себя в руки. - Пути Паладайна неисповедимы, их не следует обсуждать или подвергать осмеянию, - ледяным тоном сказала она, но в следующей фразе голос ее потеплел: - К тому же самочувствие Элистана не должно тебя беспокоить...
- Возможно, оно заботит меня в большей степени, чем ты думаешь, - возразил Рейсшин, и Крисании вновь почудилось, что его губы насмешливо кривятся.
Кровь бешено стучала в ее висках, но Крисания ничем не выказывала волнения. Во время разговора маг двинулся в обход кресла, пытаясь приблизиться к вей, - он подошел так близко, что она физически ощутила нечеловеческий жар, исходивший от его тела, скрытого под бархатным плащом. Вслед за тем Крисания почувствовала приторно-сладкий и тем не менее приятный запах. "Этот пряный аромат дурманит и помогает ему в колдовстве!" - догадалась она. Мысль эта тут же вызвала у нее брезгливую тошноту. Стараясь справиться с ней, она стиснула в кулаке амулет Паладайна, так что края его глубоко вонзились в ее ладонь. Ловким движением она вновь отстранилась от мага.
- Паладайн явился мне во сне... - с вызовом сказала Крисания.
Рейстлин рассмеялся.
Мало кто из смертных мог похвастаться, что слышал его смех, но те, кто его действительно слышал, забыть его были уже не в силах - он начинал преследовать их в кошмарных снах. Он резал слух, как клинок - живую плоть. Добро и справедливость казались посрамленными уже потому, что смех этот был возможен.
- Что ж... - сказала Крисания, и глаза ее блеснули, как стылая сталь. - Я пыталась отвратить тебя от зла. Теперь дело богов - распорядиться твоей жизнью.
Видимо, только сейчас осознав то бесстрашие, с каким вела себя Крисания, Рейстлин, прищурив горящие глаза, пристально посмотрел на собеседницу. Затем он внезапно улыбнулся, и за его сухой улыбкой почудилась едва ли не радость, отчего Астинус, прежде молча наблюдавший эту сцену, поднялся с кресла. Тень летописца растянулась на полу и, словно вещественная преграда, разделила жрицу и мага. Рейстлин тревожно вздрогнул и, обернувшись к Мастеру, опалил его огненным взглядом.
- Поберегись, дружище, - предупредил маг. - Мне кажется, ты решил вмешаться в ход истории?
- Я никогда не вмешиваюсь в ход истории, - сказал Астинус, - и ты отлично это знаешь. Я лишь наблюдатель и летописец - что бы ни случилось, я останусь беспристрастным. Твои помыслы известны мне, как и чаяния всех тех, кто пока еще дышит. Поэтому не торопись и выслушай меня, Рейстлин Маджере, а угрозы свои можешь взять обратно. Эта женщина не только Посвященная, она - любимая дочь богов, и это не пустые слова.