Страница 38 из 114
- Что становится с валлинами зимой, когда мало света и земля охвачена морозом? Они прорастают вглубь, воин. Они протягивают свои корни вниз, поближе к жаркому сердцу мира. Там, во чреве земли, валлины находят ласковое тепло, которое помогает им пережить холод и тьму и дает силы вновь распуститься весной.
- Ну и что? - спросил Карамон, продолжая с подозрением озираться.
- То, что в твоей жизни наступила самая темная зима, воин. Ты должен спуститься вглубь, найти там источник силы и тепла, который поможет тебе пережить жестокий холод и непроглядную тьму. Ты уже забыл, что такое весна. Силу, которая тебе необходима, ты должен отыскать в своем собственном сердце и своей душе. Тогда, как огромный валлин, ты сможешь побороть зимнюю смерть.
- Это красивые слова... - возразил Карамон и ухмыльнулся.
Он по-прежнему не доверял этой болтовне о весне и новой жизни. Но мысль свою он закончить не успел. Лес на его глазах начал Меняться.
Искалеченные, перекрученные, мертвые стволы распрямились, горделиво воздели ветви и потянулись в небо. Они все росли и росли, так что Карамон, который следил за ними запрокинув голову, чуть было не потерял равновесие. Вершины деревьев в вышине растворились в воздушной дымке. Это были огромные валлины, такие высокие, какие росли только в Утехе до прихода драконов. Карамон с трепетом и благоговением наблюдал, как на мертвых ветвях появились и лопнули первые почки, как проклюнулись и развернулись ярко-зеленые, клейкие листочки, которые на его глазах приобрели желтый летний оттенок. Времена года сменялись перед ним в ритме его дыхания.
Плотный сырой туман исчез, и в воздухе запахло лесными цветами, смолой и нагретым разнотравьем. Тьма заколдованного леса отступила, и на землю пролился свет яркого солнца, а в кронах защебетали, перелетая с ветки на ветку, птицы.
Приветив леса расписной дворец,
Где вечность и покой царят законно,
Здесь спелый плод на землю не падет,
Ручей, прозрачный, как стекло, едва течет,
И спит шатер листвы завороженно.
Здесь под ветвями воздух, словно мед,
И птичьих свадеб хор неугомонный,
За гранью вечности и горечи разлук,
Вне времени, вне памяти, вне мук,
Лес грезит о весне своей зеленой.
В росинках солнце юное блестит,
Над тьмою бесконечно Торжествуя,
Пятнист от кроны тени след,
Прохладный запах листьев, теплый свет,
И нежный ветер над листвой колдует.
Покой немолчный, музыка чиста,
Пред нею немота истает,
У края мира леса красота
Все смыслы до заветного конца
И тайны все пред нами открывает.
И слезы высыхают на лице,
Стихает плач, как бег ручья певучий,
И странники конец пути найдут,
Страну покоя обретая тут,
Где мощно дремлет лес могучий.
Приветлив леса расписной дворец,
Где вечность и покой царят законно,
Здесь спелый плод на землю не падет,
Ручей, прозрачный, как стекло, едва течет,
И спит шатер листвы завороженно.
Глаза Карамона наполнились слезами. Прекрасная песня пронзила его сердце. Есть надежда, есть! В лесу, в самой его глубине он отыщет ответы! Он найдет здесь помощь, которая ему столь необходима.
- Карамон! - Тассельхоф подпрыгивал на месте от нетерпения и восхищения. Это прекрасно! Как тебе это удалось? Слышишь? Там поют птицы! Идем же скорее!
- Крисания... - Карамон повернулся к неподвижному телу. - Нужно сделать носилки. Тебе придется мне помочь...
Он хотел сказать что-то еще, но осекся, изумленно глядя на две фигуры в белых одеяниях, которые медленно выплыли из золотистого леса. Белые капюшоны плащей были низко надвинуты, так что лиц невозможно было разглядеть. Оба пришельца торжественно поклонились гиганту, затем подошли к Крисании, охваченной похожим на смерть сном. Без труда подняв ее хрупкое тело, они медленно поднесли его к опушке. На краю леса они, однако, остановились и выжидательно повернули к воину скрытые капюшонами лица.
- Мне кажется, они хотят, чтобы ты вошел первым, - заметил кендер. Ступай, а я поведу Бупу.
Бупу стояла в самой середине поляны и с опаской поглядывала на лес. Карамон, покосившись на две невесть откуда взявшиеся фигуры в белых плащах, внезапно поймал себя на том, что разделяет ее опасения.
- Кто вы такие? - спросил он.
Ему не ответили. Двое в белом молча стояли и ждали.
- Какая разница - кто! - беспечно сказал Тас и, нетерпеливо схватив Бупу за руку, поволок ее за собой. Карамон ухмыльнулся:
- Вот пусть они и пойдут первыми. Он сделал приглашающий жест, но пришельцы не сдвинулись с места.
- Зачем вам нужно, чтобы я вошел в этот лес? - Карамон отступил на шаг назад. - Идите... - Он указал рукой на юг. - Отнесите ее в Башню. Вы сможете помочь ей и сами - я вам не нужен.
Но фигуры в белом по-прежнему молчали. Лишь один из незваных помощников поднял руку и указал на тропу.
- Идем, Карамон, - поторопил его Тае. - Разве ты не видишь, что нас приглашают?
- Они не потревожат нас, брат... Нас пригласили! Это были слова Рейстлина, произнесенные им семь лет назад.
- Нас пригласили маги, а я им не доверяю, - сказал Карамон, ответив Тасу теми же словами, которые он произнес тогда, пытаясь объяснить брату свою нерешительность.
Внезапно над поляной разлился смех - странный, неестественный, тревожный. Бупу взвизгнула от страха и, ища у воина защиты, обхватила ногу Карамона. Даже кендер почувствовал себя неуютно. Затем снова раздался голос, тот же самый голос, который Карамон слышал семь лет назад:
- А меня ты тоже включаешь в их число, любезный брат?
Глава 11
Жуткий призрак подходил все ближе, и Крисанией овладел безмерный ужас, какого она никогда прежде не испытывала. Она даже представить себе не могла, что способна ощутить подобный страх. Отступая перед рыцарем, она впервые заглянула в лицо смерти - своей собственной смерти. Крисания поняла, что смерть - это вовсе не блаженный переход в лучший мир, который - она всегда верила в это - заведомо предначертан для таких, как она. Надвигающаяся на нее смерть сулила страшную муку и воцарение ужаса - долгие дни и ночи, которые она проведет, завидуя живым.
Крисания пыталась позвать на помощь, хотя понимала, что никто не сумеет помочь ей, но голос отказывался повиноваться. Пьяный гигант лежал в луже собственной крови и храпел. Целительное искусство Крисании спасло ему жизнь, однако теперь он проспит много часов, прежде чем снова станет здоров и силен. Кендер же был слишком слаб. Ничто не могло спасти ее от этого ужаса...
Темная фигура приближалась. "Беги!" - раздался в мозгу Крисании одинокий отчаянный голос, но тело ее отказывалось ей служить. Жрице удалось лишь отступить на несколько шагов назад, да и это вышло невольно, отнюдь не являясь следствием сознательного усилия. Крисания не в сипах была даже отвести взгляд. Мерцающий оранжевый огонь глазниц похожего на череп лица сковал ее по рукам и ногам.
Призрак поднял свою бесплотную руку. Она была полупрозрачна, и Крисания могла видеть сквозь нее темные стволы деревьев на противоположной стороне поляны. Однако она не сомневалась, что исходящая от чудовищ угроза вполне реальна. В небе висела серебристая луна, только это не ее свет отражался от древних доспехов давно умершего Соламнийского Рыцаря. Создание это светилось своим собственным бледным светом, фосфоресцируй в темноте, словно гнилушка. Между тем рука Рыцаря Смерти поднималась все выше, и Крисания почувствовала, что стоит убийственной длани оказаться на одном уровне с ее сердцем, и она умрет.
Губы Крисании онемели от страха, но она в последнем усилии воззвала к Паладайну. Леденящий ужас по-прежнему не оставлял ее, а оранжевые глаза рыцаря продолжали удерживать ее душу в бессильном оцепенении. Между' тем рука жрицы непроизвольно метнулась к груди, где висел на цепочке медальон Паладайна. Стиснув его в кулаке, она в последнем отчаянном усилии сорвала медальон с шеи и, чувствуя, что сознание покидает ее, выставила руку перед собой. Свет луны Солинари блеснул на чешуе Платинового Дракона, и медальон вспыхнул бело-голубым сиянием.