Страница 17 из 124
Взошло солнце, выжигая росы, окрашивая холмы и небо однотонным золотом. День должен был выдаться ясный и жаркий.
Когда деревня отдала честь месту гибели Эвайна, жрица Хельвин повела процессию назад. Там, на лесистом склоне, где был деревенский погост, погибшего должны были предать земле, рядом с его предками. Как обычно, обряд проводили жрица и жрец - хотя они и хоронили родного сына. Дед Осфорн напоминал Танфии старый дуб, скрюченный, но крепкий, а бабушка Хельвин березу, светлую и стройную. Жрица обошла круг, призывая благословение и защиту стихий; голос ее дрожал, но не прерывался.
- Да коснутся его ласковые ветра, да напитает его корни щедрый дождь, да поделится солнце своим теплом, и да будет ему земля как чрево Нут...
Жрица и жрец выступали в этом обряде как воплощения богов природы, Брейиды и Антара, принимающих свое дитя обратно в землю. Но никто не мог подумать, что им придется говорить эти слова своему сыну.
Ветерок качал верхушки деревьев, покуда деревенские обходили могилу, бросая подарки и цветы, поминая ушедшего добром. "Эвайн был добрая душа". "Всегда пособить готов". "Вечно он мою тоску развеивал". У Танфии сердце разрывалось при виде родительского горя. За один день их семья уменьшилась на двоих человек. "Это я должна была быть на месте Имми", думала девушка. "Я бы справилась, для меня это стало бы приключением, а у нее не хватит сил".
Как я могу оставить родителей сейчас, когда они столько потеряли?
Когда могилу засыпали, Эодвит посадил над ней молодую березку. В дереве буде жить его брат, и имя его не окажется забыто. Жизнь проистекает из смерти.
Проходя после похорон узкими деревенскими дорожками, Танфия осознала, насколько изменилось все вокруг. Ее дед и бабка по-прежнему шли с достоинством, но молчали, и взгляды их блуждали где-то вдалеке. Бабушка Фрейна брела за Эйнией и Эодвитом, Зырка трусил рядом с Ферином, а вот Танфия приотстала. Вся деревня казалась ей чужой, враждебной, обездомевшей. Ничто уже не будет как прежде. На место веселому товариществу заступила тишина. Зло коснулось их, их жестоко предали, но ужас мешал им признать это. И даже спросить - почему все это случилось.
Первым, на что упал взгляд Танфии при входе в дом, был круг прибитых к кухонной стене табличек. Их вырезала из мшисто-зеленого камня Изомира. Таблички представляли восемь спиц года - тыквы на Помрак, начало зимы и начало годового счета, падуб и омела на Падубную ночь, зимнее солнцестояние, подснежники на Брейидин день, одуванчики на Эстрей, яблоневый цвет на Огнев Терн, шиповник на Купалье, колосья на Лунай, начало страды и яблоки на Поврот, осеннее равноденствие. Наивная красота табличек будто надсмехалась над нею. Танфия вспомнила, как юная Имми сидела за кухонным столом вместе с дедом Ланом, склонив русую головку над куском камня, а дед показывал ей, как держать резец...
Танфия закрыла глаза, отвернулась и вышла из дому. Она так и сидела на крыльце, покуда не настало время сходиться в Дом Собраний. В зал на первом этаже набилась вся деревня. Мегден, помощник Артрина, разносил печенье и кубки с медом.
Наконец, Артрин призвал всех к вниманию.
- На нас обрушилось горе, - начал он. - Мы потеряли двоих дражайших наших товарищей. Все излучинцы равно для нас ценны, никого мы не можем потерять; и все же мы не забудем ни доброты Эвайна, ни красоты Изомиры, прелестнейшей из наших дев...
- Она не умерла, - бросила Танфия достаточно громко, чтобы ее услышали.
Артрин неловко покосился на нее и продолжил:
- И все же мы не должны предаваться несоразмерному отчаянию. Изомира, как мудро заметила ее сестра, жива, и более того - избрана для трудов на славной государевой стройке. Хоть я и понимаю ваши чувства, ваша попытка вернуть ее была неразумна.
- Да? - воскликнул Эодвит. - Ты видел тварей, что на нас набросились? Они-то откуда взялись?
Артрин прокашлялся, помедлил, будто не зная, сознаваться ли.
- Бейн объяснял мне. Все мы наслышаны о посредниках, чародеях, установивших мир после битвы на Серебряных равнинах. Так вот: посредники оказывают царю помощь в рекрутском наборе. Поскольку войско наше слишком малочисленно, чтобы разослать большие вооруженные отряды по дальним краям, посредники рассылают с ними эти... создания, в качестве... подкрепления.
Танфия покосилась на стоящих в дальнем углу Руфрида и Линдена, но те молчали.
- Врешь! - гаркнул кто-то.
- Так мне говорил Бейн, - стыдливо повторил Артрин. - Другого объяснения у меня нет.
- Почему ты не предупредил нас?
- Я пытался! Я сделал все, чтобы вас убедить! И даже тогда я не знал, что это за создания! Мне очень жаль. Но кто мы такие, чтобы оспаривать царскую мудрость, думать, что мы лучше него понимаем благо Авентурии?
- Зачем царю посылать чудовищ против собственного народа? возмутилась Эйния. - Да по его ли велению это все творится?
- В этом я уверен: - ответил Артрин.
- Уходи! - крикнул кто-то еще. - Передай дела Хельвин!
Со своего места поднялась жрица в белых траурных одеждах, тяжело опираясь на березовый посох.
- Я не займу поста управляющего, даже если б и могла, - устало проговорила она. - Артрин не виновен. Сегодня нам указали на истину, которой мы предпочли бы не замечать. Покуда мы остаемся незаметны, наши жизни протекают покойно. Заурома - неприкосновенна, наши правители благодетельны, а мы - свободны. Но стоит кому-то нарушить наш покой, и мы бессильны помешать ему. К кому нам обратиться? К Артрину? Мы уже видим, что он бессилен. К Хаверейнскому совету? Или князю Сеферетскому? Нет, потому что и у них нет настоящей власти. Правит Скальдский совет, пославший к нам Бейна - но и они действуют лишь по указке царя.
А царь мудр. Он знает, что не всякий с радостью покинет отчий дом, и все же так стремится получить свое, что посылает к нам солдат и дра'аков. К кому же нам обращать прошения? Вот вам правда - мы не свободны. Мы как дети, доверенные единственному всемогущему родителю, оставлены единственно на его добрую волю.
Слова ее были встречены потрясенным молчанием.
- Что же нам делать? - прошептал Эодвит.
- Едва ли нам под силу что-то переменить, - ответила Хельвин. - Всю жизнь мы верили царю. Если мы утеряем веру в него, что займет ее место? Ничто. Я хочу вернуть свою внучку, как и вы все - но в попытках сделать это мы лишь погубим себя. Нет мудрости в смерти. Я говорю - попытаемся же жить, как прежде, и да останется ток жизни непрерывным.
И под слитное бормотание толпы она опустилась на место.
- Я ничего не могу добавить, - проговорил Артрин. - Коли не слушаете меня, прислушайтесь к мудрым речам жрицы. Великое зло - противиться царской воле. Вспомним лучше о чести, которую нам оказали.
Эйния плакала, Эодвит поддерживал ее за плечи. Каждый в толпе бубнил что-то под нос, но выступить никто не решался. А Танфия не сдержалась.
- Значит, вы ничего не сделаете? - воскликнула она. - Позволите им увести мою сестру, чтобы мы никогда больше не увидели ее? Я - не позволю!
- Я знаю, как тебе тяжело, - проговорил Артрин, - но Хельвин права. Жизнь продолжается.
- До следующего раза?
Танфия перевела взгляд на родителей, но те только взирали на нее безнадежно, покачивая головами.
- Хельвин права, - прошептала Эйния, утирая нос. - Мне хочется бежать за Имми, ноя не могу! На меня остается Феррин, и мы не можем оставить хозяйство. А далеко ли твой отец уйдет с больной ногой? Слишком много причин остаться. Иногда приходится делать самое тяжелое - опустить руки.
- Мы должны что-то сделать! Вернуть ее!
- Танфия! - резко прервал ее отец. - Тебе мало, что погиб Эвайн?
- Он прав, - поддержала Фрейна. Глаза ее, обычно искрившиеся весельем, были тусклы. - Стиснуть зубы и терпеть.
Она попыталась взять внучку под локоть, но Танфия вывернулась.
- Трусы! - крикнула она - не только родичам, всем! - Нельзя сдаваться!
Но все только отворачивались от нее, опустив головы, даже родители молча, с тем же стоическим упорством, что поддерживало их в самые суровые зимы и при нападениях дра'аков. Настоящие излучинцы! Никогда еще Танфия не ощущала себя такой чужой в родной деревне. В глаза ей осмелилась посмотреть только Хельвин, и колкий бабкин взгляд был многозначителен и укоряющ.