Страница 117 из 124
- Когда я был молод, шар сиял серебром, и в нем промелькивали иные грани бытия, мира злата и многоцветных радуг, и он пел. Но когда он начал темнеть, я понял, что моих стараний недостаточно зауроме... что я должен питать его.
- Нет. Шар потемнел, когда ты усомнился в себе самом.
- Откуда тебе это знать, Изомира? Ты лишь...
- Крестьянка? Кто лучше земледельца знает нужды земли? Ты лжец!
- Что?
- Ты знал, что делаешь. Заурома не получала силы от тех, чью кровь ты пролил. Она лишь впитывала их муку. Но тебе было плевать! Хоть во всем мире не найдется силы, что подняла бы тебя над твоим мнимым ничтожеством - ты не успокоился! И теперь шар кричит от боли всей Авентурии!
- Я... знаю... - прохрипел он и, к ужасу девушки, протянул ей в мольбе костлявую длань. - Теперь эта боль во мне. Или недостанет этой кары? Послушай, как они кричат, Изомира. Они идут за мной. Помоги мне. Я люблю тебя. Ты одна можешь мне помочь!
Пошатываясь, он шагнул к ней. Девушка застыла, глядя на него в омерзении. Она поняла вдруг, как быстро и страшно может любовь переродиться в ненависть. Гарнелис Прекрасный держал судьбу Авентурии в своей руке. Гарнелис Жалкий низвел всю свою землю до собственного ничтожества. Изомира жалела его, и не могла снести этой жалости. Он был причиной всех ее бед. Вспомнились лица родителей в последний миг перед тем, как скрылась за поворотом Излучинка. Серения, погибшая под обвалом. Эда, умирающая от лихорадки, которую излечила бы пара ночей в теплой постели. И Линден, ее милый Линден, чье лицо она, завороженная царем, почти забыла... и теперь никогда уже не увидит вновь.
Гарнелис рванулся к ней, сбивчиво умоляя о помощи - а она мечтала лишь о том, чтобы остановить его.
Нож лежал на шкапчике, рядом с порезанными яблоками, но теперь он как-то сам собой лег ей в руку. Царь потянулся к ней, и Изомира, дернувшись, вонзила лезвие ему между ребер, в живую плоть, в бьющееся сердце.
Хлынула алая кровь.
Но Гарнелис еще был жив. Изомира выдернула нож, и замерла, потрясенная тем, что натворила. Царь стоял, будто не в силах поверить случившемуся, только вцепился в свою грудь, зажимая рану, так что пальцы его покраснели от крови.
Ей хотелось остановить этот бьющийся ток крови, прервать его боль, прежде чем она перекинется на нее, остановить его. И она ударила снова, и снова, и снова, в горло, в грудь, следуя за ним, когда умирающее тело Гарнелиса откачнулось и рухнуло на кушетку. И только когда кровь перестала течь, и мышцы - содрогаться, она замерла.
Изомира тупо взирала на дело рук своих, стискивая мокрую от крови рукоять, не понимая, что случилось. До нее не доходили ни голоса, становившиеся все громче, ни стук в двери палаты. В ушах ее звенела тишина, наступившая, когда смолкли вопли хрустального шара.
Гелананфия ворвалась в палату первой. Еще в коридоре она собралась с силами - глубоко вздохнула, накинула плащ на одно плечо, подняла подбородок, готовясь встретить царственного деда.
Но едва она переступила порог, на мгновение опередив Элдарета, Гелананфия застыла. Открывшаяся ей кровавая сцена была неправдоподобно ужасна.
Кровь была всюду - размазанная по полу, расплесканная по стенам, стекающая с покрывал на кушетке. Покрывающая платье юной девушки, недвижно стоящей посреди палаты. Кровь пропитывала ее лиловую накидку, желтоватые юбки, яхонтами усеяла ее лицо и волосы. Глаза ее были широко раскрыты. В руке девушка сжимала длинный кривой нож, и с острия его стекали последние алые капли.
А на кушетке скорчилось тело рослого старика в черном и синем. Кровь сочилась из ран на его шее и груди, пропитывая одежду и покрывала.
- Дедушка! - вскрикнула Гелананфия и, указывая на незнакомку, приказала: - Схватить ее!
Четверо приспешников Серпета вцепились в девушку, но та не сопротивлялась. Похоже было, что содеянное потрясло ее до оцепенения, и она безропотно отдала нож. Даже когда ей заломили руки за спину, она не сводила с мертвого тела пустых глаз.
- Найдите врача! - велела Гелананфия, подбегая к распростертому телу.
Но было поздно. Даже не коснувшись Гарнелиса, царевна поняла, что он мертв. Орлиный лик был омрачен тревогой даже в вечном сне. Мантия прорвана в десятке мест, жуткие раны зияют на шее, на груди, на животе - боги милостивые, что за безумие напало на эту женщину?
Гелананфия коснулась впалых щек мертвеца, и густеющая дедова кровь обагрила ее пальцы. И только тогда царевна позволила себе вскрикнуть в отчаянии:
- Гарнелис! Нет, нет, нет!
Ее жестоко обманули, лишив не только любимого когда-то деда - но шанса предстать перед ним. Все доводы и меры, все надуманные ею способы показать, как он ошибался, а она, Гелананфия - права, все пути вернуть его к истине все пошло прахом.
Дыхание рвалось из груди прерывистыми стонами. Соратники ее почтительно сомкнулись вокруг кушетки, но на протяжении минут царевна не могла совладать со своей скорбью. Только потом она сумела подняться, подойти к пленнице и удержать себя от того, чтобы ударить девчонку по лицу.
- Ты убила его!
- Да, - ответила девушка.
- За что?
Та только помолчала головой. То ли она пребывала в том же ошеломлении, то ли попросту была глуповата. Кто она - служанка?
- Кто ты такая?
- Изомира, - пробормотала девушка. - Я была его женой.
- Что?
Изомира подняла голову и с трудом, точно пьяный, пытающийся не заминаться, повторила:
- Я была женой царя.
Вот тогда Гелананфия все же отвесила ей оплеуху.
- Лгунья, убийца! Ты убила самое землю! Ты понимаешь, ты хоть понимаешь, что натворила?! - Царевна отвернулась, не в силах видеть ни безвыразительного милого личика, ни кровавых потеков на роскошном платье. Уведите ее, и заприте где-нибудь! Я потом с ней разберусь.
Элдарет осторожно коснулся ее плеча.
- Гела, любимая... мне очень жаль.
- Все должно было быть иначе, - прошептала Гелананфия, сжимая ледяными ладонями горящий лоб. - Теперь всему конец.
Руфрид попал в Янтарную цитадель несколькими часами спустя, усталый настолько, что всякая спешка казалась ему нестерпимой. Он беспрепятственно прошел через разваленные ворота, и по широкой дороге во внутренние круги замка, добравшись, наконец, до самого дворца.
При взгляде на царские чертоги у юноши перехватило дух, несмотря на туманящую взгляд усталость. Ничего прекрасней ему не доводилось видеть. Стены пламенели радугой красок, и юноша ощущал себя татем или вором, осмелившимся в окровавленном рванье вломиться в обиталище самодержцев.
Коридоры и залы были полны людей, мешались, шарахаясь друг от друга, дворцовые стражники, прислуга и мятежники. Несколько раз Руфрид останавливался спросить, куда делась Гелананфия и ее спутники, но никто не знал, а если и знал - объяснять не собирался. Озлобленный юноша доверился охотничьему чутью.
Как не был дворец огромен и запутан, найти нужное место оказалось несложно. В монументальной галерее толпился народ, а за ней в обширной приемной расселись вдоль стен под портретами царей и цариц просители. Те, кому места не хватило, болтались посреди зала. В дальнем конце приемной виднелись огромные двери, украшенные царским гербом поверх пламенеющего золотого солнца.
Двери были заперты, и при них стояла стража. "Верно, там и есть этот знаменитый Солнечный чертог, - подумал Руфрид. - А затворились там царь Гарнелис с Гелананфией. Эта свора ждет, похоже, чем дело кончится? Вольно ж им штаны протирать".
Юноша уже развернулся к выходу, когда заметил Танфию.
Девушка сидела на мраморной скамье, привалившись к стене и закрыв глаза. Лицо ее было изможденным.
- Тан! - вскрикнул он, проталкиваясь к ней. - Я-то тебя везде искал!
Глаза ее распахнулись; вскочив, девушка повисла у него на шее, стиснув так крепко, что Руфрид вздохнуть не мог. Но странное дело - юноша не чувствовал радости. Он не мог позволить своим чувствам прорваться из-за каменной стены, в которую он по доброй воле заключил свое сердце.