Страница 19 из 39
Зеленой мухе это почти удалось, но, когда пять из шести ее лап высвободились из липких волокон, она опрометчиво дернулась в сторону, и у нее увязло крыло.
Зачарованно наблюдавший за происходящим, Найл наконец ощутил глубокий покой, которого не мог достичь еще несколько минут назад, сосредоточился в мозгу ожила трепетная светящаяся точка, и он неожиданно четко уловил вибрации слепого ужаса, исходящие от мухи, и сердитое недоумение ктыря.
Ктырь оказался созданием куда более стойким, чем муха, и его не покидала отчаянная решимость заставить обидчика дорого заплатить за гнусное посягательство на его жизнь.
Чуя, что паучиха смотрит на него, выжидая, он как бы твердил: "Ну, давай, иди сюда, живо схлопочешь дырку в брюхе!". И паучиха, привычная к тому, что перед ней немеют со страха, растерялась.
Найл чувствовал эту неуверенность, но, когда попытался проникнуть в паучий мозг, ничего вышло. Создавалось впечатление, будто там вообще ничего нет. Попробовал снова, на этот раз так настойчиво, что, не будь сейчас у паучихи занятия поважнее, она непременно бы обратила внимание на мальчика.
Заметив, что неподалеку за противоборством наблюдает еще одна паучиха, Найл попытался проникнуть в ее мозг, взглянуть на мир ее глазами. И опять ощутил лишь пустоту.
Через долю секунды его внимание отвлекли яростные толчки ктыря, и понадобилось несколько минут, чтобы мальчик смог снова сосредоточиться. Его неуклюжая попытка нащупать сознание насекомого дала паучихе понять: происходит что-то неладное.
Найл чувствовал, как она рыщет вокруг взглядом, пытаясь определить, что так ее беспокоит. Разглядеть Найла она не могла - мешал куст, и ее настороженность переросла в беспокойство.
И тут до Найла впервые дошло, почему ему так сложно выявить мыслительные вибрации паучихи. Оказывается, ум этого существа пассивен, словно растение.
Зеленая муха и ктырь по сравнению с пауком кажутся сгустком суматошной, напористой энергии. И именно благодаря этой пассивности паук хорошо чувствует добычу - ведь она-то активна!
Найлу все сразу же стало ясно. Паук всю свою жизнь проводит в паутине, подкарауливая пролетающих мимо насекомых.
Вибрации паутины для него - своеобразный язык, каждый оттенок подобен слову. Единственно, что нужно - это ждать, изучая оттенки вибраций: живые пульсации дерева, смутное шевеление копошащихся где-то в корневище насекомых, волнение ветра в листве, странную пульсирующую дрожь солнечного света, подобную скрытому гулу, наполняющему воздух. О его, Найла, присутствии паучиха догадалась еще задолго до того, как он приблизился к деревьям: вибрации людей можно сравнить с громким жужжанием пчелы.
Одновременно мальчик понял и то, как паукам-смертоносцам удается помыкать прочими существами: одним лишь умственным усилием-импульсом.
Обыкновенный взгляд - это уже направленный импульс воли.
Найл помнил несколько случаев, когда он, считая, что находится один, вместе с тем испытывал смутное чувство, будто за ним кто-то исподтишка наблюдает, и, обернувшись, обнаруживал: так оно и есть. Серая паучиха оттого и забеспокоилась, что волевой импульс Найла, когда он пытался проникнуть в ее сознание, коснулся ее, словно рука.
Пассивность восприятия - вот что самое главное в сознании паука. Он единственное существо, чья жизнь проходит в выжидании, когда добыча сама угодит в расставленные сети. Все прочие ищут себе еду активно.
А пауки постепенно выработали способность посылать направленный импульс волевого усилия, чтобы заманивать свою жертву.
Тогда почему, спрашивается, серые пауки-пустынники безопасны для человека? Ответ подвернулся сам собой.
Потому что они не сознают, что поймать добычу им помогает усилие воли. Вынуждая муху изменить направление и угодить в ловушку, они думают, что это случайность. Смертоносцы завладели миром тогда, когда до них дошло, что силу воли можно использовать как оружие.
И тут же, как будто нарочно, чтобы мальчик оценил свою догадливость, он смог воочию убедиться, что значит сила воли, пускай бессознательной.
Возвратясь в угол сети, паучиха поползла по другой ее стороне, так что ктырь уже не мешал ей приблизиться к зеленой мухе. Чуя скорую гибель, бедняга забилась с такой отчаянной силой, что чуть было не высвободилась, но, увы, приклеилась другим крылом.
А паучиха подбиралась все ближе, пожирая добычу глазами.
И тут муха окончательно сдалась. Хищница проворно набросила ей на туловище шелковистую нить, за ней другую.
Вскоре муха уже превратилась в плотно спеленутый кокон.
Тут и ктырь, даром что все еще хорохорился, начал уже понимать, что скоро придет конец и ему. Он, конечно, еще мог постоять за себя: извернувшись, нанести удар практически под любым углом. Один укол - и паучиха бессильно повисла бы посреди собственной паутины.
Тем не менее, когда она, справившись с мухой, решительно двинулась к ктырю. тот уже не сопротивлялся и, лишь раз отчаянно рванувшись напоследок, бессильно поник и дал запеленать себя.
Найл смог на краткий миг мысленно коснуться сознания жертвы и изумился, насколько она стала равнодушной. Выйдя из контакта, он словно пробудился от кошмарного сна.
Возвращался мальчик в глубокой задумчивости, потрясенный и зачарованный пережитым.
Ему впервые открылись потаенные возможности волевого воздействия.
Теперь он явственно чувствовал, что мир вокруг полон страхов и скрытых опасностей, его мозг постоянно находился начеку, чутко реагируя на любые импульсы враждебности. Проходя шагах в двадцати от логова желтого скорпиона, он ощутил на себе взгляд насекомого. Тварь притомилась после ночной охоты и не очень хотела вылезать наружу.
Уловив эту нерешительность, Найл намеренно усугубил ее, послав встречный сигнал о том, что он вооружен и опасен. Скорпион рассудил, что в конце концов ни к чему тратить силы, да еще и рисковать, и остался в логове.
Вернувшись в уютную прохладу жилища, паренек бросился на травяную постель в полном изнеможении.
Хотя утомилось, собственно, не тело, а ум, истощенный попыткой применить непривычную пока силу.
Найлу как раз исполнилось пятнадцать лет, когда Сайрис родила еще одну девочку. Ребенок появился на свет раньше срока, и первые две недели было не ясно, выживет он или нет.
Назвали девочку Марой, что значит "темненькая": на крохотном сморщенном личике проглядывали забавные коричневые пятнышки.
Жизнь ей, несомненно, спасла сладкая муравьиная кашица. Едва ребенок оказался вне опасности, у него запоздало прорезался плач, пронзительный, прерывистый младенческий крик, раздражающий всех, кроме матери. Если девочка не была голодна, ее донимали попеременно то резь в животике, то что-нибудь еще.
Первые шесть месяцев своей жизни малышка плакала по несколько часов каждую ночь. Ингельд, никогда не любившая детей, страшно злилась и донимала Торга и Хролфа просьбами подыскать другое жилище.
Довольно скоро они нашли вместительное логово примерно в миле от пещеры, неподалеку от красных скал, и прогнали оттуда прежних его обитателей навозных жуков. Однако на новом месте Ингельд провела лишь одну ночь, решила, что там ей неуютно, и - к великому неудовольствию Найла - возвратилась на следующий же день.
Когда Маре минуло полгода, она стала вести себя заметно тише, однако тогда же выяснилось, что она очень беспокойный, нервный ребенок.
От любого резкого движения девочка испуганно вздрагивала и принималась плакать, а от внезапного шума просто заходилась в крике. Муравьев же она и вовсе панически боялась.
Как-то поутру Найл случайно услышал, что Ингельд и Торг, думая, что они в пещере одни, разговаривали о Маре, о том, что будет, когда девочка подрастет и узнает о смертоносцах.
- Из-за нее мы все погибнем! - воскликнула Ингельд, и голос ее задрожал.
Найл почувствовал, как гнев сжал ему горло: он терпеть не мог эту женщину и презирал ее. Однако, как это ни прискорбно, но Ингельд была права. Страх Мары мог выдать всех. Но что делать? Не убивать же ее!