Страница 27 из 43
- Алидор, я видел холодный свет добра! Холодный свет, который излучает истина, праведность, справедливость. Холодный свет, разгоняющий мрак зла! В основе вселенной лежат эти две силы - сила добра, сияющая, как факел, холодным чистым светом, и удушающая тьма зла! И как солнце прогоняет ночь, так свет добра уничтожает мрак зла!
Я поклялся служить свету! Чтобы уничтожать мечом света тень зла, нависшую над нашим миром! Свет побеждает тьму, и силы зла падут перед силами добра! Но в битве между светом и тьмой не может быть промежуточных оттенков: нет сумеречных сил! Те, кто не ищет света, - дети тьмы, и они должны быть и будут уничтожены холодным чистым светом добра!
И если временами мой крестовый поход шокирует тебя кажущимся отсутствием милосердия, это потому, что в этой борьбе не может быть милосердия, не может быть неопределенности! Холодный свет должен сжечь мрак зла, даже если тысячам суждено будет умереть, чтобы уничтожить тьму. Их страдания - ничтожная цена за окончательную победу!
Находясь в полном смятении, Алидор слушал Гаэту, охваченный противоречивыми чувствами. Иногда он не мог понять, кому служит - святому или безумцу.
Гаэта на несколько минут замолчал, и Алидор вывел его из транса.
- Простите, если мои слова оказались недостойны доверия, возложенного на меня вами, милорд, - изумленно проговорил он, не уверенный в том, как Крестоносец истолковал его опасения.
На лице Гаэты мелькнула спокойная улыбка, он поднялся и слегка толкнул своего помощника в плечо.
- Почему ты просишь прощения, Алидор? Твоя тревога понятна, а милосердие - бесценное качество, когда оно необходимо. Ты просто не можешь разобраться в своих чувствах, вот и все, и я, надеюсь, немного помог тебе избавиться от смятения. Тебе следует помнить, что мы всего лишь малочисленный отряд во вселенской борьбе между противостоящими силами. Малодушие в этой борьбе - не милосердие, а непростительная глупость. Смотри, уже поздно, а с рассветом мы отправимся на поиски Кейна. Сейчас я собираюсь немного поспать, почему бы и тебе не отдохнуть? Ты очень устал, а утром многое станет тебе понятно.
Алидор смотрел, как уходит его командир. Он осознал, что после объяснений Гаэты многое встало на свои места. Алидору не хотелось спать. Все еще охваченный странным беспокойством, он сидел, путаясь в мыслях и медленно потягивая вино. Сон не приходил, возможно, потому что каждый раз, когда Алидор закрывал глаза, его преследовали сдавленные крики из верхней комнаты.
Когда остальные потеряли интерес к Рихейль, он отправился к ней.
Уже начинало светать, когда Алидор оторвался от Рихейль и стал одеваться. Она не спала, повернулась к нему в кровати, ее слепые глаза были красными от слез. На загорелой коже было множество жутких багровых кровоподтеков, а спину пересекали белесые рубцы. Алидор отметил, что в сравнении с другими женщинами, с которыми развлекался Моллил, она относительно легко отделалась.
Она выглядела такой несчастной, что Алидор почувствовал угрызения совести за то, что они сделали с ней. Девушка не была похожа на шлюху: в ней не было ни выносливости, ни профессионализма. Алидору казалось, что он изнасиловал любящую его женщину, и он никак не мог избавиться от этого чувства.
Рихейль провела языком по распухшим губам, ощущая его вину.
- Не терзайся. По крайней мере ты был менее жесток, чем другие.
Алидор что-то пробормотал и предложил ей вина.
- Что теперь со мной будет? - спросила она. Алидор почувствовал себя неловко и уклончиво ответил, что ее судьбу будет решать Гаэта. Рихейль с трудом села и легко коснулась своего израненного живота, с ее губ слетел стон. - Зачем вы сделали это со мной?
Алидор избегал смотреть на нее. Он мог сказать ей, что она не заслуживает лучшей доли, потому что вступила в союз со злом, но почему-то сейчас эти слова казались неуместными.
- Ты сделала глупость, когда помогла Кейну сбежать. Поступив так, ты воспрепятствовала свершению правосудия, и наказание за это неизбежно.
- Изнасилование было актом правосудия? Ты думаешь, я заслужила то, что со мной сделали? - спросила Рихейль.
Алидор думал, что ответить, когда с конюшни раздался пронзительный крик.
VII. РАНЕНЫЙ ТИГР
Кейн не покинул Себбей.
Вновь обретая силы, он в темноте пересек небольшое озеро и добрался до внешней городской стены. Пока Гаэта и его люди тщетно искали его вокруг озера, Кейн прятался в высоком камыше. В ночном мраке он разглядел, как Гаэта возвращается в Себбей. Бесшумным шагом он проследовал за своими врагами в таверну Джетранна.
Как призрак, он крался за ними по безлюдным улицам Себбея, и в его глазах убийцы сверкал холодный огонь смерти. У Кейна и мысли не было о том, чтобы бежать от своих преследователей. Их нападение стало для него полной неожиданностью и чуть не увенчалось успехом благодаря нахлынувшей на него апатии. Теперь только кровь может смыть ярость, которая вела Кейна за теми, кто охотился на него.
Притаившись в темноте около таверны, Кейн смотрел и слушал, стремясь узнать как можно больше о своих противниках. Знаком ему был лишь один человек - Сед то'Доссо. Но когда Кейн услышал имя Гаэта, он понял причину нападения.
Гаэта Мститель сделал уничтожение Кейна целью своего крестового похода. Кейн пытался вспомнить все ранее слышанное им о Гаэте. Перспектива была неутешительной. Гаэта - опасный противник, человек незаурядной отваги, считавшийся непобедимым воином и блистательным стратегом. Говорили, что его наемники - лучшая армия в цивилизованном мире. Но их мало, и это серьезно препятствует поискам, подумал Кейн.
Восемь человек - все профессиональные воины - плюс колдун. Этим колдуном, наверное, был молодой траноделиец, о котором Кейн немного слышал, - человек из клана Сети, тяготевшего к колдовству. Он считался очень способным юношей и начал изучать колдовское искусство после таинственного падения Карсультьяла. Шансы на прямое нападение были невелики. Теперь нужно играть по более тонким и хитрым правилам.
Итак, Кейн ждал в темноте, ждал возможности убить, и до его ушей время от времени доносился полный боли крик девушки.
Ближе к рассвету Кейн заполз в конюшню. Он надеялся, что ему удастся перерезать отряд Гаэты во сне, но несколько его людей бодрствовали всю ночь, не столько стоя на посту, сколько беззлобно бранясь. Отбросив эту идею, Кейн незамеченным вскарабкался на темный чердак, ожидая дальнейшего развития событий. Очевидно, Гаэта был полностью уверен в своих силах и считал, что Кейн предпочтет бежать.
Кейн бежать не собирался. Ночь была холодной, особенно для человека, промокшего до нитки. Дрожа от холода, Кейн зарылся в кипу лошадиных попон и прилег на соломе, покрывавшей пол чердака. В попонах ползали блохи, но он не обращал на них внимания.
В последние предрассветные минуты бдительность Кейна была вознаграждена. В дверь конюшни, споткнувшись; вошел человек. "Сед то'Доссо", - с мрачным удовлетворением отметил Кейн. Бандит провел на ногах большую часть ночи и теперь сонно проклинал Гаэту за то, что тот отправил его присмотреть за лошадьми. Нетвердыми шагами он передвигался от стойла к стойлу, проверяя, у всех ли лошадей есть зерно и вода. Завершив осмотр, Сед поставил фонарь на бочку и угрюмо уставился на седла и упряжь, которые следовало надеть на лошадей перед дальней дорогой. Еще есть время вздремнуть, решил он. Тяжело вздохнув, Доссо сел, прислонился к стойлу и закрыл глаза.
Кейн внимательно смотрел на главаря ломарнских бандитов. Представлялся превосходный шанс избавиться от одного из врагов, правда, возникали кое-какие проблемы. У Кейна оставались меч и кинжал, но от этого оружия сейчас было мало толку. Чтобы добраться до Седа то'Доссо, Кейну пришлось бы спуститься с чердачной лестницы, а это значило произвести слишком много шума и привлечь внимание остальных. Свернувшийся калачиком бандит был трудной мишенью для ножа. Шансов на быстрый и точный удар не было, а Кейн знал, что он должен напасть тихо. Услышав крик, люди Гаэты незамедлительно ворвутся в конюшню, и Кейн опять окажется в ловушке.