Страница 20 из 42
Найл затаил дыхание. Вот на углу здания взвихрился чубчик дыма, за ним другой. Когда выявился третий, здание начало осыпаться, стены медленно трескались, корежились, от основания здания вверх взрастала туча пыли.
Само здание начало грузно оседать внутрь себя, обнажив каменную кладку, затем рассыпалось в прах.
Ничего не скажешь, было во всем этом что-то величавое.
Весь оставшийся фильм шел о том же: небоскребы, стройплощадки, фабричные трубы, даже соборы - все оседало в то же облако вихрящейся пыли.
И всякий раз, когда что-нибудь с грохотом рушилось, жуки издавали одобрительный сип - терлись щупиками что ли?
На Найла картины действовали сокрушающе. Повернув медальон к груди, он мог усваивать их в полном объеме и воспринимать как явь.
Видения в Белой башне дали ему возможность в какой-то степени уяснить, насколько сильна в человеке тяга к разрушению.
Однако вся эта нескончаемая панорама насилия давала понять, что подлинную ее неохватность он не в силах себе даже и представить.
Показали хронику Первой мировой войны, артобстрелы, следом за ними неистовые атаки; обрубки тел, распяленные на колючей проволоке.
Дальше - Вторая мировая: пикирующие бомбардировщики, до основания разрушающие беззащитные города.
Архивные съемки взрыва первой атомной бомбы над Хиросимой, затем испытание водородной на атолле Бикини.
Даже жуки притихли, забыв выразить восторг, когда поднявшийся гриб показал, что атолла больше нет.
Доггинз пихнул Найла по ребрам:
- Ну что, насмотрелся!?
- Да уж.
Однако Найл так и не отводил от экрана глаз, когда они вдвоем возвращались под голубой свет стен; было что-то гипнотически чарующее в картине насилия.
Очнувшись в пустом зале, Найл словно очнулся от сна.
Когда вышли на дневной свет, он невольно заслонился от солнца.
В сравнении с прохладой здания, улица напоминала горячую ванну.
- И как долго такое длится?
- Чуть ли не до вечера. У нас без малого двести часов материалов.
- Целиком их посмотреть они еще не успели?
- Смотрели десятки раз. Но им никогда не надоедает.
Аккуратные, симметрично расположенные здания в обрамлении зеленых газончиков казались игрушечными. Мирная тишина после немолчного грохота взрывов нависала, словно угроза.
Пройдя наискосок через площадь, они стали приближаться к угловому дому.
Этот дом был заметно крупнее, чем обступающие его другие, а в центре газона игриво струился фонтан.
Стайка из десятка ребятишек болтала ножонками в зеленоватой воде бассейна, у некоторых нос имел явное сходство с Доггинзовским.
Завидев Доггинза, с полдесятка детишек побежали через газон к нему и, обвив ручонками, стали проситься ему на руки.
Из дома вышла миловидная темноволосая девушка.
- Не приставайте, папа занят.
Ребятишки неохотно возвратились к своему бассейну.
К удивлению, девушка схватила Доггинза за обе руки и поочередно поцеловала их. Доггинз, судя по лицу, несколько смутился.
- Это Селима, моя жена, - сказал он. Найл почувствовал нечто похожее на зависть: девушка была едва ли старше Доны.
Он хотел, как заведено, сомкнуться предплечьем, но та неожиданно опустилась на одно колено, взяла его руку и поцеловала в ладонь. Доггинз сдавленно кашлянул.
- Нам бы чего-нибудь поесть.
- Да, Билл.
Девушка исчезла внутри дома.
- Она очень славная девушка, - проговорил Доггинз смущенно.
Когда вошли, женский голос спросил откуда-то из-за стены.
- Кто там?
- Это я, моя прелесть.
Из-за двери выглянула симпатичная женщина с золотистыми волосами. Она также взяла Доггинза за руку и приложилась к ним губами.
- Это моя жена Лукреция, - представил Доггинз
Женщина одарила Найла вальяжной улыбкой, зубы в голубом свете прихожей поблескивали драгоценными каменьями.
- Его первая жена, - добавила она. Найл, пытаясь скрыть удивление, неловко улыбнулся.
- Как его зовут? - поинтересовалась Лукреция.
- Его? Э-э-э... мистер Риверс.
- Он Билл?
- Нет, просто мистер.
- Какая жалость, - вздохнула женщина, исчезая за соседней дверью.
Найл мимоходом оглядел кухню, где несколько девушек занимались стряпней. Найл терялся в догадках.
- Что за вопрос, Билл я или нет? Доггинз коротко хохотнул.
- Я им говорил, что "Билл" означает "богатый и любимый". Они хотели тебе польстить.
Он завел Найла в уютную, удобно обставленную комнату.
Сидящая там на диванчике стройная девушка с обнаженными руками поспешила встать и поцеловать ему руки. Когда Доггинз сел, она опустилась на колени и стала снимать с него сандалии.
- Это Гизела, - представил Доггинз, - номер восьмой.
Девушка застенчиво взглянула на Найла, отвела глаза и зарделась. Эта, пожалуй, была младше Доны.
- Ноги тебе помыть сейчас? - спросила она у мужа.
- Не надо, кисонька. Принеси-ка нам лучше холодного пива.
- Да. Билл.
Чувствовалось, что имя она произносит так напыщенно, действительно как "господин".
Когда остались одни, Доггинз лукаво, заговорщически улыбнулся.
- Теперь понимаешь, почему я не желаю ввязываться ни в какую войну с нашими раскоряками?
- Да, - печально ответил Найл.
- Не то, чтобы я вовсе не хотел тебе помочь. Просто у тебя все равно ничего не выйдет.
Найл воздержался от ответа. Доггинз продолжал:
- Пауков миллионы. Что мы сделаем при таком раскладе?
Найл упрямо покачал головой.
- Должен быть какой-то способ. Иначе бы они нас не боялись. Почему тогда они боятся нас?
Доггинз пожал плечами.
- Да потому что мы, сволочи, зациклились на разрушениях, вот почему. Ты же видел фильм.
- Тогда вас почему они не боятся, даром что вам известны секреты взрывчатки?
- Им до нас дела нет. Я вот несу службу, и все тут. Лет через десять, может, дослужусь до главного управляющего.
В комнату вошла златоволосая женщина, за ней несколько девушек с подносами.
Она поместила между Найлом и мужем низенький столик и постелила белую льняную скатерть. Когда наливала пиво, Доггинз спросил:
- Как прошло утро, дорогая?
- Так себе. Ты же знаешь, как оно в канун большого Грохота.
- Чего надо было этим восьмипалым?
- Кажется, разыскивали какого-то беглого раба.
- Раба? Пауки, всем скопом? Что же он такого натворил?
Доггинз избегал смотреть Найлу в глаза.
- Не знаю. Они не сказали.
Теперь на столик было наставлено большое количество блюд: устрицы, мидии, перепелиные яйца, жареные птички, разные салаты, овощи. Пиво было темно-коричневое, со сладчинкой и - как понял Найл, от жажды выпивший, не отрываясь, полстакана, - крепкое. Прежде чем хозяин с гостем взялись за еду, девушки протянули им кувшин с теплой водой, помыть руки, а затем обтерли их мягкими, как пух, полотенцами.
После этого все женщины неслышно удалились.
Следующие пять минут мужчины занимались исключительно едой.
Найл чувствовал взвешенную, не лишенную приятности душевную истому.
Вид стольких молодых девушек напомнило о Доне; Найл лишний раз убедился, что скучает по ней.
Очевидно, на Доггинза нашла задумчивость. Во всяком случае, когда он справлялся с перепелиными яйцами в густом белом соусе, вид у него был отсутствующий.
Время от времени из-под приспущенных век он поглядывал на Найла. И в конце концов сказал:
- Послушай... А если бы, скажем, у нас получилось договориться с пауками... Я ничего не обещаю, но - если бы? Это бы решило твою проблему?
- Договориться насчет чего?
- Ну, скажем, чтобы они разрешили тебе остаться и трудиться у нас?
- Откуда ты знаешь, согласятся они или нет? - осторожно спросил Найл.
- Они нам кое-чем обязаны. - Доггинз отщипнул кусочек жареного жаворонка. - Как я понимаю, они чуют в тебе опасность, и это не дает им успокоиться, так? А если бы мы гарантировали, - он особенно подчеркнул последнее слово, - что ты не дашь повода для беспокойства, они, вероятно, и пошли бы на это.