Страница 65 из 179
Кассандр. Восхитительный порядок!
Жиль. Огромный мир!
Кассандр. Божья благодать!
Жиль. Непостижимая тайна!
Кассандр. Все согласовано.
Жиль. Все взаимосвязано.
Кассандр. Чудесная гармония!
Жиль. Высшая премудрость!
Кассандр. Читай Фалеса…
Жиль. Tales pater, tales filius 25.
Кассандр. Читай Евдокса…
Жиль. Хорошо, только давайте поговорим о чем-нибудь еще.
Кассандр. О чем ты хочешь поговорить, Жиль?
Жиль. О вас, дорогой тесть.
Кассандр. Нет, лучше о тебе, зятек. Ты уверен, что станешь наследником своей тетки Аменаиды Лампонис?
Жиль. Ого! Вам известно великое имя моей скромной тетушки?.. То есть я хотел сказать, скромное имя моей великой тетушки?
Кассандр. Известно, как видишь.
Жиль. Откуда же вы его узнали?
Кассандр (торжественно). Я скажу тебе об этом через несколько минут. А пока ответь на мой вопрос. Ты и вправду рассчитываешь на сто пятьдесят ливров ренты?
Жиль. А вы, тестюшка, и впрямь надеетесь женить меня на своей невинной дочурке?
Кассандр. Уж не сомневаешься ли ты в невинности моей единственной дочери?
Жиль. Черт возьми! Я совсем не сомневаюсь!
Кассандр. Ты хочешь сказать…
Жиль. … что я все знаю, старый плут!
Кассандр. Я тоже все знаю, юный наглец!
Жиль. Что именно?
Кассандр. Нечего играть в прятки: ваша тетка Лампонис оставила вас без гроша.
Жиль. У вашей дочери Зирзабель трое сыновей, самому младшему из которых, господину Бенжамену, стало гораздо лучше.
Кассандр. Ему лучше?
Жиль. Гораздо лучше, сударь. Я счастлив сообщить вам эту новость.
Кассандр. Кто тебе сказал, что мой внук поправился?
Жиль. Вот это письмо…А кто вам сообщил о кончине моей тети Аменаиды?
Кассандр. Это послание.
Жиль. Верните мне мое письмо, а я отдам ваше.
Кассандр. Это более чем справедливо: пожалуйста.
Жиль. Прошу вас.
Обмениваются письмами и читают.
В этом месте балаганного представления, словно в конце захватывающего четвертого акта, в толпе воцарилась тишина; зрители ждали затаив дыхание.
Развязка приближалась, и зрители в плащах, подошедшие, как мы видели, последними, казалось, ожидали ее с особенным нетерпением, не сводя глаз с шута.
Тем временем оба комедианта читали каждый свое письмо и бросали друг на друга возмущенные взгляды.
Наконец Кассандр заговорил снова.
Кассандр. Ты дочитал?
Жиль. Да, сударь, а вы?
Кассандр. Я тоже.
Жиль. Вы должны объяснить, почему мне никогда не бывать вашим зятем.
Кассандр. А ты должен понять, почему я больше не предлагаю тебе руку моей дочери.
Жиль. Вы правы. Однако вы становитесь слишком строгим отцом, и у меня нет никаких оснований оставаться у вас на службе.
Кассандр. Да, да. Но поскольку я собираюсь удалиться под крылышко к своему зятю, а у него уже есть слуга… понимаешь, я не могу привести с собой второго. Так что я тебя не гоню, Жиль. Просто я даю тебе расчет.
Жиль. Ничего не заплатив?
Кассандр. Хочешь, чтобы я всплакнул на прощание?
Жиль. Когда человека увольняют, сударь, ему что-нибудь дают.
Кассандр. Я тебя увольняю со всеми почестями, положенными твоему званию.
Жиль. И вам не стыдно, что вы отняли у меня почти целый день, заставив слушать ваши глупости, старый вы олух?
Кассандр. Ты прав, Жиль, и я даже вспомнил по этому поводу одну поговорку.
Жиль. Какую, сударь?
Кассандр. Всякий труд достоин награды.
Жиль. В добрый час!
Кассандр. У тебя будет сдача, Жиль?
Жиль. Нет, сударь.
Кассандр (дает ему пинок под зад). Тогда оставь себе все!
На этом представление должно было кончиться, и Кассандр уже почтительно раскланивался, как вдруг Жиль, словно на что-то решившись, выждал, когда Кассандр склонился, и, изловчившись, так поддал ему ногой под зад, что тот полетел в толпу.
Представление закончилось репликой Жиля:
Жиль. Клянусь честью, нет, сударь, не оставлю, деньги счет любят!
Кассандр онемел от изумления. Он поднялся и поискал Жиля взглядом, но тот уже исчез.
В эту минуту в толпе произошло движение; люди в плащах передавали друг другу на ухо:
— Он вернул ему удар! Вернул! Вернул!
Выйдя из толпы, они стали переходить от одной группы людей к другой со словами:
— Сегодня вечером!
Слова «Сегодня вечером!» едва слышно прошелестели вдоль всего бульвара. Потом люди в плащах пошли кто по улице Тампль, кто по Сен-Мартен, кто по Сен-Дени, кто по улице Пуассоньер; все они разными путями направлялись в сторону Сены и, по-видимому, скоро снова должны были собраться все вместе.
Часть четвертая
I. ТАИНСТВЕННЫЙ ДОМ
Если бы какой-нибудь человек, не зная, чем заняться, взялся понаблюдать за тем, что происходило на Почтовой улице от восьми до девяти часов вечера, то есть два часа спустя после представления, о котором мы рассказали с излишними, вероятно, подробностями, такой человек не потерял бы времени напрасно, лишь бы он был любителем необычайных ночных приключений.
Мы надеемся, что читатель следит за нашим рассказом и за описываемыми приключениями, и просим его сопутствовать нам вплоть до того места, где мы устроим нашу темную комнату, дабы заставить пройти перед нами многочисленных героев, не менее таинственных, чем китайские тени г-на Серафена.
Сцена, где развертывается действие, расположена, как мы уже сказали, на Почтовой улице, рядом с Виноградным тупиком, в нескольких шагах от Говорящего колодца. Декорацией служит небольшой одноэтажный домик с одной дверью и единственным окном, выходящим на улицу. Возможно, в доме были другие двери и окна, но они, очевидно, выходили во двор или в сад.
Была половина девятого, и звезды, эти ночные фиалки, загорались на глазах у людей и сверкали как никогда ярко, празднуя, подобно фиалкам, этим дневным звездам, первые часы весны. Стояла поистине прекрасная ночь, светлая, ясная и тихая, какой бывает летом ночь поэтов и влюбленных.
Прогулка в эту первую теплую ночь таила в себе несказанное очарование; несомненно, что ради этого ощущения, полного возвышенной и в то же время чувственной неги, и вышел пройтись человек в длинном коричневом рединготе; он уже около часу ходил взад и вперед по Почтовой улице, скрываясь за угол дома или в дверной проем, когда кто-нибудь проходил мимо.
Однако, по здравом размышлении, было не очень понятно, почему этот любитель природы, чтобы подышать весенним воздухом, выбрал для прогулки именно Почтовую улицу — не только пустынную, но и грязную, хотя дождей не было уже целую неделю; улица эта, подобно тем, что описаны в книге под названием «Неаполь без солнца», получила, по-видимому, привилегию (несомненно, при посредничестве иезуитов, которые там проживали, да и теперь ее населяют) всегда оставаться в тени и спасительной темноте. Проходя мимо описанного нами дома, прогуливавшийся господин на короткое время остановился, однако, видимо, успел увидеть то, что хотел; вернувшись назад — иными словами, к коллежу Роллен, он двинулся прямо, встретил другого человека, вероятно тоже любителя ночных красот природы, и произнес всего одно слово:
— Ничего.
Тот, кому было адресовано это слово, пошел вверх по Почтовой улице, а его собеседник продолжал идти в противоположном направлении. Потом этот второй гуляющий проделал то же, что и первый, то есть бросил беглый взгляд на дом, прошел еще несколько шагов по улице, свернул на улицу Говорящего колодца и, встретив третьего любителя природы, вполголоса сообщил ему все то же:
— Ничего.
И пошел дальше, в то время как третий незнакомец, повстречавшись с ним и пройдя мимо, направился к дому, взглянул на него, как первые два незнакомца, и поднялся по Почтовой улице до того места, где она пересекалась с улицей Ульм; там он нос к носу столкнулся с четвертым господином и повторил ему то, что мы слышали уже дважды:
25
Каков отец, таков и сын (искаж. лат.)