Арес

'Убедительное вранье – залог не только материального благосостояния, но и физического здоровья, – подумал студент. – Интересно, это вот съедят или нет? Не побегут же в самом деле к хозяину спрашивать'. Стражники съели.

– Проходи, – недовольно буркнул Нарпен, вставая из-за стола, чтобы отодвинуть засов на калитке. – А если ты потеряешься и нас пошлют на поиски, то я тебя так отделаю, что еще долго никуда пойти не сможешь.

– Постараюсь не потеряться, – вежливо ответил Виктор, которого так и подмывало ляпнуть что-нибудь, описывающее в полной мере суровый быт стражников.

– Постой-ка, так ты выздоровел полностью? – поинтересовался долговязый, когда Антипов был уже совсем рядом с воротами. – Твой отец рассказывал, что ты надолго слег, а люди говорят, что ты странный какой-то стал.

– Я был странный. А стал нормальный.

'Моя история уже известна всем. Быстро. Хотя чего удивляться – в замке все друг друга знают. И говорить им больше не о чем. Мало что происходит. Зачем мне быть в центре обсуждения, если сам еще ничего не понимаю? Может их отвлечь как-то от этой темы? Донжон поджечь, что ли? Это надолго займет их внимание, господин факир'.

– Правда поумнел, что ли?

– Нет, еще не очень.

– Ну ладно, иди давай. Пошевеливайся, ворота закрывать надо.

Виктор оказался за пределами замка в первый раз после своей болезни. Казалось, что он переступил невидимую черту: раз, и все, что напоминало о плохо сделанных строениях, непривычных запахах и непонятных людях, куда-то исчезло. Остались лишь поле и отблески солнца на еще не успевших высохнуть капельках росы, притаившихся в яркой траве.

'Почти как дома, – подумал Антипов. – То же небо, та же растительность, да все то же. Если не оборачиваться и не смотреть под ноги. Любопытно, какая здесь климатическая зона? Как на юге России? С другой стороны, на лесостепь похоже. Тогда, в целом, холоднее будет. А мостовую, подобную этой, видел лишь в детстве. Ехал по ней на велосипеде по дурости. Приходилось сжимать зубы, иначе они стучали сильно. Сразу тогда понял, почему продвинутые велосипедисты носят шлемы с ремешками. Чтобы мышцы челюстей отдыхали. А здесь что носят, интересно, если едут на телеге по этому вот?'

Он резво вышагивал по дороге, крутя головой и пытаясь вобрать в себя новые впечатления. Память Ролта сообщала, что тут, в принципе, безопасно. Разбойников поблизости от замка нет, и соседские солдаты тоже не показываются. Баронскую собственность грабят, конечно, но это касается лишь дальних деревушек.

Виктор знал, куда нужно идти. То место находилось относительно недалеко. Нужно было пройти через поле, потом найти тропинку и углубиться в соседний лесок. Сразу за большим и старым дубом резко свернуть вправо и – до поляны рукой подать.

Лес тоже выглядел как обычно. Шорох веток под ногами, пение птиц, шелест листвы – здесь воспоминания Виктора и Ролта были едины. Молодой человек начал свой путь неспешно, но постепенно ускорялся. Любопытство вело его. Какое-то смутное чувство подсказывало, что он непременно найдет на опушке если не все ответы, то хотя бы их часть.

Глава 4.

Поляны бывают разные. На некоторых удобно отдыхать, на других заниматься любовью, на третьих выращивать картошку, а на четвертых говорить по-древнегречески. По сути, чем поляна хуже аудитории в университете или еще какого-нибудь другого места? Даже лучше. Ведь в аудитории мало кто сможет вырастить картошку.

Виктор четко представлял себе все преимущества поляны перед всеми другими местами и помещениями. Потому что медленно брел по ней и приговаривал:

– Кто тут? Тут есть кто-нибудь? Или никого нет? А если никого нет, то зачем я хожу как умалишенный и что-то бормочу? Вдруг кто-нибудь услышит. Нет, нужно продолжать. Если услышит, тогда здесь точно кто-то есть, и получится, что я уже не буду умалишенным. Кто тут?

Излишне напоминать, что его проникновенная речь была именно на древнегреческом, познаниями в котором он очень сильно гордился.

В ответ колыхались деревья, протягивали к нему свои мохнатые лапы и казалось шептали что-то в унисон. Должно быть древний лес с удивлением вслушивался в незнакомые слова. Солидный дятел, сидящий неподалеку, прекратил свою работу и внимательно наблюдал за странным человеком, наматывающим круги по поляне. О чем думала эта птица? Пыталась решить, хищник ли перед ней? Или просто была рада посмотреть хоть на что-то, выделяющееся из привычной картины?

– Эгей! Есть тут кто-то, кроме меня? Докажи чем-нибудь, что ты здесь есть. Нет, не так. Лучше докажи, что я здесь есть, – на десятой минуте Виктор подустал. Он уже перестал ходить по кругу, а медленно добрел до центра опушки и уселся на траву.

'Ну-с, путешественник между мирами, что будешь делать? Сидеть тут и ждать непонятно чего? Предчувствия подвели тебя, господин оракул. Похоже, что предсказаниями тебе на жизнь не заработать. Разве что будешь предсказывать те события, до которых точно не доживешь. Так делали все уважающие себя люди'.

Антипов, бесплодно посидев еще минут двадцать, поднялся и зашагал прочь. Его одолевала неожиданная горечь. Оказалось, что он очень надеялся на то, что некто или нечто на поляне даст хоть какое-то объяснение происходящего. По сути, в этом заключалась единственная реальная надежда хоть что-то узнать. Виктор редко когда унывал, но сейчас ощущал себя маленькой щепкой, которой играют волны, бросая ее то туда, то сюда или даже возвращая на место. Груз произошедшего навалился в полной мере на его жизнерадостную натуру, придавливая к земле своей тяжестью. Виктору было тяжело идти, тяжело дышать и даже тяжело думать. Почему это все должно было случиться с ним? Что он сделал такого, чем заслужил подобное? Перед его взором вставали родители, родственники, друзья, сокурсники…. Он бы отдал многое, чтобы только их увидеть еще раз. Многое? Но что? У него сейчас ничего не было. Совсем ничего. Он был один в незнакомом мире. Даже без права на объяснения. И чувство щемящего одиночества захватило его. Сделав несколько шагов, Антипов привалился к ближайшему дереву и застыл, закрыв глаза. Он не хотел шевелиться. Горечь свершившейся несправедливости словно парализовала его мышцы. Виктор стоял недвижим, полный беззвучно кричащего отчаяния. 'Тук-тук', – возобновил свою работу дятел. 'Тук-тук'.

– И долго… 'Тук-тук'.

– … ты будешь… 'Тук-тук'.

– … тут стоять?

Антипов медленно поднял голову. Ему показалось или… нет? Наряду со стуком дятла он слышал какой-то шепот. Или все-таки показалось? Виктор насторожился.

– Нет, ты можешь стоять, конечно, но считаю своим долгом сообщить, что скульптуры из тебя не получится. Даже опытный Фидий не взялся бы за то, чтобы ваять такого, как ты. Тебе нужно сначала пару лет поработать над телом, прежде чем принимать такие позы. Ты вообще кого изображаешь? Мать, скорбящую по павшим воинам? Но у тебя не тот наряд. Даже самый плохой актер понимает, что мать нужно играть в более просторной одежде, подложив пару валиков куда надо. Ты чего молчишь? У тебя вообще есть валики?

– К-кто здесь? – с трудом разжав губы произнес Виктор. Теперь шепот был отчетливо различим, но определить точку, из которой он доносился, не представлялось возможным. – Ты меня слышишь?

– Да и голос твой тоже так себе. Что это за дребезжание? Разве так говорят актеры? Где твоя дикция? Разверни диафрагму!

– Ч-что?

– О, никчемный актеришка! Попробуй еще раз. Добавь в голос силы. 'Кто здесь?!' Примерно так. Представь, что ты в амфитеатре. Голос должен нестись вдаль. Давай. Пробуй.

– Ч-что?

– Вот за это 'что' мой братец Аполлон тебя бы уже убил. И правильно! Я давно советовал ему истреблять плохих актеров или отдавать мне, в солдаты. Зачем им мучиться самим и мучить зрителей? Что у тебя вообще за акцент? Ты можешь говорить разборчивей?

– Нет. Это не мой родной язык.

– А чей же? Мой, что ли?

– Я… не понимаю. Я вообще не актер!