Арес

Глава 18.

Маги бывают разные по характеру, по внешнему виду, по уму и по способностям. Но их неизменно объединяет одно: принадлежность к группе избранных. Когда человек узнает о том, что у него есть магические способности, то это разом меняет все его мировоззрение. На Земле сказали бы, что он вытащил счастливый билет и возгордился, а на Штераке говорят, что боги получили еще одного могучего слугу, который занял приличествующее ему положение.

Боги и маги тесно связаны в представлениях людей. Все полагают, что Дар – это благословение, и мало кто из непосвященных знает, как тяжело иногда складываются отношения между могущественными магами и почти всемогущими богами. Это отношения шакала и волка. Шакал знает, что последний силен, завидует ему, но при этом не упустит возможности стащить что-нибудь прямо из-под носа. Волк же видит, что соперник временами наступает чуть ли не на пятки, его это раздражает, но поделать ничего не может. Шакал ловок, быстр и в ключевых вопросах пользуется безоговорочной поддержкой товарищей. Идеальным выходом было бы планомерное истребление всего их племени, но волк не имеет права нарушить баланс, иначе погибнет сам. С исчезновением магов исчезнут и боги. Чем больше в мире волшебства, тем сильнее небожители. Со смертью последнего настоящего мага придет конец и последнему богу. И тогда люди одумаются и начнут размышлять об истинности и об единобожии. А единобожие и магия несовместимы – общее правило для всех миров.

Цат ун-Катор, маг замка ан-Орреант, все это отлично знал. Он был очень образован, родился в обеспеченной купеческой семье, обучался у лучших местных учителей, закончил Академию в Трилиа и много путешествовал. Ун-Катор мог бы стать даже придворным магом, если бы, поддавшись на уговоры друзей, не принял участия в попытке государственного переворота. Заговор потерпел поражение, маг бежал и был вынужден осесть в одном из захолустных баронств, и больше никогда не привлекать к себе внимания.

На момент появления Виктора, ун-Катор был уже девяностолетним стариком. Хотя маги нередко доживали до ста лет и более, пылкие забавы молодости давно стали недосягаемыми для Цата. Он уже не мог искренне радоваться жизни, любить женщин, ненавидеть врагов, да и не хотел всего этого. Его чувства притупились – старость взяла свое. Но ум мага по-прежнему был остр.

Цат мог часами просиживать в своем любимом кресле с высокой спинкой и роскошной обивкой, наблюдая в окно за небом и птицами. Тогда в его голове роились мысли не только о прошлом и настоящем, но и о будущем. Он никогда не упускал возможности ознакомиться с последними столичными новостями и занимал себя тем, что пытался угадать, как будут развиваться дальше те события, о которых узнал.

В этом же кресле барон и застал мага, когда пришел к нему за советом. Тот сидел, откинув голову назад и положив руки на подлокотники. Ун-Катор привычно приветствовал барона легким кивком, а посетитель после первых ничего не значащих фраз быстро перешел к сути дела.

– Вы ведь слышали о Ролте, сыне лесоруба? – спросил Алькерт. – Этого Ролта обсуждают в замке вот уже несколько дней.

– Слышал, конечно, господин барон, – подтвердил Цат. Его лицо было гладко выбрито, а седые волосы коротко подстрижены – противоречие неписанной традиции, по которой все маги, кроме боевых, обязаны иметь бороду и ходить с патлами. Причем почему-то считалось, что чем длиннее и шире борода, тем больше волшебная сила ее обладателя и гонорары. – Многое слышал. И о странном выздоровлении и об испытании… многое.

– Я говорил с ним несколько раз, – произнес хозяин замка. – И он произвел на меня очень нехорошее впечатление. Лекарь тоже согласен со мной. Что-то с этим Ролтом не так.

– Он не нерт, – спокойно бросил маг.

– Не нерт, – согласился барон. – Но, возможно, и не сын лесоруба. Брови Цата слегка приподнялись:

– А кто же?

– Не знаю. Но мне очень хочется это узнать. Вот подумайте сами – сегодня я поговорил с ним в своем кабинете, а потом заинтересовался тем, как он смог прийти ко мне, миновав охрану. Расспросил охранника и выяснил, что у того сложилось впечатление, что я этого Ролта позвал!

– Он наврал воину на посту? – в тоне мага можно было даже различить небольшое сочувствие к человеку, о котором шла речь.

– Нет, не наврал! В том-то и дело, что Ролт не произнес ни слова лжи! А впечатление сложилось, что я его позвал. В выцветших глазах Цата на какой-то миг блеснул интерес.

– Это редкий дар, – пробормотал он. – Может быть боги просто сжалились над ним и наградили разумом?

– А заодно и умением играть на варсете, – с иронией ответил барон.

– Вот как? – теперь уже и выражение лица мага выдавало заинтересованность. – Ролт умеет музицировать? Где же он этому научился?

– Нигде, господин ун-Катор. Негде ему было учиться. Вот что меня тревожит, – пояснил Алькерт.

– Но сражаться он ведь не умеет?

– Нет. И это сбивает с толку. Я ни в чем не уверен.

– А он что говорит?

– Я его еще не расспрашивал, но Нартелу Ролт не сказал ровным счетом ничего.

Маг хотел еще что-то сказать, но передумал и погрузился в задумчивость. Барон присел на край массивного желтого стола, стоящего в углу комнаты, и скрестил руки на груди. Он смотрел то в окно, то на собеседника и ждал вердикта. После довольно длительного молчания Цат откашлялся и произнес:

– Я слышал о подобных случаях. Либо это пробуждается память предков, либо двое поселяются в одном.

– Как двое в одном? – не понял барон.

– Человек заболевает и раздваивается. А иногда даже растраивается. В нем начинают жить разные люди. По очереди. Правда, сомневаюсь, чтобы у них были особенные способности… но чего не бывает?

– Это болезнь?

– Да, – кивнул маг.

– Ролт не болен. Лекарь бы заметил, – возразил барон.

– Тогда нужно поспрашивать, ваша милость.

– Да. Я так тоже думаю. Но еще не решил, как.

Любому несведующему человеку эта фраза бы не дала никакой информации. Но маг, плоть от плоти этого мира, точно знал, что Алькерт имеет в виду. Барон мог спросить тремя разными способами. Во-первых, в ходе обычной беседы. По-отечески, так сказать. Во-вторых, под пыткой. В-третьих, с помощью мага и одного любопытного средства под названием маре-н-мар. И если он пришел к ун-Катору, то становилось ясно, к чему склоняется.

– Конечно, я помогу, господин барон. Пусть будет маре-н-мар.

Алькерт поморщился. Несмотря на то, что инициатива исходила от него, он не любил даже говорить об этом. Средство в сочетании с определенным воздействием мага приводило к известному результату: правдивой болтливости. Результат не был стоек, повторные применения ставили под угрозу жизнь допрашиваемого, но эффект присутствовал. Считалось дурным тоном использовать маре-н-мар на дворянах. Это правило было вызвано справедливыми опасениями знати рано или поздно превратиться в жертву, поэтому никто бы не рискнул его нарушить при возможности огласки. Никому не хотелось оказаться обесчещенным. Но сын лесоруба – не дворянин, с ним можно и не такое, но все равно барон чувствовал себя не очень хорошо, когда обсуждал это.

– Ладно, господин ун-Катор, я еще подумаю, понаблюдаю за ним… думаю, что допросим его после небольшой кампании. Сейчас просто нет времени, готовимся.

– Вы все-таки решили напасть на нашего соседа?

– Конечно. Нужно ведь отомстить за его попытку похитить Маресу. А иначе надо мной будут смеяться. Подумают, что все сойдет с рук. Просто политика, господин ун-Катор, ничего личного.

Антипов шел за Нурия, по-прежнему гордясь тем, что ему удалось выполнить задачу-минимум и приступить к обучению. Солнце едва клонилось к закату, и у новоявленного бойца было полно времени, которое он рассчитывал потратить с пользой, принимая во внимание опыт и авторитет наставника.

– Ты вообще что-нибудь знаешь о том, зачем воину ресстр? – спрашивал Нурия на пути в кладовую, расположенную внутри казарм.