Страница 2 из 53
– Круто! – восхитилась Лола.
Пу И, который внимательно прислушивался к разговору подруг, восхищенно тявкнул – видимо, ему тоже понравилась идея с Зоологическим музеем.
– Думали еще о Музее восковых фигур, – продолжала Водопоева. – Ну, знаешь, в особняке Кшесинской… Музей политической истории. Но представили, что гости будут блуждать среди всех этих политиков и революционеров… идешь себе по залу и натыкаешься на Карла Маркса или на Фанни Каплан с револьвером… брр! И официанты будут путать гостей с экспонатами… предложат Троцкому бокал сухого мартини…
– Да, действительно, звери как-то позитивнее! – поддержала подругу Лола.
– Да, и опять же много пушных… с ценным мехом… – промурлыкала Даша. – Это будет вызывать приятные ассоциации… – Она взглянула на часики и в ужасе подскочила: – Боже мой, я с тобой заболталась, а у меня на три запись к Вениамину!
– К кому? – нервно переспросила Лола.
– Ты что – не знаешь Вениамина? – несколько свысока осведомилась Даша. – Ну парикмахер, голубой, самый знаменитый!
– Ах, этот! – поспешно вставила Лола. – Конечно, я его знаю… кто же его не знает!
– Конечно… – согласилась Даша. – Я к нему записывалась за три месяца, так что никак нельзя опаздывать! Просто невозможно! Чао! И не забудь, ты непременно должна быть на моей свадьбе, иначе кто же будет ловить букет?
С этими словами она вылетела из кафе, впрыгнула в двухместную дамскую «БМВ» и умчалась в голубую даль.
Лола посмотрела вслед машине и расслабила мышцы лица, до этого сведенные в постоянную улыбку. Пу И боднул ее головой в живот, умильно глядя на недоеденную трубочку.
– Вот так-то, Пуишечка! – проговорила Лола, отламывая маленькие кусочки пирожного и скармливая их песику. – Кто-то выходит замуж третий раз, а кому-то остается только ловить букет! Мы с тобой чужие на этом празднике жизни!
Пу И, который в это время аппетитно хрустел ореховой трубочкой, не разделял грустных взглядов хозяйки, но на всякий случай сочувственно тявкнул.
– Только ты меня понимаешь! – печально вздохнула Лола. – А Ленька, этот бесчувственный чурбан, этот грубый, эгоистичный, самовлюбленный, как все мужчины, тип, совершенно не интересуется моими чувствами и надеждами!
Леонид Марков, более известный под аристократической кличкой Маркиз, действительно в этот момент не думал о чувствах и надеждах своей боевой подруги и верной соратницы по бизнесу. Он сидел в уютном загородном ресторане напротив аккуратно одетого мужчины лет тридцати и внимательно его слушал.
– Итак, – говорил Ленин собеседник, потирая переносицу. – Как я вам уже сказал, у моего отца было три сына. Двое старших – от законной жены, и я – от… любимой женщины. Папа был довольно удачливым бизнесменом, проблем с деньгами ни у меня, ни у моих братьев никогда не было. И относился он к нам всегда очень хорошо, причем не делал разницы между мной и старшими. Может быть, ко мне он был даже больше привязан… знаете, младший ребенок…
– Ну да, ну да, – поддержал его Маркиз. – Последняя попытка… все такое…
– В этом году отца не стало, – продолжал собеседник. – Семейный юрист огласил его завещание… Честно говоря, я был немало удивлен. Старшему брату, Валерию, он оставил свою фирму, второму, Сергею, – прекрасный загородный дом в Комарове, на берегу озера, а мне…
– Кота? – подсказал Маркиз.
– Кота? Почему кота? – недоуменно переспросил мужчина. – Нет, мне он оставил карманные часы…
– Золотые? С бриллиантами? – уточнил Леня. – Работы Фаберже?
– Нет, довольно скромные часы. Серебряные, с музыкой…
– Обидно! – протянул Маркиз. – Надо думать, вы рассчитывали на большее?
– Да уж… – его собеседник наклонил голову, – как вспомню свое тогдашнее состояние… Часики и письмо на память…
Михаил вышел от нотариуса в отвратительном настроении.
Дорогой папочка умудрился с того света плюнуть ему в душу. И ему, и его матери. Вся его родительская любовь оказалась пустым звуком, сплошным лицемерием!
Впрочем, мама не слишком расстроится, она давно уже вышла замуж и выбросила своего прежнего возлюбленного из головы и из собственной жизни. И он, Михаил, очень ее понимает. Он и раньше ее понимал, десять лет назад, когда она, смущаясь и отводя глаза, привела в их маленькую квартирку высокого мужчину с обветренным красным лицом и крупными рабочими руками.
Первое впечатление было отталкивающим. Михаил не мог себе представить их вместе. Его мать – умница и красавица, тонкая художественная натура – и этот мужлан, что у них может быть общего? Наблюдая исподтишка, как мать льнет к этому незнакомому типу, как переглядываются они, вспоминая о чем-то своем, только им памятном и понятном, Михаил пришел в совершенную ярость и как скверный мальчишка наябедничал отцу.
До сих пор его бросает в жар от стыда за содеянное! И ведь не ребенок уже был, в институте учился! Отец к тому времени приходил к ним домой крайне редко, они с Михаилом встречались на стороне. Он, конечно, давал деньги на жизнь, но для себя мама ничего не просила.
После их разговора отец явился к ним, выбрав время, когда она была одна. Михаил, вернувшись из института, застал отголоски скандала. Отец кричал срывающимся голосом что-то насчет того, что он не намерен содержать маминых любовников. Михаил оскорбился за мать, но вспомнил, что он и сам в этой истории выглядел отвратительно.
Мама молчала, как и всегда. Она никогда не упрекала отца, что он в общем-то испортил ей жизнь. Девчонкой она полюбила женатого человека на двадцать лет старше себя, поверила всем его обещаниям, родила сына. Ей пришлось бросить учебу в Мухинке и запереться в крошечной двухкомнатной квартирке, которую отец выхлопотал, пользуясь своим высоким по тем временам положением. Если бы не ребенок, она могла бы достичь многого, у нее признавали талант. Однако зарабатывала она на жизнь расписыванием пасхальных яиц, детские годы Миши ассоциируются с едким запахом лака.
Они, конечно, не бедствовали, отец давал деньги на его воспитание, но мама всегда была с ним одна. А ведь ей, когда родила, было всего двадцать лет…
Отец ушел, рассерженный, Михаил на коленях долго просил прощения у матери. Она рассеянно гладила его по голове и думала о чем-то своем.
Через несколько дней она показала сыну новенькое свидетельство о браке. Втроем они выпили бутылку шампанского, после чего молодые отбыли на постоянное местожительство в область. Муж мамы оказался мастером на все руки. По прошествии некоторого времени он выстроил хороший деревенский дом, потом продал его и на полученные деньги построил очень красивый коттедж. Мама обставила дом с присущим ей художественным вкусом, занялась садом и выглядела абсолютно счастливым человеком.
Михаил помирился с отцом, но денег на жизнь с тех пор у него не брал, перебивался случайными заработками, пока не окончил институт. К старости отец стал как-то мягче, человечнее, часто бывал у него, говорил, что виноват перед его матерью и что сыну своему он оставит хорошее наследство. Михаил отмалчивался, но в глубине души привык к этим разговорам.
Жена отца к тому времени умерла, двое старших сыновей имели свои семьи, невестки свекра не слишком привечали, внуков у него не было.
У младшего сына ему никто не мешал – Михаил был одинок. Он слишком хорошо помнил свое детство, когда старухи во дворе, глядя на них с матерью, поджимали губы, когда папа приходил два раза в неделю по вечерам, а в выходные и праздники они снова оставались одни. Он не хотел такого для своих детей, стало быть, жениться нужно раз и навсегда. Однако что-то не попадалось на его пути такой девушки…
И вот теперь выяснилось, что отец обманул его так же, как в свое время обманул маму. Старшему брату – налаженное дело, среднему – большой каменный дом в престижном пригороде, а ему – дурацкие часы с музыкой! Пускай, мол, дурачку память будет о папочке, больше ему ничего и не надо…
Особенно раздражало показное сочувствие старших братьев, тот насмешливый взгляд, которым они обменялись, увидев эти чертовы часы, и то презрительное, покровительственное выражение, с которым они не сговариваясь взглянули на Михаила.