Страница 59 из 77
Глава 20
Алексей Николаевич Куропаткин знал, что для многих в империи он так и остался штабистом генерала Скобелева. Злые языки обсуждали, как он может подвести страну, впервые встав во главе армии лично, вот только это было совсем не так. Еще 1879-м Куропаткин лично командовал стрелковой бригадой и смог на практике увидеть множество проблем, с которыми потом боролся на посту военного министра.
И вот, когда по его приказу к нему пришел полковник Макаров, Куропаткин первым делом задал ему очень важный для себя вопрос.
— Что вы знаете об Ахал-Текинской экспедиции? — генерал сидел за массивным столом в своем штабном вагоне.
— Вы же тогда командовали авангардом Кульджинского отряда? — Макаров сначала растерялся и даже без разрешения присел на стул для гостей. — И ведь хорошо командовали. Прошли 500 километров… То есть верст по пустыне всего за 18 дней, смогли сохранить отряд, его боеспособность и потом участвовали в штурме Геок-Тепе в первых рядах, в итоге замирив и присоединив к России Туркестан. Я ничего не пропустил?
— Все верно, — Куропаткин был приятно удивлен тем, что не самые известные детали не самой великой военной кампании стали достоянием общественности. — Что ж, тогда вы должны понимать, что именно заинтересовало меня в ваших действиях во время сражения с японцами.
Макаров снова растерялся. Куропаткин улыбнулся про себя: все-таки этому полковнику еще катастрофически не хватало опыта.
— Я про маневры, — пояснил он вслух. — До меня и раньше доходили слухи о вашей работе за ленточкой, но вы смогли показать, что движение может и должно быть в том числе и прямо во время боя. Очень интересное открытие, которое теперь кажется таким очевидным.
— Все же 20-й век. Время, когда армии строились напротив друг друга и шли в лоб, прошло, — пошутил Макаров. — Тем более, учитывая, какие преимущества может дать всего лишь угроза концентрации сил не там, где враг этого ожидал, грех таким не пользоваться.
— Верно.
— Вот только есть и минусы, — неожиданно заметил Макаров. — То, с чем я столкнулся на практике и что точно могут использовать против нас уже японцы.
— Рассказывайте, — Куропаткин махнул рукой заглянувшему адъютанту, чтобы тот подготовил самовар с чаем. Днем он поддался моменту, пригласив полковника, потом пожалел об этом и решил лишь формально обменяться парой фраз, но этот человек оказался гораздо интереснее, чем большинство обычных полевых офицеров.
— Первое, — Макаров начал загибать пальцы. — Маневры во время боя может использовать и враг, нужно быть к этому готовым. Второе, враг способен не только использовать маневры сам, но и провоцировать нас на то, что нужно ему. Третье, провоцируя врага, можно не только заставить его ухудшить позицию, но и вымотать свои силы.
Если до этого все было очевидно, то вот тут Куропаткин был не согласен.
— Мне кажется, вы недооцениваете выносливость русского солдата, — заметил он. — И я как никто другой понимаю, насколько она важна, и поэтому снабжение русской армии одно из лучших в мире. Количество калорий в день, мясные порции, разнообразие еды, удобство экипировки, быта — все это изучалось и улучшалось, так что смею надеяться, что хотя бы день-два солдаты смогут выкладываться на полную.
— Четыре дня, — Макаров как раз загнул четвертый палец. — Сражение на Ялу шло четыре дня, притом силы наших и японцев были относительно небольшими. А что будет, когда размеры армий подрастут до сотни или пары сотен тысяч?
— Я еще не читал детальные отчеты, но мне казалось, что генерал Засулич говорил, будто все решилось за один день.
— Один день горячей фазы, но до этого было три дня маневров и работы артиллерии. Три дня подготовки, которую мы проиграли, не сумев разгадать и прикрыть направление главного удара.
— Вы прикрыли.
— У меня был один полк, я заставил врага заплатить за успех, но для настоящей победы нужно все же больше солдат. Технологии могут шагать вперед, вот только слова Наполеона пока еще никто не опроверг.
— Войны выигрывают большие батальоны, — Куропаткин усмехнулся.
Полковник определенно ему нравился: его настрой, его идеи, то, что во многом они с ним были похожи. Верили в эшелонированную оборону, маневр и продуманность деталей, когда еще до боя нужно решить не только как давить врага в случае победы, но и как отступать в случае поражения. В то же время было в Макарове и что-то от Скобелева. Не детали и расчет, а ярость и рывок, которых, как честно признавался сам себе Куропаткин, ему лично не хватало.
Макаров ждал новых вопросов.
Куропаткин же задумался о том, что именно такой человек может ему пригодиться. Алексеев ведь не успокоится: наместник порой плевать хотел на стратегию и требовал скорейшего деблокирования Порт-Артура. Какое-то время он еще потерпит, но через месяц-два в любом случае придется кого-то двигать в сторону Квантуна, и почему бы не рассмотреть на эту роль Макарова.
Лирика и воспоминания — это, конечно, прекрасно, но главное, этот человек вполне смог бы стать тем инструментом, который позволит Алексею Николаевичу добиться всех его целей. Не только победить на востоке, не только предотвратить риск войны на западе, но и… выполнить просьбу уважаемых людей, чтобы партия царя не получила за счет этого слишком много власти.
Евгений Иванович Алексеев стал наместником Его Императорского Величества на Дальнем Востоке летом прошлого года, а вообще он на Квантун приехал еще в 1899-м. Как раз успел поучаствовать в подавлении Боксерского восстания, и, наверно, в те дни он окончательно осознал, что это место можно подчинить только силой. Не жестокостью, а именно силой державы, которая должна была притянуть и поглотить новые земли.
Поэтому он и активно включился в работу Безобразовских концессий в Корее, и искренне поддержал императора в его готовности следовать заветам прадеда. Место, где был раз поднят русский флаг, больше он опускаться не должен.
— Полковник Макаров прибыл по вашему приказанию, — доложил старый слуга, который прошел с наместником сквозь годы и три кругосветных путешествия.
— Проводите его ко мне, — кивнул Евгений Иванович, думая, как выстроить этот разговор.
С одной стороны, Макаров заинтересовал его еще когда генерал Засулич доложил о завербованных им корейцах: умение поставить себя с малыми народами говорило бывалому путешественнику о многом. С другой стороны, полковник был, прежде всего, военным, а значит, по умолчанию входил в орбиту Куропаткина и тех лиц, что представлял бывший военный министр. Впрочем, могло ли это говорить о личных политических взглядах Макарова? Вовсе нет…
Алексеев решил начать издалека.
— Что вы знаете о Ходынской трагедии, полковник? — спросил он, разжигая трубку и приглашая своего гостя пройти на балкон, с которого открывался вид на Ляоян.
— Коронация, больше тысячи смертей, трагедия… — осторожно ответил Макаров.
— Не стесняйтесь, говорите все, — подтолкнул его Алексеев, заинтересовавшись, испугается полковник или нет.
— Личная ошибка царя, которая принесла ему прозвище Кровавый, — его гость не испугался.
— Почему личная? — Алексеев ждал. — Раз мог царь лично предотвратить все эти смерти?
— Не мог, — согласился Макаров. — Но он точно мог объявить траур, а не идти в тот же вечер на прием к французскому послу и танцевать там три часа. Знаете, что писали об этом? Между русским и французским народами в тот день царь выбрал чужой.
— Вот с этого я и хотел начать наш разговор, — лицо Алексеева окаменело. — Трагедия, которая унесла больше тысячи жизней в мирный праздничный день, в итоге становится предметом интриг между ветвями дома Романовых.