Страница 3 из 39
— Эти фальшивые дары не спутают нам карты, Дан Пим? — встревожился Ревизор Подготовки.
— Уверяю, что нисколько. Во-первых, Полувысокий, подделки не смогут конкурировать с оригиналом, — ответил Дан Пим. — Тем более что у них шапки — предмет продажи, а у нас — бесплатный дар. Во-вторых, этот, как говорят на Земле, «бум радужных шапок» нам на руку. Изучив психологию землян, я на него рассчитывал. Пусть сходят с ума по четырехгранникам, возносят пирамиду на пьедестал моды, убеждают себя, что нет ничего приятнее радужного цвета. Мы не станем заваливать их мир шапками — достаточно будет, чтобы хотя бы каждый десятый носил дар Даны На голове, а остальные тайно или явно мечтали о таком же. И когда такой момент наступит…
— И когда такой момент наконец наступит, — воодушевляясь, подхватил Ревизор Подготовки Дан Сим, — мы включим волну! И каждый десятый, сам того не заметив, сделается нашим верным помощником. И на Землю высадится первый штурмовой десант данов, и никому из землян не придет в голову оказывать сопротивление, все будут встречать нас как добрых, старинных долгожданных друзей…
Ден Сим приблизился к Дану Пиму и поощрительно толкнул своей четвертой гранью о первую плоскость Четвертьвысокого Психолога Подготовки. Взволнованный Дан Пим переливчато пожелтел от основания до вершины.
— Я буду ходатайствовать перед Высоким Даном Тимом о присвоении вам звания штурм-психолога 1-й высоты, — пообещал Дан Сим. — С помощью психологии решив то, что не под силу оружию, вы заслужили награду. Но скажите, как вам пришла идея о захвате через дары?
— Мне ее подсказали сами земляне, — польщенно сияя радужной кожей, ответил Дан Пим.
— То есть? У вас есть на Земле агенты?
— Нет, я просто воспользовался их собственным же, но хорошо забытым предостережением. Если бы я был склонен к мистике, я бы мог решить, что древние земляне предвидели наше вторжение и предупреждали о нем потомков.
— Что же это за предостережение? — нетерпеливо притопнул основанием своей пирамидки Дан Сим.
— Бойся данайцев, дары приносящих…
Михаил ШАЛАМОВ
ЭСТАФЕТА
Ковалю было странно, что он все-таки выжил и даже не терял сознания. Он выбрался из кучи обломков и заскрежетал зубами от боли в боку. Морщась, задрал куртку, осторожно потрогал свисающий лоскут кожи. Рана выглядела страшно, но была неопасная. Он это знал. Пошатываясь, подошел к двери. Очень боялся, что переборку заклинило. Тогда без посторонней помощи отсюда не выбраться. А если с Юханом что-нибудь случилось… Очень весело остаться вечным пленником корабельной рубки!
Дверь сработала, открыв выход в коридор, залитый спокойным голубоватым светом. Похоже, что энергосистема корабля выдержала.
Он свернул к жилым каютам и чуть не споткнулся о неподвижный корпус робота сопровождения. Они с Юханом прозвали робота Гастоном. У него был покладистый, но чуть нудноватый характер. Теперь он полулежал у стены, проткнутый штырем, уродливо торчавшим из развороченного приборного щитка Из черной дыры толчками выплескивалась струйка светло-голубой жидкости. Было ясно: Гастону больше не подняться.
Снова волной нахлынуло беспокойство. Как там Юхан?
У двери его каюты Коваль остановился. Много раз безрезультатно нажимал он на клавишу замка, потом ударил кулаком по рифленой поверхности двери и выругался. За переборкой было тихо. Нужно что-то делать. Дверь была гильотинной конструкции. В случае аварии она обеспечивала полную герметизацию отсека, но в запертом положении не закреплялась. Упершись ладонями в ее поверхность, Коваль медленно начал отжимать ее вверх Поднял, подставил колено, потом плечо и, извернувшись, прополз под нею в каюту. Потерявшая опору дверь снова рухнула вниз, бесшумно и мощно.
Комната была пуста. Коваль вздохнул с облегчением. Черт знает что мерещилось ему, когда он стоял перед закрытой дверью. Но если все хорошо, почему же Юхан до сих пор не дал о себе знать? Колупнул в щитке отверткой. Переборка поднялась. Он снова вышел в коридор, пошел разыскивать штурмана.
Юхан лежал в лаборатории, придавленный электронным микроскопом. Похоже, в момент аварии он снова возился с загадкой квазиметеоритного вещества.
Коваль вытащил штурмана из-под никелированной громады микроскопа. Кажется, жив. Дышит, родимый!
Робот-тележка для внутрикорабельных перевозок приплыл по первому зову. Стас погрузил на платформу обмякшее тело и погнал тележку к медицинскому отсеку. Робот легко скользил на воздушной подушке.
Бесшумно распахнулись двери медотсека. Коваль остался снаружи. Через минуту безжалостные кибермедики выгнали оттуда и тележку. Вместе с роботом вырвалось прозрачное, но не менее от этого вонючее облачко дезинфицирующего амикрозола.
Коваль некоторое время смотрел, дыша на прозрачный пластик, как клешнястые манипуляторы укладывали на стол голое, пятнистое от кровоподтеков тело штурмана. Потом иллюминатор затуманился, отрезав от Коваля белоснежный мир реаниматорской.
Он вернулся в рубку и, сев перед пультом, несколько минут тупо смотрел в молочную глубину экрана. Потом машинально нажал клавишу, и в рубку вплеснулся аквамариновый бетианский океан. Он навалился всеми своими бесконечными отмелями, ослепил сверканием чешуи бесчисленных стай летучей морской мелочи, оглушил гортанными воплями поморников. Белокрылые охотники камнем падали в самое сердце рыбьих стай и взлетали ввысь, в добычей В щупальцах, Вот ты какая, Бета!
Имя этой планеты не отличалось оригинальностью. Альфа, Бета, Гамма и так далее — обычно называли астронавты планеты новых звездных систем. У этой звезды их было три: Альфа, Бета и Лавиния, на которой нашла себе пристанище исследовательская группа Ивана Никонова. Именно туда, на Лавинию, и держал курс танкер «Камертон» с грузом «солнечного вина», как называли колонисты жидкость-заправку для фотонных двигателей. На Лавинии сейчас шло интенсивное строительство и группа Никонова считала дни до прилета «Камертона». А он то ли по вине компьютера, то ли просто по зловредному стечению обстоятельств, вместо того чтобы продолжать путь туда, где его ждали колонисты, валялся теперь на отмели теплого бетианского океана, под бешеным здешним солнцем.
«Не надо отчаиваться, мастер, — говорил себе Коваль, — экипаж жив, а это главное. Груз цел. У группы Никонова есть планетолет. Нас спасут. Надо только добраться до маяка. Ты же знаешь, мастер, на Бете есть маяк. И на Альфе есть маяк. И в поясе астероидов есть маяки группы Никонова. А мы, мастер, с тобой не лыком шиты. Мы дойдем, мастер! Землю будем грызть, а дойдем».
— Я выхожу послезавтра, Ю!
Штурман приподнялся на локте.
— Ты сдурел, да? — сказал он тихо. И снова опустил голову на подушку. — Ты же не дойдешь один… Вот подожди, я встану… я очень скоро встану, Стас… Исправим рацию… Ведь можно же ее, проклятую, исправить!
— Нельзя, Юхан, ее исправить! И ждать нельзя, пока ты поднимешься. С сотрясением мозга не шутят, Ю. Пойду. Люди ждут. А ты, штурман, поправляйся! Киберы не дадут тебя в обиду…
Коваль встал. Он увидел, что светлые глаза Юхана посерели.
— Тебе не дойти одному, Стас!
— Ты же знаешь, Гастона больше нет. Я вошью себе матрицу и дойду.
— Нет, ты не сделаешь этого!
— Сделаю, — криво улыбнулся Коваль и кивнул киберу, чтобы тот сделал Юхану укол снотворного. А пока штурман отбивался от нежно обвивших его пластмассовых лап, добавил:
— Так надо, Ю! До маяка почти полтысячи километров по джунглям. Без матрицы мне не дойти. Ты ведь знаешь, что это за планета.
Про Бету им обоим было известно многое. Расположенная к светилу ближе, чем холодная Лавиния, полная молодой бурлящей жизни, Бета с первых минут привлекла поселенцев своей безмятежной и безжалостной красотой. И с такой же равнодушной безжалостностью она выжила их через три года с насиженных мест на суровую, но безобидную Лавинию. Даже в том, что вопреки правилам этой планете не было присвоено имя и она осталась в документах стандартной безликой Бетой, виделся землянам перст судьбы.