Страница 12 из 39
Глава 7
Эвен
Проснулась от чьих-то голосов. Они, голоса, охали, ахали, возмущались, восторгались... Короче, спать мешали! Открываю глаза — я под одеялом на одном краю кровати, а на другом краю сверх одеяла черноволосый парень. Меня как ветром с кровати сдуло. А, ну да, вчерашний принц, — вспоминаю я.
Людей в комнате пятеро. Четверо мужчин и один не то гном, не то карлик, не то просто старикашка какой-то седовласый. Четверо ахают-охают, а старикашка парня трясет за плечо. Тот нехотя просыпается. Оглядывает их. И, сев на кровати, трясет головой.
Видно, остатки сна сгоняет, думаю я. Потом поднимается и обнимает седовласого.
— Наставник! Как я рад!
— А как я рад, ваша светлость, ваше величество! — восклицает наставник.
— Мы уж и не надеялись...
— Да, вашество, — хором говорят остальные.
А я ловлю себя на мысли, что стою и думаю о том, что «вашество» — это, наверное, ваша светлость и ваше величество в одном флаконе? «Вот права была Светка! Про мои инстинкты! Вместо того чтобы думать, чего со мной теперь будет, ибо застали меня в одной постели с этим их принцем, будь он неладен, я о фигне думаю»! А мужики на меня как-то недобро смотрят. Вон пальцами на меня тыкают. А я стою как в вакууме, ничего не слышу — вся в своих мыслях.
— Это она? — вырывает вдруг меня голос старца из моих мыслей.
— Да, — отвечает принц.
— Спасибо тебе, дева, — шагает ко мне старец.
— Да пожалуйста, — машинально говорю я.
У мужиков, смотрю, глаза округлились. У старца одна бровь кверху поползла. А принц усмехается.
— Я ж говорю, она необыкновенная человечка.
— Да-а-а... — протянул старец.
— Она и на ложе к нему осмелилась... — заикается один из четырех.
— А что я, по-вашему, на полу должна была спать?! — не удержалась я.
Мужики, смотрю, застыли как истуканы. А у седовласого вторая бровь кверху поползла. И только он хотел что-то сказать, как дверь распахнулась с такой силой, что, как ее вообще не сорвало, удивляться только приходится. А в комнатушку влетает... «О! А он на их принца чем-то похож! Тоже вон высоченный, черноволосый». И как-то недобро на меня глянул, а потом — сама улыбчивость — к принцу бросился.
— Мальчик мой! Ты жив! Я так рад! — обниматься с ним полез.
— Дядя! — тот шагнул к нему навстречу.
А дядя, улыбаясь, обнял его и вдруг глянул на меня зло так. Отпустил принца и опять улыбается ему. «М-да», — думаю, — «не рады здесь мне. Доложили, пожалуй, уже, что застали нас на одной кровати. Но, может, из благодарности, что принца вернула, помогут домой-то всё ж вернуться...»?
А дядя, обнимая принца, воркует: «Тебе, мой мальчик, надо силы восстановить. Пойдем, я тебе отвар самолично востанавливающий сделаю».
И уводит его. Наградив меня напоследок холодным взглядом. И чего-то у меня сомнение где-то глубоко шевельнулось, что все его улыбки к принцу совсем не по доброте душевной... Недобрым он мне человеком показался.
«Вот с чего, спрашивается»?
А тот на пороге обернулся: «Никого к его святейшеству не пускать!»
— Ну, дядя! Наставника-то можно, — вскидывает брови принц.
— Только его! А с тобой, — и он снова сверлит меня холодным взглядом, — потом разберемся.
Они уходят. Наставник махнул рукой, и мужики испарились. Мы остались одни. Старец молча меня разглядывает.
— Что? — не удержалась я.
У него, смотрю, брови еще выше полезли.
«Ну вот кто тебя, Эля, за язык тянул?»
— А ты и вправду непростая, — было мне ответом.
— Да обычная я, — говорю.
— Ну, может быть, — отвечает он мне.
И разворачивается на выход.
— Погодите! — говорю я.
— Да.
— Э-э-э... А... — Я не знаю, как и сказать-то о своей просьбе.
«Не огорошить же сразу, что я из другого мира. Попаданка, блин»!
— Ты пока останешься здесь, — по-своему понял меня старец. — Тебе принесут всё необходимое. Ты пока отдыхай. Я позже к тебе зайду.
«Ну отдыхай, так отдыхай, Эля». И с этими мыслями я плюхаюсь на кровать.
«Буду досыпать тогда».
Но, увы. Моим маленьким желаниям не суждено было сбыться. Ибо только я закрыла глаза, как в дверь постучали и вошли девушки. Или женщины? Неопределенного какого-то они возраста все. Все одинаково одеты в чепцах!
«Хи-хи! Надеюсь, на меня такой не напялят».
Подхватили под руки и повели из комнаты. И всё это молча!
— Э, куда вы меня ведете? — возмущаюсь я.
А эти в чепчиках глаза на меня вытаращили, но молчат.
«Ну и фиг с вами! Я тоже буду молчать»!
А меня тем временем привели в какую-то комнату, в которой только лавка и всё. И давай раздевать.
— Э! — снова возмущаюсь. — Это зачем еще?
И вижу, что вносят лохань. Такую приличную, что мы там с девами этими неопределенного возраста все вместе впятером поместиться сможем.
— Купаться, что ли? — спрашиваю. — Так бы сразу и сказали! Я и сама раздеться могу. И начинаю сама стягивать платье. У дев глаза становятся как блюдца.
«Да что ж они все глаза-то таращат»?!
— Ладно, — смилостивилась я. — Раздевайте сами.
Те быстро раздели меня и в лохань эту меня поместили. И воду льют, и моют мне голову и меня саму... И каким-то приятно пахнущим чем-то натирают. Ну да, я столько времени ванну не принимала. И в мягкое полотенце, вернее сказать, простынь меня заворачивают. И уходят.
— И что?
Теперь я округляю глаза.
— А я что, так и буду тут в одной простыне сидеть?
Но вот они уже вернулись. Лохань уносят. А меня принимаются одевать.
«О, блин, это что, всё на меня напялят», — думаю, глядя на кучу всякой одежды. «Ага, точно. Всё для меня. Да... Одевали меня дольше, чем раздевали. Оно и неудивительно. Сняли одно платье и мой, родной такой мой, комбинезон, а напялили — ой, не стоит перечислять, наверное. Это я так понимаю, наряд знатных дам у них считается. Вот как раньше в кино показывали, в исторических фильмах — платье в пол с кучей подъюбников. Корсет еще под него — неудобный, нафиг, какой-то! А вот белье мое нижнее было как-то откинуто брезгливо. И взамен ему напялили панталоны какие-то до колена почти. Фи! Ну а корсет, видать, вместо лифчика. М-да. И как ходить-то в этом? Я в том-то платье не раз запиналась. А тут»...
И повели меня обратно в комнату.
«О! А кровать-то перестелили! Привели, поклонились и испарились! Да уж. И чего мне? Как в таком прикиде спать-то? Изомну всё. И снять-то самой не получится. Сзади шнуровка».
Вздыхаю и подхожу к окну. Вернее, проему, его заменяющему. И снова на меня подуло ветерком. Ласково так. Я закрыла глаза, улыбнулась.
— Кх-м! — раздалось над ухом.
Я подпрыгнула! Чуть на пол не свалилась, хорошо, стена рядом — за нее удержалась.
— Ну нельзя же так людей пугать! — возмутилась.
— Людей? — удивился старец.
«И как только он вошел, так тихо», — думаю?
— А можно узнать, чему ты так улыбаешься? — спрашивает.
— Так... — говорю. — Просто. Ветерок свежий из окна.
У него, смотрю, опять брови кверху лезут.
— А вы что подумали? Что, раз меня с принцем в кровати застали, то я потребую, чтоб он на мне женился! Дабы сохранить мою честь?!
— А ты сможешь потребовать?
— ЧЕГО? Совсем что ли? На фига мне ваш принц сдался! — удивляюсь. — Мне бы домой как попасть... — добавляю я тихо.
Вот тут, смотрю, он уже удивляется.
— А домой — это куда? — спрашивает.
— Как куда? Домой на Землю! Э-э-э... Ну...