Совы в Афинах

“Правда? Я бы никогда не заметила”, - едко сказала Баукис. Но затем она смягчилась: “Я полагаю, лучше не ссориться с ним все время”.

Прошлой осенью они пришли к предварительному перемирию. Оно и так продлилось дольше, чем ожидал Менедем. Он сказал: “Я рад, что вы больше не ссоритесь”. Это дало ему еще один повод улыбнуться Баукис. Это дало ей еще один повод улыбнуться в ответ. И никто, кто видел их или слушал, не смог бы заметить ничего необычного.

Соклей держал своего племянника с преувеличенной осторожностью, как будто боялся, что Полидор вот-вот выпрыгнет у него из рук и шлепнется головой вперед на грязь внутреннего двора дома Дамонакса. Несмотря на всю его заботу, Эринна и кормилица вертелись рядом, готовые выхватить ребенка из его неопытных рук.

Пытаясь заверить их, что у него есть хоть какое-то представление о том, что он делает, он сказал: “Он определенно выглядит намного лучше, чем сразу после рождения”.

Его сестра нахмурилась. “Что с ним было не так сразу после его рождения?” спросила она раздраженным тоном.

“Да будет вам известно, он выглядел просто прекрасно”, - добавила кормилица.

“Хорошо. Хорошо. Прекрасно. Я ничего такого не имел в виду”, - поспешно сказал Соклей. Женщины расслабились. Соклей посмотрел на Полидора сверху вниз. Ребенок теперь был здорового розового цвета, а не красновато-фиолетового, каким он был раньше. Его головка имела почти конусообразную форму. Теперь он был намного круглее и становился еще круглее с каждым разом, когда Соклей видел его. Даже выражение его лица казалось более настороженным, менее растерянным, чем тогда, когда он впервые появился на свет.

Однако кое-что не изменилось. Соклей внезапно осознал, что тряпки вокруг живота ребенка были влажными. Он сунул Полидора кормилице и вытер руки о свой хитон.

“Ну, ну”, - сказала женщина ребенку. “Мы позаботимся об этом. Ты ни о чем не беспокойся”. Она унесла его.

Когда она вернулась, она села на скамью, спустила свой хитон с одного плеча и дала Полидору свою грудь. Соклей наблюдал, как младенец сосет, заинтересованный процессом не меньше, чем голой грудью. Он также слушал, как кормит грудью его племянник; он и не подозревал, что это может быть так шумно. Он мог слышать каждый глоток, который делал Полидор. Затем ребенок неправильно сглотнул и подавился. Кормилица отняла его от груди и прижала к своему плечу, похлопывая по спине, пока он не срыгнул: на удивление громкий, на удивление глубокий звук. Затем она привела его вниз и позволила ему еще немного поухаживать.

“Ты скоро отплывешь, не так ли?” Спросила Эринна.

“Что?” Когда Соклей концентрировался на чем-то, он делал это, исключая все остальное вокруг него. Ему пришлось сделать паузу и заставить себя вспомнить, что сказала его сестра, прежде чем он смог наклонить голову и ответить: “Да, очень скоро, особенно если погода останется такой же хорошей, как эта. Афины!” Он не мог сдержать волнения в своем голосе.

“Афины”. Голос Эринны звучал смиренно - или это была просто тоска? Для нее уход из дома мужа был приключением. Отплыть в другой город? Когда она вернулась в дом Лисистрата после потери первого мужа, она с бесконечным восхищением слушала, как Соклей рассказывал ей истории о далеких местах, которые он видел. При ограниченной жизни, которую респектабельные женщины вели среди эллинов, слушать было всем, что она могла делать. Она никогда не увидит отдаленные места сама.

Соклей смотрел на нее с некоторым беспокойством. Как и он, она всегда была худощавой. Однако сейчас она все еще сохранила ту плоть, которой обзавелась, когда носила Полидора. На его взгляд, это платье не подходило к ее фигуре: казалось добавленным, а не естественной частью ее. “Как ты, моя дорогая?” спросил он, надеясь, что его беспокойство не было заметно.

“Устала”, - сразу ответила она. “После того, как у тебя появляется ребенок, ты чувствуешь себя так, словно кто-то обрушил на тебя стену. Я не думаю, что ты можешь с этим поделать”.

“О, да”. Кормилица опустила голову. “Это правда, клянусь богами”.

“Что… На что это похоже? Я имею в виду рождение ребенка”, - нерешительно спросил Соклей. Как это часто бывало, любопытство и приличия боролись в нем. На этот раз любопытство победило.

Не то чтобы это его сильно задело. Эринна только рассмеялась. “Это ни на что не похоже ”, - сказала она. “Это самое трудное, что я когда-либо делала. Я думаю, это самое трудное, что кто-либо может сделать ”.

“О, да”, - снова сказала кормилица, а затем мягко: “На что это похоже?’ Мужчины!” Ей не нужно было беспокоиться о том, чтобы поддерживать сладость Соклея.

“Я не могу точно знать, пока не спрошу, не так ли?” - сказал он, уязвленный презрением в ее голосе.

Если он думал, что его вопрос принесет ему меньше пользы, то быстро обнаружил, что ошибался. “Мужчины!” - снова сказала кормилица, на этот раз не потрудившись понизить голос. “Чего ты не понимаешь, так это того, что ты не можешь знать, даже если спросишь”.

“Боюсь, Горгия права”. Голос Эринны звучал печально. Она знала о неумолимом желании Соклея разузнать все, что только возможно. Грустно это или нет, но здесь она покачала головой. “Если у тебя самой не было ребенка, ты не могла знать, на что это было похоже. Ты не такая.. снаряженный для этого ”. Это заставило кормилицу -Горгию - захихикать.

Это разозлило Соклея, по крайней мере на мгновение. “Но...” - начал он. Затем он развел руками, признавая поражение. “Нет, я полагаю, что нет, не больше, чем ты можешь понять, на что похоже отращивание бороды”. Он почесал свой собственный волосатый подбородок. Большинство эллинов его поколения, в том числе Менедем, брили лица, как это делал Александр. Соклей думал, что борода делает его похожим на философа. Возможно, он был прав.

Кто-то постучал во входную дверь. Эринна сказала: “Это Дамонакс - я знаю его стук”. По тому, как один из домашних рабов поспешил ко входу, он тоже узнал стук своего хозяина.

Дверь заскрипела, поворачиваясь на шарнирах, вмонтированных в пол и перемычку над ним. Домашний раб заговорил с Дамонаксом слишком тихим голосом, чтобы Соклей мог разобрать, что он сказал. Однако ему не нужно было изучать логику, чтобы понять, что это должно было быть, потому что Дамонакс ответил: “Он такой? Что ж, хорошо. Я все равно собирался поговорить с ним в течение последних нескольких дней ”.

Муж Эринны вошел во двор. Он был красивым мужчиной выше среднего роста, хотя и не таким высоким, как Соклей. В отличие от своего шурина, он держался с видом человека, который знает, что он кто-то. Его хитон был из тонкой, мягкой белой шерсти. Золотое кольцо на указательном пальце его правой руки сверкнуло на солнце. Соклей улыбнулся про себя. Дамонакс выглядел и действовал как богатый человек, как и подобает тому, чье богатство заключалось в земле. Но Соклей знал, чья семья действительно была в лучшем положении.

“Привет”, - сказал Дамонакс с улыбкой, обнажившей зубы, которые он изо всех сил старался сохранить белыми. “Как у тебя сегодня дела?”

“Отлично, спасибо”. Соклей протянул руку. “А ты?”

“Лучше и быть не может”. Дамонакс пожал ее: твердая, мужественная хватка. Как и Соклей, он учился в Ликейоне. Также как и Соклей, он приправил дорический диалект Родоса сильным аттическим акцентом. “Что ты думаешь о своем племяннике в эти дни?”