Совы в Афинах

“Да, господин”, - пробормотал Сикон: один из немногих случаев, когда Менедем слышал от него признание в том, что он раб, а не хозяин в доме.

Филодем также услышал это подчинение, услышал его и воспринял как должное. Его внимание снова переключилось на Менедема. “Мы говорим о тебе”, - повторил он. “Я хочу, чтобы с этого момента ты вел себя респектабельно. Ты меня слышишь?”

“Да, отец”. Все, чего хотел Менедем, это сбежать. Он сказал правду: он действительно слышал своего отца. Что касается респектабельного поведения ... после прошлой ночи для этого слишком поздно. Или так и было? Что такое респектабельность, но не быть пойманным? Никто не знал, что произошло, кроме него и Баукиса. Пока это оставалось правдой, он мог продолжать жить под одной крышей со своим отцом. Он сказал: “Я сделаю все, что в моих силах”.

Грубовато Филодем сказал: “Тебе лучше”. Но его голос звучал, по крайней мере, немного смягченно. Возможно, он не ожидал даже такого. Тьфу, развернулся на каблуках и вышел из кухни.

После того, как Менедем закончил завтракать, он вернулся во внутренний двор. Он не прошел и пары шагов, как остановился как вкопанный. Вместе со своим отцом Баукис стоял там, глядя на растение в саду. Она побледнела, когда увидела его. Натуральные. Ты должен вести себя естественно, крикнул он себе. “Добрый день”, - сказал он, надеясь, что его голос не слишком дрожит.

“Приветствую”, - выдавила она чем-то похожим на свой обычный тон.

К огромному облегчению Менедема, его отец не заметил ничего необычного. Филодем сказал: “Теперь, когда прошел небольшой дождь, все начинает прорастать”.

“Они, безусловно, такие”, - согласился Менедем. Баукис посмотрела вниз, на свои ноги. Менедем вспомнил, как стоял позади нее, и… Он почувствовал, как его лицо запылало. Продолжать жить так, как будто ничего не случилось, будет труднее, чем он когда-либо мечтал. Если он не предаст себя, это может сделать жена его отца. Ей всего семнадцать, напомнил он себе. Да, она женщина, но едва.

Возможно, боясь выдать игру, Баукис ретировался в дом. Отец Менедема набросился на него. “Теперь, когда ты проспал полдня, как ленивая собака, что ты будешь делать с остальным?”

“Я не знаю, отец. Я собирался выйти в город”, - ответил Менедем.

“И отправляйся на поиски дома женщины, которую ты развратил прошлой ночью?” Сказал Филодем. “Тебе было недостаточно одного раза, чтобы удовлетворить себя? Сколько проблем ты себе накличешь?“

Одного раза было недостаточно, подумал Менедем. вслух он сказал: “Я знаю, где она живет, но я и близко не собираюсь туда приближаться”. Это была правда, но обманчивая правда. Это заставило его отца закатить глаза. Менедем продолжал: “Клянусь Зевсом эгиды, отец, я не знаю”. Клятва заставила Филодема отнестись к нему немного серьезнее. Он добавил: “Моя жизнь стала бы сложнее, чем она того стоит, если бы я это сделал”.

“Ну, по крайней мере, ты это понимаешь”, - сказал Филодем. “Я думал, ты будешь слеп к этому, как обычно бывают кокарды. Тогда продолжай”.

Менедем ушел, изо всех сил стараясь прогуливаться, а не убегать. Оказавшись на улице, он громко и протяжно вздохнул. Нет, он еще не начал осознавать, насколько это будет тяжело.

Были годы, когда вид "Афродиты", вытащенной из воды в Большой гавани Родоса, приводил Соклея в уныние. Сейчас это казалось менее правдивым, чем в былые времена. Он думал о торговой галере как о чем-то почти волшебном: подобно крылатым сандалиям Гермеса, она могла унести его в страны незнакомые и таинственные, и что могло быть чудеснее этого? После возвращения в Афины, в полис, по которому он тосковал, как человек, оплакивающий потерянную любовь, он думал, что у него есть ответ на этот вопрос, которого у него не было раньше. Что может быть чудеснее, чем отправиться в странные и таинственные земли? Возвращение в дом, который ты любил.

Плотник Хремес помахал Соклею. “Приветствую тебя, сын Лисистрата. Как ты сегодня?”

“Что ж, спасибо”, - ответил Соклей. “А ты сам?” “Довольно хорошо”, - сказал Хремес. “Мой сын подарил мне внука этим летом, пока ты был на море”.

“Поздравляю!” Сказал Соклей. “Ты молод, чтобы быть дедушкой”. Это был не пустой комплимент; он сомневался, что Хремесу было намного больше пятидесяти, а большинство мужчин среди эллинов не женились до тридцати или около того.

И действительно, плотник усмехнулся со смесью смущения и гордости. “Я скажу тебе, что это такое: мы горячая компания, моя семья. Мне так понравилась мысль о том, чтобы трахнуться, не заплатив за это, что я уговорила своего отца разрешить мне выйти замуж пораньше. И Аристион, он такой же. Мне пришлось выдать его замуж. Я боялся, что из-за него какая-нибудь респектабельная девушка попадет в беду.”

“Ты этого не хочешь”, - согласился Соклей. “Вражда между семьями никому не приносит пользы”.

Они поболтали еще немного, затем разошлись в разные стороны. Соклей побрел на юг вдоль края Большой гавани, разглядывая корабли, пришвартованные у причалов или вытащенные на сушу. Большинство из них были ему так же знакомы, как знакомые, которых он мог встретить на агоре. Время от времени он отмечал одну, которая проделала какую-то серьезную работу с тех пор, как он видел ее в последний раз. Он начал с того же удивления, которое мог бы выказать, увидев лысого мужчину, который вышел в парике.

Он также увидел несколько новых для него кораблей. Одна из них, в частности, заставила его задуматься: торговая галера, больше, чем "Афродита    , и достаточно тонкая, чтобы сойти за пиратский корабль. Указывая на нее, он спросил у отдыхающего в гавани: “Что это за корабль, о лучший?”

Мужчина не ответил. Возможно, он страдал глухотой или, возможно, идиотизмом. Возможно, был, но не был. Соклей точно знал, в чем заключалась его проблема. Оболос совершил чудесное исцеление. Как только бездельник отправил в рот маленькую серебряную монетку, он сказал: “Это Талия, друг”.

“Изобилие, а? Хорошее название для торгового судна”, - сказал Соклей. “Кому оно принадлежит?”

Он задавался вопросом, хватит ли у другого родосца высокомерия попытаться выжать из него второй оболос. Парень начал было, потом явно передумал. Он сказал: “Она принадлежит Родоклу, сыну Симоса”.

“Знает ли она?” Спросил Соклей, и бездельник опустил голову. “Значит, он получил немного серебра”. Родокл был конкурентом. До сих пор он никогда не был серьезным конкурентом. Все его корабли были старше и меньше, чем "Афродита " и другие суда, принадлежавшие Филодему и Лисистрату. Талия , однако, могла отправиться в любое место Внутреннего моря и могла добраться туда, куда направлялась, так же быстро, как и все, что находится на плаву.

Соклей задумчиво спросил: “У него есть другие, похожие на нее?”

На этот раз другой мужчина подставился. Вместо того, чтобы заплатить ему снова, Соклей повернулся к нему спиной. За это он заслужил несколько самых горячих, земных проклятий, которые когда-либо получал. Он проигнорировал их и ушел. Лежак выругался громче, что не принесло ему денег.

Соклей остановился у большого ветхого склада, всего в нескольких шагах от моря. Там никто не шелохнулся, пока он не просунул голову в дверной проем и не крикнул: “Кто-то раздает украшенные чашки для питья на агоре”.