Сквозь тьму

“Ты не захочешь этого знать”, - воскликнул Тразоне.

“Примерно то, что вы предполагаете”, - ответил солдат у котелка с супом. “Старые кости, несколько очистков от репы”. Это означало, что порция была хорошей. В последнее время у него часто не было никаких пилингов, чтобы придать ему густоты. Иногда в нем тоже не было косточек, и это была всего лишь горячая вода, приправленная тем, что прилипло к стенкам кастрюли из предыдущей партии.

“Какие кости?” Панфило настаивал. Тразоне покачал головой.Чем меньше он знал о том, что влил себе в горло, тем лучше. Но Панфило, болезненно или нет, было любопытно: “И сколько им лет?”

“Все, что мы смогли откопать”, - пришел ответ. “И они были заморожены с тех пор, как были убиты те звери, которым они принадлежали, так что какая разница?" Возвращайся и поешь, если хочешь. В противном случае ты можешь продолжать голодать”.

“Мы продолжаем голодать, даже если у нас есть суп, потому что в нем нет ничего настоящего”, - сказал Тразоне. Панфило кивнул; он тоже это знал. Десантник продолжал: “Стоит ли удивляться, что мы тайком выбираемся и убиваем жителей Ункерланта ради того, чтобы у них было немного черного хлеба и колбасы?”Он вздохнул. Он был на передовой, что означало, что он должен был получать пару унций хлеба каждый день. Иногда он получал. Чаще он этого не делал.

Панфило сказал: “Я возвращаюсь туда. То, как мой желудок гложет мою спину, говорит о том, что все лучше, чем ничего”.

“Не с тем, что будет в этом горшке”, - предсказал Тразоне, но его собственный живот урчал, как у одного из волков, которые рыскали по равнинам и лесам Ункерлантера. Беспристрастно проклиная ункерлантцев и своих собственных офицеров, он пополз за сержантом. Яйца продолжали разлетаться во все стороны. К этому времени он уже ничего не боялся, или почти ничего. Если бы кто-то ворвался на него сверху и прикончил его, это было бы не так уж и много.

Панфило уже наливал суп в жестянку из-под каши, когда Тразоне вернулся к яме в земле, где был разведен костер. Сержант закончил, вытер рот рукавом грязной туники и сказал: “Ты прав - это довольно плохо. Я все еще рад, что получил это”.

Тразоне понюхал горшок. Повар сказал не всю правду.У некоторых костей там было время начать портиться, прежде чем они замерзли.Ничто другое не могло объяснить слабый запах разложения, который достиг его носа. Но он тоже протянул свою жестянку из-под каши. Если бы суп отравил его, он бы тоже не сильно отравился.

Как и Панфило, он проглотил жидкость залпом. На вкус она была противной, но, возможно, не такой противной, как он ожидал. И там были очистки от репы; ему действительно пришлось пережевывать пару раз. В конце концов, повар не лгал. Кожура могла создать хоть малую толику иллюзии полноты. И суп был горячим. Это, по крайней мере, было настоящим.

Когда он опустошил жестянку из-под каши, он сказал: “Силы небесные, это попало в точку. Это точно попало. Теперь, где игристое вино и красивые закуски к нему?”

“Не бывает таких вещей, как красивые ункерлантские бабы”, - сказал повар, и Тразоне с Панфило одновременно кивнули. Это был символ веры у алгарвейских солдат на западе. Это не помешало Тразоне навестить братьев, которых его начальство организовало в Ункерланте, хотя обычно он выбирал каунианок, когда таковые имелись. В Зулингене нет борделей. В Инсулингене вообще нет женщин, разве что несколько ункерлантцев все еще выжили в потайных подвалах.

“Возвращаемся на нашу позицию”, - сказал Панфило. Трасоне кивнул. Там было не более опасно, чем здесь.

Они недолго пробыли в разрушенной хижине, прежде чем шквал яиц, и без того обильных, усилился. Сквозь -возможно, вокруг - разрывов Трасоне услышал пронзительные свистки ункерлантских офицеров. “Они идут!” - прокричал он, и это был далеко не единственный крик, раздавшийся вдоль альгарвейской линии.

И ункерлантцы приближались, пробираясь через руины того, что когда-то было тихим прибрежным городом, ныряя в ямы и за груды обломков, а затем выныривая, пылая. Некоторые бежали, согнувшись в поясе, другие прямо вверх и вниз. Трасоне стрелял в людей, которые пытались сделать себя меньшими мишенями. Это были те, кто, скорее всего, были ветеранами, те, кто, вероятно, был бы более опасен, окажись они среди альгарвейцев.

Солдаты Свеммеля предпринимали одну из таких атак каждые несколько дней.Иногда люди Мезенцио отбрасывали их с большими потерями. Иногда они попадали к альгарвейцам и откусывали очередной кусок Сулингена. Сначала Трасоне думал, что это будет еще один раз, когда ункерлантцы потратили жизни и ушли ни с чем, чтобы показать это. Они падали в большом количестве; каждое их продвижение происходило по телам убитых. Они тратили жизни так же, как он тратил свои деньги, когда получал отпуск.

Он не думал, что получит еще какой-нибудь отпуск. И он понял, что дела идут не так хорошо, как он думал, когда альгарвейские яйцекладущие вступили в бой справа от него. Если дела не шли плохо, его соотечественники запасали яйца, которые у них оставались.

С таким же успехом они могли бы припрятать их, потому что ункерлантцы ворвались в альгарвейские траншеи, несмотря на бледный ответ на их собственный почти непрекращающийся заградительный огонь. “Урра!” - закричали они. “Свеммель!” Теперь, когда сражение возобновилось, они перестали спрашивать, хотят ли альгарвейцы сдаться.

“Мы должны удержать их!” - крикнул сержант Панфило стольким бойцам своего отделения, которые, возможно, еще были живы. “Мы должны удержать их прямо здесь. Если они прорвутся мимо нас и доберутся до Волтера, они сократят армию пополам”.

“Кроме того, ” добавил Тразоне тихим голосом, “ нам все равно некуда бежать”.

“Металлургический завод”, - сказал Панфило, но его сердце было не в этом. Множество альгарвейских солдат уже укрылось там, поскольку они находились в развалинах огромного зернохранилища неподалеку. Но даже если солдаты передовой побежали туда, какова была вероятность, что они успеют сделать это до того, как альгарвейцы накроют их?Не очень, и Тразоне, и Панфило оба знали это.

Развернувшись, Трасоне выстрелил в ункерлантца, надвигавшегося на него с востока - и действительно, люди Свеммеля прорвали линию альгарвейцев. Человек упал, то ли охваченный пламенем, то ли просто нырнувший в укрытие, Тразоне не знал. Юнкерлантер не выстрелил в ответ, так что, возможно, Тразоне поймал его. В краткой тишине он спросил Панфило: “Помнишь Теальдо?”

“Да, бедняга”, - ответил сержант. “Он мертв уже год - больше того, я полагаю. Почему ты вдруг вспомнил о нем?”

“Он был в поле зрения Котбуса, когда падал. Вот как близко он подошел. Вот как близко мы подошли”, - добавил Тразоне, поскольку ни один альгарвейец не смог увидеть больше, чем мельком башни столицы Ункерланта. “Ну вот, во всяком случае, мы добрались до самого Зулингена”.

“Да, мы прошли весь путь внутрь”, - сказал Панфило. “Мы прошли весь путь, но мы больше не выйдем”.

Прежде чем Тразоне успел что-либо сказать, несколько эскадрилий "юнкерлантерских драконов" низко пролетели над сражающимися альгарвейцами, сбрасывая на них все больше яиц и сжигая солдат пламенем, тем более сильным, что они были заправлены ртутью с Мамминг-Хиллз - ртутью, которая привела альгарвейцев в Сулинген, и которую Альгарве теперь никогда не будет использовать. Люди Свеммеля становились все лучше в объединении фрагментов своих атак. Они не были так хороши, как альгарвейцы, но им и не нужно было быть такими. У них было больше запаса на случай ошибки.