Территория сердца

— Паш, мы готовы, помоги выйти! — крикнула я.

Павел был рядом, почти взвалил на себя Сашу и вытащил на улицу.

Мы двигались медленно, шаг за шагом, через этот заснеженный ад, заливаемый ярким солнцем. Каждое движение Саши отдавало болью, и я это знала, чувствовала. Его тяжесть на моём плече становилась всё ощутимее, но он не сдавался, шагал вперёд, стиснув зубы и не проронив ни звука. Паша, хоть и выглядел растерянным и измотанным, тащил Михаила, застревая в снегу, но не останавливался, будто весь его страх и паника растворились в сознании о необходимости выжить.

— Ещё немного, Паш, — крикнула я, поддерживая его. — Нам нужно дойти, мы почти!

Я видела огонь костра впереди. Это было наше спасение, маленькая точка тепла в бескрайнем холоде.

Около костра я почти упала на колени. Саша тяжело осел рядом.

— Это вы сделали? — только и спросил он.

Я фыркнула.

Паша тяжело упал рядом с нами, устроив Михаила на свободном кусочке земли у самого огня.

Отдышавшись несколько минут, я подняла голову.

— Паш, хватит сидеть, давай, разгребай дальше, иначе за ночь отморозим себе…. Все. Нужна площадь два на два, тогда разместимся все.

— Ну ты и сука все-таки…. — выдохнул он, тяжело поднимаясь.

— А то! — ухмыльнулась я, через силу — шевели жопой, кобелек! Разгребай, Паш…. Иначе нам пиздец.

Саша покачал головой.

— Помою тебе рот с мылом, когда вернемся.

Я рассмеялась, хотя смех был нервным и немного вымученным, близкий к истерическому — ситуация, мягко говоря, не располагала к шуткам, но это была наша защита от страха и отчаяния.

Паша работал молча, но довольно быстро. Разгреб даже больше, чем было нужно, но это было очень хорошо. Я накидала еще валежника на большую площадь и подожгла — нам нужно было прогреть и высушить землю, на которой мы будем спать. Огонь полыхал так жарко, что скоро Паша скинул куртку, а Саша переместился чуть дальше.

Я снова, снова и снова ходила в лес, принося охапки лапника в огромных количествах.

Три раза сходила до вертолета, протоптав к нему приличную дорожку, принесла веревки, аптечку, всю свободную одежду и кружки пилотов, справедливо полагая, что им они больше не понадобятся, сигнальные ракеты.

— Паш… — выдохнула и опустилась на землю, почти теплую от огромного кострища. Силы были на исходе. Ужасно хотелось есть…. — ты не знаешь…. Никто еду не брал? Ничего подобного не везли на буровую?

— Увы, Зара…. — он упал рядом. — везли оборудование… чертовски дорогое….

— Ебать оно нам щас поможет, — вырвалось у меня, но тихо, чтоб не услышал Саша. Было все-таки немного стыдно за свой язык. — Так, пока есть силы, пошли за мной.

Я потащила его в лес. Нам нужны были две сосны, желательно довольно толстые. Или одна, но длинная, чтоб разбить на две части.

— Что ты собираешься делать? — тихо спросил парень.

— Нодью, — ответила я коротко. — И экраны. Иначе ночью нам пи…. Будет плохо.

— Ничего не понял, но уже верю.

Выбрали две подходящие сосны в полтора метра длиной и перетащили их к стоянке. После еще несколько палок для экранов. Как учил отец быстро собрала конструкцию для костра, и после мы разгребли то, что осталось от большого костерища. На улице быстро темнело, поэтому я в первую очередь установила нодью, разведя новый живительный огонь.

На прогретую землю набросала лапника, застелив его вертолетными чехлами. Белый как мел Саша, тем временем, присматривал за Михаилом, который то приходил в себя, то снова терял сознание. Вдвоем с Пашей мы перенесли его на лежбище.

— Паш… — я посмотрела в гаснущее небо, — у нас мало времени, нужно делать экраны. Смотри, что я делаю и делай тоже самое.

Я быстро связала между собой несколько палок, натянув между ними веревки. Прикрутила экраны к стоящим рядом деревьям так, чтобы они были вдоль уложенных в костер сосен. А после набросала на них максимальное количество лапника. Получился экран, который тот час начал отражать тепло нодьи.

Паша молча смотрел, как я собираю экран, а затем начал делать то же самое, хоть и медленнее. Его руки дрожали от усталости, но он не останавливался. В лесу уже почти стемнело, и каждый звук ветра или скрип снега заставлял меня напрягаться ещё больше. Время поджимало, и нам нужно было закончить работу как можно быстрее.

Наконец, и второй экран был готов и установлен. Тепло от костра стало значительно ощутимее, и это давало надежду. Лапник, на котором лежали Саша и Михаил, тоже прогрелся.

— Сколько у нас времени? — спросил Паша, присаживаясь рядом со мной, его лицо было напряжённым.

— Не знаю точно, часов на 12 хватит, — мне казалось в теле нет ни одной мышцы, которая бы не болела, голова кружилась от голода.

Я легла рядом с Сашей, чувствуя его тепло. Он открыл глаза и едва приподнялся на локтях.

— Я подвел тебя, мышонок…. — тихо сказал он.

Я замерла, услышав его тихие слова. Внутри всё сжалось от их смысла. Саша, всегда такой сильный и уверенный, лежал рядом, слабый и раненый, и казалось, что он потерял не только силы, но и веру в себя.

— Саш, — тихо начала я, чувствуя, как мой голос дрожит от усталости и эмоций. — Ты никого не подвёл. Мы живы. Мы держимся. Это самое главное. Нас должны уже искать…. Паша… Паша, скотина, ты уснул что ли?

— Не дергай его, Лучик, — тихо попросил Саша, — поспи сама, я подежурю. Все равно никакого толку от меня больше нет…

Я прижалась ближе к нему, чувствуя, как его рука слабо лежит на моей. Его слова резали, наполненные горечью, но я знала, что он просто не может смириться с ситуацией, когда не может контролировать все вокруг, как обычно.

— Ты мне нужен, Саш…. Просто нужен, понимаешь. Если я…. если с тобой…. Я жить не смогу, — слова вырвались сами собой, понеслись вперед головы. — И не захочу, понимаешь ты это? Там, в вертолете, когда я думала, что у тебя перебита артерия… я умирала вместе с тобой! Думала, что если ты… я лягу рядом и больше не встану. Смерть от мороза — она легкая….

Саша смотрел на меня с широко раскрытыми глазами, его дыхание стало тяжёлым, словно он пытался осмыслить мои слова. Лицо его побледнело ещё больше, если это вообще было возможно. Он медленно потянулся ко мне, сжал мою руку крепче, и я чувствовала, как его пальцы дрожат.

— Нет, Лучик, — прошептал он, его голос звучал глухо, пропитан болью. — Не говори так, пожалуйста. Смерть… — он с трудом сглотнул, — это не выход. Ты сильная, ты всегда была сильной. Если меня не станет… — он замолчал, явно борясь с собственной болью. — Если меня не станет, ты должна продолжать жить.

— Да хрен-то там я кому-то что-то должна! Если моя судьба терять тех, кого люблю — да к херам такую жизнь! — я почти кричала шёпотом, впрочем, могла бы и во все горло — никого бы не потревожила.

— Значит, все-таки любишь? — вдруг спросил Саша, натужно улыбаясь.

Слова Саши будто ударили меня в самое сердце. Я замерла, его слабая, натужная улыбка, даже в этой ситуации, вызывала во мне столько эмоций, что я не могла сдержаться. Слёзы текли по моим щекам, и я даже не пыталась их вытереть.

— Да, — выдохнула я, едва дыша от переполняющих меня чувств. — Люблю… Твою чертову уверенность, твою силу… и твою слабость тоже, когда ты её показываешь. Люблю твою гордость и твою деликатность, твое терпение и даже твое похмелье люблю.

— Ну, мышка, выбора ты мне не оставила — придется выжить.